— А приезжал к нему кто-нибудь? — перебил старушку Северин.
— Вот как раз в субботу вечером и приезжали. Две машины.
— Какие? — быстро спросил Северин, буквально прильнув к штакетнику.
— Да не мастерица я машины различать, — ответила старушка, как бы извиняясь, — но не наши, больно красивые. Одна вроде как на «Победу» похожа, округлая, но сзади хвост выдается. А другая как «Козел», но большая, как «Газель», черная такая, угловатая. Вон там, на обочине против дома и встали, та, что поменьше, ближе сюда, а большая подальше. Из первой два человека вылезли, из второй один, и быстро в дом прошли. Я их не разглядела, только, помню, удивилась, что это они втроем на двух машинах приехали.
— А тот, который на большой машине приехал… Вы видели, как он из машины вылезал? — спросил Северин.
— Нет, не видала, он как-то неожиданно из-за машины появился.
«Значит, был еще и водитель, так и запишем», — подумал Северин.
— А что потом было?
— А потом я в храм пошла, на крестный ход. Но убили его, жильца-то, тогда, в ту самую ночь, — вдруг зашептала старушка, испуганно оглядываясь, — возвращалась-то я поздно, часа, наверно, в три, засиделась с девушками, уж сюда подошла, вдруг из того дома душа вылетает, да такая черная, и мимо меня в небо, а за ней черти несутся с воем, урчанием и с фонарями огненными. Я так и обмерла! Но чем дальше думаю, тем больше меня сомнение берет. Место-то это святое…
— Как святое?! — не удержался Северин. — А вот участковый говорит, что наоборот, плохое, люди быстро умирают.
— Вы Кольку слушайте больше! Хорошее это место, святое, тут люди с Богом напрямую разговаривают и быстро на небо отправляются. Тут, как он называется, канал, об этом и по телевизору говорили.
«Суду все ясно!» — подумал Северин и, поблагодарив старушку, двинулся назад к дому.
Тут его обогнала Шкода-Октавия и, лихо повернув, остановилась на том самом месте, на которое указывала старушка.
«Ну, вот и прокуратора проснулась», — подумал Северин, глядя на вылезающего из машины молодого, тридцатилетнего человека, с немного хищным лицом и какого-то слишком аккуратного, стрижечка, костюмчик, галстучек, вечный отличник. Северин не то чтобы терпеть не мог Александра Борисовича Сечного, но не любил. Карьерист и проныра. Возможно, что и похуже. На новой Октавии ездит, не Бог весть что, но все же. При их-то зарплатах! Северин невольно посмотрел на свою стоявшую поодаль раздолбанную девятку. Впрочем, дело знал — Северину уже случалось работать с ним и не раз.
— О, Евгений Николаевич, какой приятный сюрприз! — еще издали закричал Сечной, надев радушнейшую из улыбок. — Знал бы, что вы ведете дело, еще более поспешил бы. Но поверьте, в задержке моей вины нет. Обычная наша послепраздничная неразбериха. Назначили Винокурова, а потом вдруг вызвали на ковер. Галиева после дачных подвигов радикулит скрутил. Пришлось как всегда мне, грудью на амбразуру.
«Ишь ты, комсомолец-доброволец», — неприязненно подумал Северин. Он и не предполагал, насколько был близок к истине. Сечной действительно приложил некоторые усилия, чтобы его назначили на это дело.
Они вошли в дом. Сечной, безостановочно говоря, крутился вокруг Северина мелким бесом, то слева зайдет, то справа, так запутался, что в прихожей споткнулся и едва не упал, схватившись рукой за рукомойник.
— Как успехи? — спросил Северин, останавливаясь на пороге комнаты.
Аркадий Иосифович, подняв голову и чуть скривившись при виде Сечного, сказал медленно и веско: «Ничего существенного». Его молодые коллеги, рванувшиеся было к начальнику с докладом, остановились и дружно закивали головами.
Распятого уже сняли с креста и положили на спину на пол, откинув волосы со лба. Лоб оказался очень высок, но пропорционален длинному лицу. Впавшие щеки, острый, с заметной горбинкой нос, тонкие синюшные губы.
— Даже не поймешь, какой национальности, — тихо пробормотал Сечной.
— Вы бы, господа начальники, не стояли над душой, дали бы спокойно дело доделать, — вновь громко и веско сказал Аркадий Иосифович.
Северин с показной покорностью двинулся прочь, увлекая за собой Сечного.
— Личность установили? — спросил тот, когда они вышли на крыльцо.
— Д-да, личность, — протянул Северин и сформулировал мысль, мелькнувшую при словах участкового о порядке: — Александр Борисович, если вас не затруднит, съездите в паспортный стол, вдруг он приезжий и зарегистрировался. Чего время попусту терять!
К некоторому его удивлению Сечной без отговорок согласился.
— По вторникам паспортный стол до обеда не работает, — неожиданно подал голос участковый, чем-то встревоженный.
— У меня заработает! — жестко сказал Сечной, вытряс из оторопевшего участкового, как доехать до райотдела милиции, и напоследок каким-то елейным голосом спросил: — У тебя, старший лейтенант, мобильник есть? Конечно, есть. Так вот ты им в ближайший час не пользуйся, не надо.
Северин проводил Сечного до машины.
— Все на зимней ездишь, — сказал он, просто чтобы что-нибудь сказать.
— Да по такой весне!.. — откликнулся Сечной. — Чуть ли не опять снег обещают! — и лихо развернувшись, умчался вдаль по улице.
А Северин стоял и смотрел на площадку с выбитой травой, на четкие следы машин, оставшиеся на влажной земле. Два одинаковых следа рядом, новая зимняя резина. «Сечной не одинок! — подумал Северин. — Хорошо было раньше! Машин меньше, заплаты на покрышках. Сейчас все богатые стали. Что же делать с первым следом? На этой машине, вполне возможно, приехали преступники, а к делу не пришьешь!» Он сделал несколько шагов в сторону. Вот и второй след, от очень широких колес. «Джип, возможно, даже Хаммер. Эксперты разберутся».
Под самым забором мелькнуло что-то белое. Северин обогнул следы, подошел к забору, опустился на карточки. Вон он, окурочек! Относительно свежий, чуть подмокший, но не размокший. Он подобрал две тонкие палочки, прихватил ими окурок, поднес к глазам. «Давидофф, традиционное русское деревенское курево. К делу, конечно, тоже не пришьешь». Тем не менее, он достал из кармана маленький пластиковый пакетик и опустил туда окурок.
У крыльца понуро стоял Федорчук, которого пытался разговорить фотограф Михаил, завершивший свою работу. Северин отослал его сделать снимки следов, сам же, не удержавшись, поддел участкового:
— Плохое, значит, место?
— Истинный крест — плохое! — участковый неожиданно перекрестился и оживился: — Сейчас покажу!
Снял с пальца обручальное кольцо, выдернул откуда-то нитку сантиметров в тридцать, привязал нитку к кольцу, пояснил:
— Маятник Фуко!
— При чем здесь Фуко? — усмехнулся Северин.
— Фуко, умнейший человек, он этот маятник придумал, — участковый взялся за свободный кончик нитки, самодельный маятник, вначале недвижимый, стал все сильнее раскачиваться, — вот видите! — радостно вскричал он, — влево-вправо, влево-вправо, отсюда следует, что плохое место, линии через него проходят! Научно доказанный факт.
— Какие еще линии?! — взорвался Северин. — Чушь все это! Ты его сам раскачиваешь! — и в запале: — Дай сюда, я тебе сейчас докажу.
— Ничего вы не докажите, — проворчал участковый, отдавая, впрочем, маятник, — даже если и совсем не будет качаться. Вы вот, как я вижу, неверующий, а тут без веры ничего не выходит.
— Да ты никак в Бога веруешь! — уже открыто рассмеялся Северин.
— А то! — с некоторой даже обидой ответил участковый. — Нам, людям, ежедневно жизнью своей рискующим, без веры никак нельзя.
Северин поперхнулся, с одной стороны бабка с ее «креста на нем нет», с другой участковый с его «без веры никак нельзя», да еще что-то постукивает по животу! Он посмотрел вниз — стучал маятник, качавшийся вперед-назад, вперед-назад. Он отодвинул руку подальше — маятник качался. Он нарочно попытался сделать пальцами, державшими нитку, движение, долженствующее, по его мнению, заставить маятник двигаться в другом направлении, но тот, озорно подмигнув, стал раскачиваться с еще большей амплитудой — вперед-назад, вперед-назад. Участковый впал в какой-то ступор, только глазами поводил за маятником. Потом с какой-то болью в голосе проговорил:
— По-вашему получается: хорошее место. Это что же, от человека все зависит? Да, тут поразмышлять надо!
Это «поразмышлять» из уст участкового поразило Северина еще больше, чем слова о вере. «Все, шутки побоку, пора делом заниматься», — встряхнул он себя и отправился в дом.
— Когда? Какие предположения? — спросил он Аркадия Иосифовича.
— Ишь ты, прыткий какой! Больше суток, все, что могу сейчас сказать, с открытым-то окном и ночными холодами.
— Вскрытие покажет, — улыбнулся Северин.
— Именно что вскрытие! Это вы, молодые, считаете, что жизнь смертью заканчивается, нет, она заканчивается вскрытием, вот истинный конец и итог, когда все тайное становится явным.
Старый судмедэксперт был явно чем-то недоволен, и Северин оставил его в покое.
— Ну а у вас что? — обратился он к Максиму и Саньку. — Личность установили?
— Так ведь ничего, ни документов, ни записной книжки, ни мобильного телефона, ни визитной карточки! — ответил Максим.
Северин нисколько не удивился. Он уже после первого беглого осмотра был почти уверен в таком результате.
— А это? — ткнул он в сторону компьютера. — Вроде как персональным называется, должны же быть какие-то личные файлы. Уж явно не для игр тут стоит.
— В том-то и дело! — с какой-то даже радостью воскликнул Максим и эффектно опустил шторку на передней панели, открыв зияющую дыру. — Винчестер-то — тю-тю!
— Тут вообще аккуратно поработали, — встрял Санек, обиженный некоторым пренебрежением со стороны начальства, — протерли все, не только пол. Может быть, и пропылесосили, потому что ни ниточки, ни волоска, ни песчинки, на анализ отдать нечего. Но я нашел! Немного, но нашел. Вот на этих коробках, — он показал на кучу коробок от компакт-дисков, — парочку пальчиков нашел. Вы знаете, как их открывают? — вольно или невольно уколол он Северина. — Вот так, держа за края, — продолжая демонстрацию, — тут никаких отпечатков не снимешь, но в двух местах все же прокололись, а я нашел!