есию? Это не выглядело слишком странным.
— Что объединяет вас с людьми, которые меня похитили? — спросил я. — Они ваши слуги?
— В этом деле они наши союзники, — ответил Сепирис. — Как и вы сами, граф Ульрик.
— Меня принудили силой.
— Лишь немногие из нас участвуют в этой войне по своей воле, — сказал Сепирис, оглянувшись. — У нее нет ни начала, ни конца, сэр Воитель. Мы можем рассчитывать лишь на недолгие периоды затишья.
Мы оказались у огромного каменного столба, покрытого от подножья до вершины искусной резьбой, изображавшей различные сцены в миниатюре. Его форма была смутно знакома мне и будила полузабытые воспоминания. Сепирис повернулся, раскинул руки и заговорил мерным речетативом. Звук возвращался к нам эхом, будто струна, настроенная в унисон с его голосом.
Огромный столб дрогнул. Вырезанные на нем сцены заколыхались и на мгновение ожили. Я увидел величественные сражения и мирных сборщиков урожая, увидел ужас и радость. Потом песня закончилась, столб замер в неподвижности…
Но я заметил, что он придвинулся к нам; позади него возник темный прямоугольник. Дверь! Очевидно, Сепирис открыл ее одной лишь силой своего голоса. Я вновь ощутил мысленный толчок, но не мог связать его с какими-либо воспоминаниями; это было все то же чувство «дежавю». Я не сомневался, что его породила моя общность с Эльриком Мелнибонэйским, моим получеловеческим вторым «я». Было неприятно сознавать, что я рыщу в памяти другого существа, с которым делил душу и разум и от которого — теперь это было совершенно ясно — никогда полностью не избавлюсь.
Вынув из настенного кольца пылающий факел, чернокожий гигант жестом велел мне идти за ним.
Малиновый огонь плясал по камням, выхватывая из темноты множество реалистичных резных картин. Вероятно, здесь была отображена вся история мультивселенной. Я спросил Сепириса, чьи это творения — должно быть, его предков? Он склонил голову:
— Когда-то у нас было больше свободного времени.
Жаркий душный воздух стал очень холодным. Я невольно вздрогнул. Я ничуть не удивился бы, узнав, что мы находимся в склепе, полном набальзамированных тел. Однако нависавшие надо мной фигуры были вырезаны из того же обсидиана, что и те, которые я видел прежде.
Казалось, мы шагали среди них несколько часов, и наконец оказались у арки, высоты которой хватало лишь, чтобы Сепирис мой пройти под ней не наклоняясь. Он приподнял факел, и лица на стенах задвигались, становясь из серьезных насмешливыми. Я не мог отделаться от мысли, что они следят за мной. Я вспомнил, что офф-моо умели до такой степени замедлять свои жизненные процессы, что в сущности становились каменными.
Неужели этим свойством обладает и народ лорда Сепириса?
Однако я сразу отвлекся от резных лиц и обратил внимание на дальнюю стену и пластину из материала, напоминавшего кованую медь. К ней был прикреплен знакомый мне предмет. Это был наш старый семейный меч, который, как я полагал, находился в руках коммунистов.
Он висел на медной пластине, отражавшей колышущееся пламя факела.
Черная сталь, полная чуждой жизненной энергии, прилегала к меди, словно к магниту. Я был готов поклясться, что заметил в черном металле движущиеся руны. Потом я решил, что это всего лишь отражение света факела. Я опять поежился, но на сей раз виной тому был не холод, а воспоминания.
Равенбранд был семейным достоянием, но я почти не знал его историю, только то, что он каким-то образом является тем же мечом, что и Буреносец Эльрика. В моем мире он обладал сверхъестественными качествами, однако в его собственном мире, как мне было известно, могущество Равенбранда бесконечно возрастало.
Как только я увидел клинок, у меня возникло неодолимое желание взять его в руки. Я еще не забыл кровавые схватки, возбуждение, которое охватывало меня в бою, я помнил, какая это радость — испытывать свою отвагу в столкновении с опасностями естественных и сверхъестественных миров. Я буквально физически ощутил наслаждение. Я схватил меч за рукоять, не отдавая себе отчет в том, что делаю. Однако понятия о приличиях заставили меня разжать пальцы.
Лорд Сепирис смотрел на меня с прежним чуть насмешливым выражением, но когда он заговорил, в его голосе явно угадывалась печаль:
— Вы возьмете его. Нести Буреносец — ваша судьба.
— Моя судьба? Вы путаете меня с Эльриком. Разве это не его клинок?
— Он полагает, что ищет свой меч.
— И что же? Найдет?
— Когда вы встретите его самого…
Я подумал, что Сепирис намеренно пытается сбить меня с толку.
— У меня никогда возникало желания служить вашим посыльным.
— Конечно. Именно поэтому я распорядился подготовить вашего коня.
Наши скакуны славятся своими достоинствами. Идемте. Пока мы оставим клинок на месте и поспешим в конюшни. Если повезет, мы там кое-кого встретим.
Глава 16Игрушка судьбы
Если скажешь мое имя
Скажешь кто я и откуда -
Расскажу о Пукавачи,
Отведу вас к их жилищам.
Покажу вам, что украсть.
У. С. Харт, "Видения Виннебаго"
Я уже успел привыкнуть к причудливым фантастическим картинам города, но нихрэйнские конюшни оказались для меня полной неожиданностью. Город почти целиком помещался в огромных причудливо высеченных пещерах. Мы прошагали несколько миль по запутанным туннелям и коридорам, сплошь покрытым резными тревожащими душу изображениями.
В туманном воздухе витал явственный запах серы, и мне было трудно дышать. Лорд Сепирис двигался быстрой размашистой походкой.
Постепенно потолки становились выше, а проходы — шире. У меня возникло впечатление, что мы входим в центр города. Пещеры, которые мы уже миновали, были всего лишь его предместьями. Резные изображения здесь были древнее, камни стерлись от времени, многие из них потрескались. В окнах, дверях и трещинах под нашими ногами горел вулканический огонь, освещая пустынные пространства, казавшиеся давно заброшенными. Вместо умиротворения пещер офф-моо здесь царил запах смерти, столь крепкий, что камни словно пропитались им.
Мне чудились стоны и крики людей, умиравших страшной смертью, я словно воочию видел их отражения в базальтовых и обсидиановых стенах. Я не мог отделаться от мысли, что попал в ад.
Лорд Сепирис зажег своим факелом еще один, затем следующий и так далее, и наконец я увидел в мерцающем свете, что мы стоим у входа в огромный амфитеатр, похожий на испанскую арену для боя быков.
Пустые каменные скамьи ярус за ярусом уходили вверх в зловещую непроглядную темноту. Желтые языки пламени освещали сцену, которая и сама светилась изнутри дрожащим алым сиянием. Казалось, я стою на пороге какого-то странного некрополя. Сама наша жизнь словно оскорбляла это место, будто бы мы оказались нежеланными свидетелями предсмертных мучений. Даже Сепирис был подавлен царящими здесь страхом и печалью.
— Что здесь случилось? — спросил я.
— Ох… — Сепирис опустил голову. Он явно не мог подобрать нужных слов, и я решил не допытываться.
Мои ноги взметнули темную пыль. Она струилась, словно вода. Я подумал, что вся арена некогда была залита кровью, но мне было трудно представить, как это произошло. У меня не было чувства, что здесь сражались гладиаторы или показывали диких зверей.
— Что это за место? — поколебавшись, произнес я, сам не зная, хочу ли услышать ответ.
— В конце здесь произошло судилище, — сказал Сепирис. Он издал тяжелый полный печали вздох, показавшийся мне дуновением далекого ветра. — Все судьи здесь были безумны, а осужденные — невинны… — Он зашагал по сцене, направляясь к арке. — Это место, где был вынесен приговор, который отправил и судей, и обвиняемых на ужасную смерть.
Вот почему нас осталось только десять. Наша судьба, равно как и ваша, была предопределена, когда мы выковали мечи.
— Вы создали их? Вы добывали здесь металл?..
— Мы получили его из первого клинка. Война между Законом и Хаосом не утихала. Мы решили изготовить могучее оружие против любой из сторон. Мы ковали клинки, чтобы сражаться с тем из них, кто берет верх, угрожая поколебать Равновесие. С Хаосом, помогая Закону и с Законом, помогая Хаосу. Мы отдали немало сил, изготавливая их, и когда закончили, нам стало понятно, что мы нашли средство, которое может спасти миры и одновременно погубить их. В один из наших мечей вселилась загадочная сила. В остальном клинки были совершенно одинаковыми и сообщали своим владельцам невероятную жизненную энергию. Буреносец был другим. Мастера, изготовившие его и посредством магии вдохнувшие в него жизнь, поняли, что их изделие несет в себе зло. Сменявшие друг друга хозяева Буреносца обретали страсть к убийству, в то время как Скорбный, его брат-клинок, был лишен такого свойства. Честные кузнецы стали массовыми убийцами. Женщины убивали своих детей этим клинком. В конце концов было решено устроить суд над Буреносцем и его владельцами…
— Здесь?
Сепирис склонил голову в согласии.
— Здесь, в конюшнях, где мы тренировали и показывали лошадей. Мы любили своих прекрасных скакунов. Но другого подходящего места не нашлось. Когда-то здесь проходили конные состязания. Нихрэйнские лошади отличаются тем, что, находясь в одной плоскости, они одновременно существуют в другой. Очень полезное качество. И забавное. — Приятные воспоминания уняли печаль Сепириса, и он улыбнулся.
Потом, посерьезнев, он расправил плечи и хлопнул огромными ладонями.
В безмолвии пустого амфитеатра хлопок разнесся, словно выстрел. Он вызвал немедленный отклик.
Послышалось громкое фырканье и ржание, топот по твердой поверхности. Вновь раздалось ржание, и из арки вылетел конь невероятных размеров. Его грива развевалась, словно на ветру. Этот черный скакун был достаточно велик для самого Сепириса. Он отпрянул, поводя блестящими боками и взирая на нас свирепыми желтыми глазами. Его грива и хвост казались неистовым черным пламенем. Его ноздри нервно трепетали, но в повадке этого чудовищного скакуна угадывалось скорее нетерпение, чем злость. Однако стоило Сепирису произнести одно-единственное слово, и конь поверну