Я сказал, что, если мне не изменяет память, слово «какатанава» означает "народ кольца". Почему он назвал его "народом древа"?
Лобковиц улыбнулся.
— Дерево находится в кольце. Время — это кольцо, а дерево — это мультивселенная. Кольцо — это сфера, в которой заключено все.
Пространство — лишь одна из размерностей этой сферы.
— Пространство — одна из размерностей времени?
— Именно так. — Лобковиц просиял. — Как только вы это осознали, очень многое становится понятным.
От продолжения этой загадочной беседы меня избавил отрывистый вопль. У меня замерло сердце, я бросился к ближайшему балкону. На зазубренный горизонт наползали темные тучи, собираясь вокруг одного из самых высоких пиков. Они клубились, растягиваясь и сокращаясь, словно в судорожной попытке принять форму живого существа.
Подстегиваемые всеми ветрами, они образовали огромную фигуру лорда Шоашуана. Из нее вырвалась длинная вереница облаков и, промчавшись над озером и стенами города-крепости, хлестнула по нам словно бичом.
Мы не успели укрыться.
Даже у Сепирица остался тонкий рубец на шее- там, куда пришелся удар облаков. Мне почудился страх в его глазах, но когда я вновь на него посмотрел, он улыбался.
— Ваш старый друг ополчился против нас, — сказал Лобковиц. — Это первая проба его сил. Отныне нам не будет покоя. И если Гейнор Проклятый преуспеет, нам суждено вечно мучиться в предсмертной агонии.
Я приподнял брови. Лобковиц говорил совершенно серьезно.
— Если Равновесие будет уничтожено, время как таковое перестанет существовать. Это значит, что мы замрем на месте, сохраняя сознание, но неподвижные, и этот миг, предшествующий забвению, растянется для нас до бесконечности.
Забыв о еде, мы смотрели, как сине-черное пятно облаков сгущалось и перестраивалось вокруг горных вершин. В другой части галереи послышался крик, и мы увидели поверх огромных городских ворот исчезающую тропу, которую Айанаватта создал звуком своей флейты.
Она разлилась по льду словно испаряющаяся ртуть, и люди, шедшие по ней, перепрыгивали от одной лужицы к другой. Их фигурки казались крохотными. Это были не какатанава. Сначала я принял их за эскимосов в толстых меховых одеждах, но потом заметил, что у их предводителя нет лица. Там, где ему полагалось быть, сверкал отраженным светом столь знакомый мне зеркальный шлем. Рядом с ним шагал другой человек, которого я тоже помнил, а с другой стороны- мужчина меньшего роста, также знакомый мне. Но они были слишком далеко, чтобы рассмотреть их лица. Вне всяких сомнений это были воины человека в шлеме.
Те самые викинги, которые пытались помешать нам добраться до крепости.
— Время податливо, — сказал Лобковиц, предвосхищая мой вопрос. — Гейнор теперь зовется Гуннаром Обреченным. Он вновь собрал себя воедино, но не отваживается жить без шлема, поскольку все его лица существуют одновременно. Сейчас он находится в вашем двенадцатом веке, как и этот город, и многое другое…
Я повернулся к нему:
— Гуннар до сих пор ищет Грааль?
Лобковиц пожал плечами.
— Грааль нужен Клостерхейму. Он стремится к примирению, хотя и странным, извращенным способом. Гуннар ищет смерти с тем же упорством, как другие ищут сокровища. Но не только своей смерти. Он жаждет погубить все сущее. Только так он сможет оправдать самоубийство.
— Он мой двоюродный брат, но судя по всему, вы знаете его гораздо лучше. — Я пытался избавиться от медленно одолевавшего меня ужаса. — Где вы с ним познакомились? В Будапеште или в Вене?
— Гуннар, как и вы, вечен. У вас есть другие «я», другие воплощения, а у Гуннара — другие имена и множество разнообразных личин. Однако родственник, которого вы называете Гейнором фон Минктом, навсегда останется преступным Рыцарем Равновесия, который бросил Равновесию вызов и был повержен. И который вновь и вновь восстает против него.
— Люцифер?
— Видите ли, у каждого народа свой Люцифер.
— Он всегда терпит неудачу?
— Хотел бы я, чтобы это действительно было так, — ответил Лобковиц. — Я должен заметить, что он порой сознает собственную глупость и пытается внести коррективы в свои поступки. Но сейчас мы не можем надеяться на это, дорогой граф. — Он умолк и посмотрел в отверстие стены, опоясывавшей громадную пирамиду. — Гейнор и его спутники принесли в эту сферу могущественное колдовство.
— Как мы будем им сопротивляться? — Я окинул взглядом наш маленький отряд — чернокожего великана Сепирица, князя Лобковица, шамана Айанаватту и Белого Ворона. — Разве мы можем одолеть врага, столь превосходящего нас числом? Мы почти безоружны. Лорд Шоашуан накапливает силы, а нам нечего ему противопоставить. Где мой меч?
Сепириц посмотрел на Лобковица, Лобковиц — на Айанаватту и Белого Ворона, но те ничего не сказали. Сепириц пожал плечами.
— Ваш меч остался на льду. Мы не сможем добыть третий до тех пор, пока…
— Третий? — переспросил я.
Айанаватта указал себе за спину.
— Белый Ворон оставил свой клинок в седле Бес.
Его щит тоже там. Но в любом случае нам не хватает третьего предмета.
Вряд ли мы сумеем разбудить фурна, охраняющего Древо. Он умирает.
Вместе с ним умирает Древо. А с Древом- и Равновесие… — Он беспомощно вздохнул.
Тишину внезапно разорвал пронзительный визг, похожий на скрежет металла о металл, и на льду позади Гейнора и его людей, осторожно пробиравшихся по исчезающей тропе, начал сгущаться темный конус.
Я не сомневался, что мы сумеем одолеть викингов, однако то, что возникало за их спинами, внушало мне панический страх.
Оно вновь завизжало.
Этот звук был полон алчного предвкушения и насмешки. Разумеется, это был лорд Шоашуан. Он вернулся. Гейнор помог ему собраться с силами.
Белый Ворон отвернулся. Он был всерьез обеспокоен.
— Я принял облик ворона и искал своего отца на острове, надеясь, что он поможет нам. Надеясь, что он станет третьим. Но Клостерхейм поджидал меня и заманил в ловушку. Сначала я решил, что вы и есть мой отец.
Когда Клостерхейм покинул остров, там появились какатанава и спасли меня. Они освободили меня и отыскали вас. Но теперь я вижу, что мой отец где-то в другом месте. Он следовал путем своих грез, и его проглотило чудовище. Я думал, что он вернулся к Трону драконов, но даже если он сделал это, то почему-то ушел оттуда. Этого не должно было произойти. — Белый Ворон заговорил тише, с печалью в голосе:- Если я прав относительно того человека, то я не могу с ним сражаться. Я не могу сражаться с собственным отцом.
Я нахмурился:
— Эльрик — ваш отец?
Юноша рассмеялся:
— Нет, конечно. Мой отец — Садрик.
Айанаватта прикоснулся к его руке:
— Садрик мертв. Ты сам сказал, что его проглотил кинэбик.
Белый Ворон был изумлен до глубины души.
— Я сказал, что его проглотили. Но я не утверждал, что он мертв.
Глава 20Поиск пути
Пиво рекой и отблеск костров.
Под кроны деревьев тебя приведут.
Пусть Мать Голод не тронет наши дома,
Отец Мороз и Брат Смерть стороною пройдут.
Тянуться к небу деревья, к небу с элем подымем чаши.
Пусть правит добро и пройдут стороной все беды и горести наши.
Лорд Шоашуан не просто возник над исчезающей тропой. Он черпал энергию из окружающих гор. С севера, юга и запада набегали грозовые тучи. Их черно-серые массы, испещренные белыми точками, стремительно приближались к нам.
Смерч засасывал в себя глину и камни, и в его причудливом конусе появилось хохочущее безумное лицо, пылающее алчным гневом. Теперь Шоашуан был еще сильнее, чем прежде, когда мы с Оуной дали ему отпор. С каждой секундой он увеличивался в размерах. Куски льда взмывали с поверхности озера, подхваченные вихрем.
Вглядевшись в его толщу, я увидел там извивающиеся тела людей и животных, услышал их крики, которые сливались с яростным воем безжалостного Владыки ветров.
Внезапно осознав, кто перед ним возник, Белый Ворон нахмурился, пробормотал что-то себе под нос, повернулся и побежал по длинной изогнутой дороге, соединявшей ярусы города. Сепириц и Айанаватта закричали ему вслед, но он пропустил их слова мимо ушей, лишь бросил поверх плеча загадочную фразу и исчез из виду. Неужели он предал и покинул нас? Где сейчас Оуна? Грозит ли ей опасность? Может быть, Белый Ворон побежал к ней? Кого он принял за своего отца? Гейнора?
Каким образом Белый Ворон надеялся избежать столкновения с ним?
Задавать эти вопросы было бессмысленно. Даже Сепирис был потрясен тем, с какой быстротой проявлялся Шоашуан. Уже сейчас взбешенный Владыка ветров был вдесятеро сильнее, чем в ту пору, когда он преграждал нам дорогу по льду озера.
Князь Лобковиц с мрачным лицом торопливо зашагал вверх по террасам.
Мы поднимались все выше, но смерч увеличивался в размерах, не отставая от нас. По мере того как мы приближались к вершине города, дорожки становились все более узкими, а ветер облизывал нас, словно пробуя на вкус, играя с нами, давая понять, что от его ужасного разума, от его чудовищной разрушительной силы нет спасения.
В нас полетели куски земли и камни. Они выбивали искры из стен и ломали растения. Огромный валун просвистел у моего уха. В Сепириса попали два камня, и он еле устоял на ногах. Часть внешней стены обвалилась. Сквозь брешь я видел крохотные фигурки викингов, которые подходили все ближе, но пока мы могли их не опасаться. Мы не смогли бы дать отпор врагу, даже столкнувшись с ним лицом к лицу. У Сепириса не было меча. Если не считать лука Айанаватты и сабли Лобковица, мы были практически безоружны.
Мы оказались в башне с широким основанием, темно-красными стенами и синими полом и потолком. Спиральная лестница в ее центре, словно серебристый канат, протягивалась к платформе, которая, очевидно, была чем-то вроде исследовательской лаборатории. Вероятно, там ставили алхимические опыты. Судя по всему, Лобковиц знал, что она здесь находится. Он сразу начал взбираться по лестнице.