есам, собирают травы, копают коренья и потом потребляют их частью на лекарства, частью для иных целей; некоторые зелья помогают им при розыске кладов, другие наделяют их способностью предвидения, третьи необходимы для свершения волшебных чар. Сбор трав и корений главным образом совершается в середине лета, на Ивановскую ночь, когда невидимо зреют в них целебные и ядовитые свойства. Грамота игумена Памфила[177] 1505 года восстает против этого обычая в следующих выражениях: "Исходят обавници, мужи и жены-чаровници по лугам и по болотам, в пути же и в дубравы, ищуще смертные травы и привета чревоотравнаго зелиа, на пагубу человечеству и скотом; ту же и дивиа копают корениа на потворение и на безумие мужем; сиа вся творят с приговоры действом дияволим". Заговоры и заклятия, эти обломки древнеязыческих молитвенных возношений, доныне составляют тайную науку колдунов, знахарей и знахарок; силою заповедного слова они насылают и прогоняют болезни, делают тело неуязвимым для неприятельского оружия, изменяют злобу врагов на кроткое чувство любви, умиряют сердечную тоску, ревность и гнев, и наоборот — разжигают самые пылкие страсти, — словом, овладевают всем нравственным миром человека. Лечебные заговоры большею частию произносят над болящим шепотом, почему глагол шептать получил значение: колдовать; шептун — колдун, наговорщик, шоптунья или шептуха — колдунья; у южных славян лекарь называется мумлавец от мумлати — нашептывать; в некоторых деревнях на Руси слово ворожея употребляется в смысле лекарки, ворожиться — лечиться, приворожа — таинственные заклятья, произносимые знахарями, ворожбит — колдун, знахарь.
В народной медицине и волшебных чарах играют значительную роль наузы, узлы, навязки — амулеты...
Знахарям, занимавшимся навязыванием таких амулетов, давались названия наузника и узольника. Наузы состояли из различных привязок, надеваемых на шею: большею частию это были травы, коренья и иные снадобья (уголь, соль, сера, засушенное крыло летучей мыши, змеиные головки, змеиная или ужовая кожа и проч.), которым суеверие приписывало целебную силу от той или другой болезни; смотря по роду немощи, могли меняться и сами снадобья. Иногда, вместо всяких целительных средств, зашивалась в лоскут бумажка с написанным на ней заговором и привешивалась к шейному кресту. У германских племен привязывались на шею, руку или другую часть тела руны (тайные письмена) для излечения от болезни и противодействия злому колдовству... В христианскую эпоху употребление в наузах ладана (который получил особенно важное значение, потому что возжигается в храмах) до того усилилось, что все привязки стали называться ладанками — даже и тогда, когда в них не было ладану. В XVII веке был приведен в приказную избу и наказан батогами крестьянин Игнашка за то, что имел при себе "корешок невелик, да травки немного завязано в узлишки у (шейного) креста". Навешивая на себя лекарственные снадобья или клятвенные, заговорные письмена, силою которых прогоняются нечистые духи болезней, предки наши были убеждены, что в этих наузах они обретали предохранительный талисман против сглаза, порчи и влияния демонов и тем самым привязывали, прикрепляли к себе здравие. Подобными же наузами девы судьбы привязывали новорожденным младенцам дары счастья — телесные и душевные совершенства, здоровье, долголетие, жизненные радости и проч. Народные сказания смешивают дев судьбы с вещими чародейками и возлагают на тех и других одинаковые обязанности. Так, скандинавские вёльвы отождествляются с норнами: присутствуют и помогают при родах и предсказывают . будущую судьбу младенца. В той же роли выступали у славян вещие женки, волхвицы; на это указывают: с одной стороны, обычай приносить детей к волхвам, которые и налагали на них наузы, а с другой стороны — областной словарь, в котором повитуха, помощница при родах, называется бабка, глагол же бабкать означает: нашептывать, ворожить.
Но приведенное нами объяснение далеко не исчерпывает всех поводов и побуждений, какими руководствовались в старину при наложении науз. Речения связывать, делать узлы, опутывать могут служить для указания различных оттенков мысли и, смотря по применению, получают в народных преданиях и обрядах разнообразное значение. В заговорах на неприятельское оружие выражения эти означают то же, что запереть, забить вражеские ружья и тулы, чтоб они не могли вредить ратнику: "Завяжу я (имярек) по пяти узлов всякому стрельцу немирному, неверному, на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратные оружия; и стрельцы бы из пищалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча змеиная сокрыта — от змея двунадесятьглавого". По сходству ползучей, извивающейся змеи и ужа с веревкою и поясом, сходству, отразившемуся в языке (ужище — веревка, гуж и уж; в народной загадке пояс метафорически назван ужом), чародейным узлам заговора дается та же могучая сила, какая приписывается мифическому многоглавому змею. В старину верили, что некоторые из ратных людей умели так "завязывать" чужое оружие, что их не брали ни сабли, ни стрелы, ни пули. Такое мнение имели современники о Стеньке Разине...
Вещие мужи и женки призываются для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человека; они обмывают притолки от лихорадок, объезжают с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов. Когда на хлебные растения нападет червь, то нарочно приглашенная знахарка три зари выходит в поле, нашептывает заклятия и делает при концах загонов узлы на колосьях: это называется "заламывать червей", т. е. преграждать им путь на зеленеющие нивы. Колдун — необходимое лицо на свадьбах; на него возлагается обязанность оберегать молодую чету и всех "поезжан" от порчи. В Пермской губ. при невесте всегда находится знахарка, а при женихе — знахарь. Этот последний идет впереди свадебного поезда с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая: по народному объяснению, он борется тогда с нечистою силою, которая следует за новобрачными и строит им козни. Вообще в затруднительных обстоятельствах жизни: нападет ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение врага и т. д. — во всех этих случаях крестьяне прибегают к колдунам и колдуньям и просят их помощи и советов... Колдуны и ведуньи тотчас обличают вора и находят потерянную вещь. Они обладают способностью проникать в чужие мысли, знают все былое, настоящее и грядущее; для них достаточно посмотреть человеку в очи или прислушаться к его голосу, чтобы в ту же минуту овладеть его тайною. От глубокой древности до наших дней их считают призванными совершать гадания, ворожить и давать предвещания. Князь Олег обращался к волхвам с вопросом: какая суждена ему смерть? и получил в ответ: "Князь! Ты умрешь от любимого коня". Рассказавши о том, как сбылось это предвещание, летописец прибавляет: "Се же дивно есть, яко от волхования сбывается чародейством"...
Наделяя вещих жен и мужей теми же эпитетами и названиями, которые употреблялись для обозначения облачных духов, присваивая тем и другим тождественные признаки, естественно было породнить и смешать их: за первыми признать стихийные свойства, а последних низвести на землю и поставить в условия человеческой жизни. Большая часть народных поверий о ведунах и ведьмах представляет такие яркие, знаменательные черты древнейших воззрений на природу, которые не оставляют ни малейшего сомнения, что первоначально они могли относиться только к демонам облачного мира. Таковы поверья: а) о наслании ведунами и ведьмами грозовых туч, бурных вихрей и града, б) о скрадывании ими росы, дождей и небесных светил, в) о их полетах в воздушных пространствах, г) о сборищах на "лысой горе", неистовых плясках и нечестивых оргиях, д) о доении ведьмами коров, е) о влиянии колдовства на земное плодородие и, наконец, ж) о волшебной силе оборотничества.
Славянская "Кормчая" (по списку 1282 г.) и "Домострой" называют чародеев облакопрогонниками. Митрополит Даниил[178] советует налагать запрещение на "глаголемых облакопрогонников и чаровников и наузников и волшебников". В Западной Европе существует глубоко укорененное верование, что колдуны и ведьмы могут носиться в тучах, производить грозы, напущать бури, дождевые ливни и град. Верованье это идет из отдаленной древности.
Скандинавская сага говорит о двух полубогинях-получародейках Ирпе и Торгерде, которые производили ненастья, бури и град. Из преданий, сохраненных германскими племенами, узнаем, что колдуны и ведьмы употребляют для этого кружки или чаши. Подобно тому как древние боги и богини проливали из небесных урн дожди и росу, так точно колдуны и ведьмы, уносясь в воздушные выси, посылают из своих кружек разрушительную бурю; опрокидывая одну кружку, они творят гром и молнии, из другой пускают град и метели, из третьей — суровые ветры и ливни. Облака и тучи, содержащие в своих недрах дождь, град и снег, в поэтических сказаниях старины представлялись сосудами, котлами и бочками, в которых изготовлялся и хранился волшебный напиток, или небесными родниками и колодцами. На этих давно позабытых метафорах основаны многие из народных поверий. Так, о ведьмах рассказывают, что, погружая в воду горшки и взбалтывая ее, они вызывают ненастье. С той же целью они потрясают котлом или вздымают пыль против солнечного заката. Сверх того, в своих котлах и горшках они стряпают (варят) непогоду, проливные дожди и град; рассказывают еще, что ведьмы пускают по воде синие огоньки, бросают в воздух кремневые камни (т. е. возжигают в дождевых источниках молнии и мечут "громовые стрелки") и катают бочки, разрыв которых производит грозу и бурю...
В Южной России существует любопытный рассказ о знахаре, который по собственному желанию мог располагать и дождем, и градом. Бывало, во время жатвы надвинется на небо дождевая туча; все бросятся складывать снопы, станут убираться домой, а ему и горя мало! "Не будет дождя!" — скажет он — и туча пройдет мимо. Раз как-то собралась страшная гроза, все небо почернело. Но знахарь объявил, что дождя не будет, и продолжал работать на своей ниве. Вдруг, откуда ни взялся, скачет к нему черный человек на черном коне: "Пусти!" — умоляет он знахаря. "Ни, не пущу! — отвечает тот. — Було не набирать так богато!" Черный ездок исчез, тучи посизели, побледнели, и мужики стали ожидать града. Несется к знахарю другой ездок — весь белый и на белом коне: "Пусти, сделай милость!" — "Не пущу!" — "Эй, пусти, не выдержу!" Знахарь приподнял голову и сказал: "Ну, вже ступай, да тилько у той байрак, що за нивою". И вслед за тем град зашумел по байраку...