– В голове не укладывается, ведь мы знаем, что теперь ее проходят во всех школах и ученикам задают учить целые главы наизусть.
– Ни один литературный критик не посвятил ему тогда ни строчки, не было даже отрицательных отзывов.
– Как вы это объясните?
– Для них это была просто научная фантастика, жанр, считающийся у интеллигенции низшим. Это была инерция компромисса. А между тем Бертран Аджемян был большим писателем. Стиль у него ясный, без фиоритур, без надуманных эффектов. Он излагает свои идеи четким, простым языком, прямо и внятно. При этом он был более чем писателем, он был провидцем. Он постиг свою эпоху и понял, какие проблемы привнесет генетика в нашу повседневную жизнь.
– Например?
– Он пишет в своем «Заговоре» о родителях, которые клонировали своих детей, чтобы располагать идеально совместимыми органами на случай необходимости пересадки. Эти клоны использовались также для медицинских опытов вместо морских свинок или шимпанзе. Он даже описал, как политики прикрывали эту практику, уверяя, что клоны станут неисчерпаемыми резервами солдат для будущих войн. Никто не прочел «Заговор глупцов в белых халатах». Поэтому было позволено продолжать опыты по клонированию человека, и никто не возражал.
– Внимание было в каком-то смысле отвлечено?
– Представьте себе фокус. Внимание сосредоточено на левой руке, в то время как манипуляция совершается правой, и никто этого не замечает. Подумать только, что хватило бы одной статьи в крупном журнале или анонса по телевидению, чтобы раскрутить книгу! Это был динамит. Малейшая искра – и он бы взорвался. К несчастью, только через пятьдесят лет, когда проблема клонов приобрела известный вам размах, журналисту случайно попался у букиниста один из немногих сохранившихся экземпляров. Он загорелся, написал наконец статью, и уже неделю спустя «Заговор» начал свой путь к феноменальному успеху в масштабах всей планеты.
– Скажите, пожалуйста, что сталось с матерью Бертрана Аджемяна?
– Самоубийство сына подкосило ее. Сумев с таким трудом опубликовать его книгу, она была окончательно сломлена отсутствием резонанса. Горе подточило ее рассудок, и она умерла четыре года спустя в психиатрической больнице, куда ее пришлось поместить. Так что ей не суждено было дожить до успеха сына.
– Дорогой Александр де Бонасье, вы проделали колоссальную работу, собрав все эти жизненные факты и подробности короткой жизни Бертрана Аджемяна.
– Для каждой из биографий, за которые я берусь, я досконально изучаю жизнь моих героев, а Аджемян, если узнать его поближе, предстает настоящим персонажем романа. Юноша, наделенный тонкими чувствами, способный любить, немного интроверт, конечно, но это потому, что он обладал небывало богатым внутренним миром. Это я и попытался передать в моей книге. Кстати, Аджемян – не единственный автор, открытый после смерти. Стендаль при жизни продал всего двести экземпляров «Красного и черного» и получил только один отзыв, разумеется, от Бальзака! Как говорит пословица, когда мудрец показывает на луну, глупец смотрит на палец.
– Спасибо. Как бы то ни было, мы настоятельно рекомендуем приобрести книгу Александра де Бонасье, в которой рассказано все, абсолютно все о жизни Бертрана Аджемяна, писателя неблагодарного века. Я знаю, что эта биография уже вышла огромным тиражом, примите наши поздравления. Ваш прадед гордился бы вами.
– Для меня важно, чтобы помнили писателя, незаслуженно недооцененного в свое время. Пусть публика прочтет книгу и поймет ее месседж, это все, чего я хочу.
– Чтобы узнать больше о жизни и творчестве Бертрана Аджемяна, покупайте замечательную биографию де Бонасье «Аджемян, провидец в эпоху глупцов», издательство «Талейран», 110 евро.
Молчаливый друг
Облака расползаются, и я думаю.
В глубине моей памяти я никогда не забывал тебя.
Я так тебя любил…
Три подруги встретились у подъезда, у каждой был черный кожаный футляр для скрипки в руках.
Черненькая, беленькая и рыженькая.
Они надели по такому случаю бархатные туфельки на высоких каблуках и черные атласные платья с разрезом сбоку.
Шарлотта, рыженькая, сказала, сжимая свой футляр:
– Как же мне страшно.
Анаис, черненькая, вздрогнула.
– А мне-то как, – проговорила она. – Что, если мы провалимся?
Мари-Наташа, беленькая, старалась выглядеть более уверенной в себе, хотя от взмокших ладоней уже остался след на ручке ее футляра.
– Ладно, отступать нам некуда. Надо идти.
– Если я собьюсь, вы мне подскажете?
– Ты отлично работала на репетициях. Ни единой фальшивой ноты. Все чисто. Уж ты-то не срежешься.
Они переглянулись, силясь улыбнуться, чтобы придать себе мужества.
– Не люблю я экзамены, – проворчала Анаис.
– Тем более что если мы засыплемся, нас оставят не на второй год, а гораздо дольше, – добавила насмешница-Шарлотта.
– Но если мы отступим, то так никогда и не узнаем, можем ли, – заключила Мари-Наташа.
Чтобы собраться с духом, Анаис принялась напевать вальс Штрауса «На прекрасном голубом Дунае».
И они решительно вошли в ювелирный магазин «Ван Дайк amp; Карпелс».
Через несколько минут улица огласилась ариями на тему «Держите их! Держите их!» с музыкальным сопровождением в виде сирены внутренней сигнализации магазина.
Однажды, я знаю, меня не станет, и со мной угаснут все мои воспоминания.
Временами я чувствую себя таким усталым.
Они сняли черные маски.
– Мы это сделали, девочки! Черт побери! Мы это сделали, все получилось!
Они дружно рассмеялись и с победным кличем подбросили маски вверх. Все напряжение наконец отпустило.
Они захлопали в ладоши, точно баскетболистки после забитого мяча. Потом на радостях обнялись.
Теперь они были в безопасности, в лесу, далеко от поднятого ими шума. Их старенький «Рейнджровер» легко оторвался от преследователей, у которых не было внедорожника.
– Давай, покажи добычу, – сказала Шарлотта.
Все трое наклонились над замшевой сумкой, которую держала в руках Анаис. Она открыла ее, и засверкала россыпь бриллиантов.
– Какая красота!
Они долго любовались драгоценностями.
– Я так боялась.
– Помнишь, как тот тип включил сигнализацию, и ты едва успела передать нам последний камень?
Дело было меньше часа назад, а они уже вспоминали подробности, как ветераны великой битвы.
– Ну что, пора делиться, – решила Анаис.
Они открыли свои скрипичные футляры и достали ювелирную лупу, пинцет и замшевые мешочки.
– Один 12 каратов Шарлотте, один 12 каратов Мари-Наташе, один 12 каратов мне.
Анаис делила добычу старательно. Каждая получала камень, рассматривала его, вытаращив глаза, любовалась.
За двенадцатикаратными последовали шестнадцатикаратные, потом восемнадцатикаратные. Камни были редкие, исключительной чистоты.
– Ни один мужчина не подарит мне таких драгоценностей.
– На это мы будем жить припеваючи до конца наших дней.
– Я их не продам. Если их оправить, получится прекраснейшее на свете колье.
– Я отдам оправить половину, а с остальными будет видно.
Анаис продолжала дележ.
– Один Шарлотте, один Мари-Наташе, один мне.
– Подожди минутку, – тихо сказала Мари-Наташа, – ты сейчас случайно не два взяла?
Повисла пауза. Глаза с вызовом встретились. Каждая смотрела на двух других.
– Что, прости?
– Мне кажется, что ты взяла себе два вместо одного. Пересчитай.
Анаис заглянула в свой мешочек, пересчитала камни.
– Ах да, ты права, извини, у меня один лишний.
Напряжение спало.
– Ты же не подумала, что я нарочно?
– Нет, конечно. Ошиблась, с кем не бывает.
Пение кузнечиков вокруг стихало, по мере того как близился вечер. Птицы, неся в клювах гусениц, летели в гнезда кормить своих птенцов, а небо затягивали плотные облака.
Когда я в первый раз встретил Анаис, ей было лет семь. Это была маленькая девочка с большими зелеными глазами и розовым ротиком.
На ней было платье из желтого поплина и большая прозрачная шляпа с шелковой лентой.
Она встала передо мной и так очаровательно на меня посмотрела.
Она сказала мне: «Ты не кто-нибудь. Надо нам поговорить».
Это правда. Я не «кто-нибудь».
Заухала сова. Темнело, и девушки заканчивали дележ при свете фар «Рейнджровера».
– Вот. Теперь можно и по домам, отдохнем немного.
Шарлотта не разделяла энтузиазма двух своих сообщниц.
– Есть одна загвоздка. Эти камни описаны в каталоге, а значит, их легко опознать.
– Что же делать?
– Найти кого-нибудь, кто их заново огранит.
– Что помешает скупщику краденого на нас донести?
– Неужели мы зря старались?
Анаис стукнула кулаком о ладонь.
– Может быть, и нет. Я встречалась с одним ювелиром. Он сказал мне, что камни описывают в специальных каталогах для профессионалов, которые хранятся год. По истечении этого времени их будет легче сбыть.
Три девушки переглянулись.
– А пока? Спрячем их под матрас?
– Если держать их дома, будет искушение продать. Я предлагаю спрятать их здесь. Встретимся через год на этой полянке и вместе достанем наше сокровище.
С минуту все поколебались.
Шарлотта подняла руку ладонью вверх:
– Я согласна.
Две подруги положили руки на ее ладонь.
– Я тоже.
– Я тоже.
– Все за одну. Одна за всех. Мы – «Черные волчицы». Как вам такое название? Мы носим черные маски и прячемся в лесу, верно?
Они постояли, держась за руки.
– Ну что, волчицы, где мы закопаем наши бриллиантики?
– И копать не надо, можно просто доверить их Жоржу.
– Жоржу?
Три головы повернулись к нему.
В нашу вторую встречу Анаис сказала мне: «Сегодня умер мой дедушка. Он был очень похож на тебя. Тоже говорил мало. Но я любила его безмерно. От одного его взгляда все проходило. Я чувствовала, что он меня слушает и понимает. Его звали Жорж. Ничего, если я буду звать тебя Жоржем?»