зь рухнул навзничь, приложившись затылком об угол массивного стола. На короткое мгновение он потерял сознание, это решило дело.
Демидов, забыв все правила честного боя, бросился на поверженного князя. То же и Шувалов, который позднее уверял, что хотел лишь связать князя. Даже Щербатов увлекся общим порывом, схватив с кресла подушку, он сунул ее Демидову, только для того, чтобы заглушить крики князя Шибанского и помешать тому призвать на помощь слуг, так он говорил потом. При этом он сам споткнулся и упал на ноги князя, торчавшие из-под навалившегося на него Демидова.
Когда князь Шибанский очнулся, он обнаружил себя лежащим на спине на полу, на него давила изрядная тяжесть, но лица своего противника он не мог видеть, потому что голову его закрывала подушка. Князь судорожно вздохнул, шелковая наволочка еще плотнее приникла к губам. Ноги были придавлены к полу, он заелозил ими, пытаясь высвободиться, но безрезультатно. С руками повезло чуть больше. Превозмогая давление, он согнул в локте правую руку — он поднимал за задник тяжелые кареты, что ему человек! — рывком оторвал руку от пола и схватил за голову человека, лежавшего на нем. Кто-то вцепился в эту руку, пытаясь оторвать ее, но при этом освободилась левая рука, которая тут же пошла в ход, уперлась в подушку, отжимая ее вверх. Эх, кабы не злосчастная подушка! Ему бы вздохнуть пару раз полной грудью, и он расшвырял бы эту навалившуюся на него свору, как медведь расшвыривает налетевших на него собак. Но…
Убийцы стояли у маленького столика близ распахнутого окна и медленно приходили в себя, стараясь не смотреть на казавшееся огромным тело князя, распростертое на полу посреди кабинета. Демидов осторожно ощупывал подушечками пальцев саднящую щеку и ухо, горевшее как оторванное. Расторопный Пашка Шувалов нашел в буфете бутылку коньяка и три серебряные чарки, коньяк немного отрезвил их и направил мысли на поиск выхода их создавшейся ситуации.
Собственно, искали они даже не выход, а того, кто укажет им этот выход. Естественно, что они вспомнили о самых близких им людях. Демидов хотел сейчас только одного: оказаться рядом со своей женушкой, княгиней Верой Кирилловной, которая столь неожиданно проявила редкую осведомленность и практический ум. Шувалов посетовал на то, что нет в Петербурге отца, он бы непременно что-нибудь посоветовал, потом с надеждой метнулся к великому князю Владимиру Александровичу, но тут же осадил себя — мало тот его высмеял! У князя Щербатова, как мы знаем, самым близким существом была собака, от дога Винера его мысль, прихотливо изогнувшись, устремилась к Победоносцеву.
— Надо бы доложить, — неуверенно и удивляясь сам на себя, сказал он, — Константину Петровичу…
Мысль эта, возможно, за отсутствием других, встретила поддержку друзей и сразу взбодрила их, как будто все неприятности остались уже позади. Демидов первым рванулся к дверям, но Шувалов со Щербатовым охолодили его — с такой физиономией две недели нельзя будет в приличном обществе появляться, засмеют, что подрался с женой. Так и выскочили вдвоем из особняка и, запрыгнув в карету, помчались на квартиру к Победоносцеву, оставив Демидова, несмотря на его слезные уговоры, сторожить в кабинете князя Шибанского. Демидов не выдержал и минуты рядом с телом, он выбежал из кабинета и сел на банкетку в прихожей, обхватив голову руками и закрыв глаза.
Получасом позже похожее желание овладело и Щербатовым с Шуваловым. Победоносцев обрушил на их головы громы и молнии, гнев его казался непритворен и непреходящ. Возможно, Победоносцев даже несколько переборщил в нотациях и перечислении будущих кар, потому что не следил за тем, что произносит его язык. Он думал.
Первым чувством, которое он испытал при известии о смерти князя, была скорбь. Встреча с князем Шибанским произвела на него сильнейшее впечатление, он действительно пребывал в некоем помрачении рассудка, испытывая непреодолимое желание распростереться ниц перед ним, и несмотря на то, что он выговорил заранее заготовленные слова, от князя он вышел в твердом убеждении, что этот человек нужен России, он, единственный, и нужен, потому что он, единственный и в одиночку, может вытянуть этот кажущийся неподъемным воз, называемый Российской империей. Лишь дома, оторвавшись от ореола святости и силы, исходившей от князя, Победоносцев немного пришел в себя. А как же мы, мы все, пекущиеся о благе России и трудящиеся не покладая рук, мы что же, не нужны, подумал он. Все наши усилия и горение ничто перед благословением, нисходящим на него? И теперь эта мысль вновь посетила его, придя на смену скорби. Господь защитил бы своего избранника, случайное и глупое убийство князя Шибанского не есть досадная и трагическая случайность, это есть знак, послание Господа, что Его благословение на их стороне, что они все делают правильно.
Победоносцев приободрился и направил свои мысли на то, за чем, собственно, и пришли к нему молодые вертопрахи — на поиск выхода из сложившейся ситуации. Такого выхода, который позволил бы избежать гнева государя, направил бы расследование в ложную сторону, нет-нет, не просто в ложную, а в такую, что может принести даже и выгоду, и в то же время смирит приверженцев князя, не просто смирит — повергнет их в шок. Личность князя подсказала решение: распятие, распятие, совершенное приверженцами какой-нибудь секты, какой, это решим потом, пока же дадим намеки и на иудеев, и на сатанистов, и на чернокнижников. Победоносцев быстро перечислил необходимые улики: звезда Давида, свежая кровь в чаше, черный петух.
— Зачем петух? — робко заметил Шувалов. — Может быть, достаточно пера?
— Пусть будет перо, — согласился Победоносцев, — а над распятием намалюйте еще вот это, — и он начертал на листке бумаги короткую надпись: IХЦВР.
— Это что такое? — удивился Шувалов.
«Iоанн десятый, Царь Всея Руси, послание приверженцам», — расшифровал Победоносцев, впрочем, про себя.
— Делайте, что приказано, — сказал он недовольно, — да, еще одно, у князя есть одна вещица, вернее, несколько вещиц, несколько старинных рукописей, писанных на русском языке и переплетенных в одинаковые тетради. Буде возможность, поищите. Они должны быть где-то под рукой, на виду, но если нет, то и не ищите дальше, тогда уж не найдете, знать, спрятаны. Если найдете, мне доставьте, сами же не читайте, для вашей же пользы. А теперь поспешите.
Шувалов со Щербатовым и поспешили, к расположенному поблизости Александровскому рынку, в железный ряд, что тянулся вдоль проезда от Садовой улицы к Фонтанке. Рынок никогда не спит, он и ночью живет своей жизнью, сокрытой от глаз благонамеренных граждан. Надо только знать вход да иметь деньги, за которые можно получить все, что душа желает: пятиалтынную девчонку для французских утех, крынку крови, можно и человеческой, луну с неба, костыли, которыми прибивают рельсы на железке, парчовый камзол, черного петуха, чистейший опиум, белила для подруг и деготь для недругов. Еще нужно не забывать, что вход ночью на рынок — рупь, а выход — два. Шувалов все это знал и помнил, его тут тоже, судя по всему, знали и помнили, не прошло и четверти часа, как ему доставили все требуемое, да еще до кареты с поклонами проводили.
В особняке князя Шибанского все было по-прежнему тихо. Щербатов на бегу скинул в прихожей шинель и в ужасе остановился — шинель зашевелилась и взлетела в воздух, как живая. Под шинелью оказался Демидов, который так и просидел все это время на банкетке, обхватив голову руками. Но увидев преисполненных энтузиазма и рвения друзей, и он приободрился, быстро вник в переданные Шуваловым инструкции Победоносцева и резво принялся за дело.
Они сделали все в точности, вот только тетрадочек так и не смогли сыскать, хотя перелопатили все ящики письменного стола, вывернули все бюро и даже перебрали книги в двух ближайших к столу книжных шкафах. Из желания угодить Победоносцеву перерыли бы все, да ударили к заутрене. Вышло их время, время нечистой силы. Они не сговариваясь ринулись к открытому окну, но не для того, чтобы выпорхнуть в него. У окна стоял столик, а на нем бутылка с эликсиром, в котором они нуждались для укрепления своих сил. Вот только бутылка была пуста, а чарок и след простыл. Только тут они обратили внимание на то, что в их отсутствие в кабинете кто-то побывал, судя по взломанным горкам, обычные грабители.
— Оно и к лучшему, — легкомысленно подумал Шувалов, — еще одна заморочка для следствия.
Он отправился к буфету, достал еще одну бутылку коньяка и три больших фужера. Молодые заговорщики выпили за успешное завершение их первого дела и с чувством выполненного долга отправились по домам. Произведенная ими мистификация, такая ловкая и изобретательная, полностью заслонила в их памяти совершенное ими гнусное преступление.
Глава 21Крах
Санкт-Петербург, 20 февраля 1879 года и после
Граф Адлерберг за двадцать лет придворной службы ни разу не видел государя императора в такой ярости, хотя припадки дикого бешенства случались с государем довольно часто. В этом состоянии он был страшен, много хуже своего отца, императора Николая I, который редко терял самообладание. Старики, помнившие императора Павла, говорили в свое время графу Адлербергу, что Александр пошел в деда. Глядя на улыбающегося, расточающего любезности, прекрасноликого императора, в это трудно было поверить, но в гневе в лице Александра проступали черты злобного мопса, тогда верилось.
— Убийство князя Шибанского подрывает самые основы нашей державы! — кричал император. — Мы повелеваем, чтобы убийцы были найдены, преданы суду и повешены!
Немедленно была создана Высочайшая следственная комиссия, в которую вошли министр двора граф Адлерберг, министр внутренних дел Маков, министр юстиции Набоков, столичный градоначальник и обер-полицмейстер генерал Зуров, главный начальник Третьего отделения и шеф корпуса жандармов Дрентельн. Комиссия эта, однако, была больше обеспокоена не проведением беспристрастного расследования, а сокрытием сведений о происшествии и сохранением тайны личности убитого князя. На следующий день после преступления сразу в нескольких столичных газетах появились сообщения об убийстве князя Ш. (именно так, без раскрытия фамилии полностью), совершенном неуказанными сектантами, с шокирующими подробностями, но после решительного нажима комиссии поток публикаций резко пресекся, и публика, поначалу заинтригованная, быстро забыла о происшествии.