— Проблема ясна, — сказал я. — Собеседование беру на себя.
— Ура! — обрадовалась Сон-Хи. — Тем более что вы оба с ним из Европы, с севера. Его зовут Йенс, датчанин. Адрес этого бара я раздобыла, так что…
— Съезжу сегодня, чтоб не тянуть. Эпизод только допишу, а то неохота прерываться на полуслове. Мы с тобой тут одни остались?
— Нет, представь себе. Ещё Джессика корпит над бумагами. Я скажу ей, чтобы заканчивала, и подвезу до дома.
— Ага, давай.
— До завтра тогда!
Я закончил сцену, выключил свет и вышел на улицу. Закрыл дверь на ключ, посмотрел на небо, усеянное звёздами. Голова немного гудела, но я был доволен своей работой за этот день. Хотя, в некотором смысле, она была ещё не закончена. Впервые в моей карьере мне предстояло собеседование в баре — и сразу в роли работодателя, для пущей экзотики.
Морозец бодрил, и я зашагал по улице к остановке трамвая.
Чтобы добраться до «Кашалота», пришлось сделать пересадку, а затем снова пройтись пешком. Но я был не против.
Пятничный вечер таращился на прохожих автомобильными фарами, подмигивал красными стоп-сигналами, расцвечивался рекламной иллюминацией. Вывески и панно сияли, радужно-переливчатые, вспыхивали и гасли; газоразрядный свет струился по трубкам, вырисовывал над улицей пёстрые силуэты — подмигивающая красотка в бикини и с бокалом в руке, поджарый ковбой в широкополой шляпе, павлин с развёрнутым хвостом-веером, кот с неоново-рыжей шерстью.
Бар «Кашалот», однако, приткнулся в боковом переулке, несколько на отшибе. Синие буквы складывались в название заведения. Соответствующая морская зверюга зубасто скалилась, флуоресцируя над крыльцом.
Внутри было душновато. Табачный дым колыхался в электрическом полумраке. Полки за барной стойкой были подсвечены, бутылки поблёскивали. В дальнем конце виднелся музыкальный автомат в стиле ретро, в лакированном деревянном корпусе, со стопкой пластинок и с продолговатыми клавишами для выбора. Играл старомодный блюз, щемящий и тихий.
Я положил на стойку купюру, попросил кружку пива у пожилого бармена с европейскими чертами лица и ёжиком жёстких седых волос. Поинтересовался:
— Подскажешь, где найти Йенса? Он у вас завсегдатай.
Бармен уставился на меня, как будто пытался уловить в моём взгляде намёк на скорые безобразия. Я не торопил его, и он наконец кивком указал на затемнённый угол, где в одиночестве сидел мрачный тип, смоля сигарету.
— Ага, спасибо.
Я, забрав кружку, двинулся в указанном направлении. Дойдя до стола, приостановился и нейтрально спросил:
— Присяду?
Йенс посмотрел без всякого интереса и сделал вялый жест, который с равным успехом мог означать и «хрен с тобой, садись, раз пришёл» и «вали отсюда, не отвлекай от тяжких раздумий». Я выбрал первую из этих трактовок и занял место напротив.
С минуту мы просидели молча. Я цедил пиво, а Йенс курил, выпуская дым к потолку. Огонёк его сигареты тлел в полутьме. Датчанину было на вид лет сорок с лишним. Впалые щёки и подбородок покрывала щетина, на лбу треугольниками выделялись залысины. Глаза были водянистые, серые, чуть навыкате.
— Панорамные съёмки в «Попутчиках восточного ветра», — сказал я, — удались без вопросов. Особенно на закате. А вот крупные планы с лицами персонажей иногда чуть затянуты. Выразительны, я не спорю, но ты увлёкся.
Йенс не спеша раздавил окурок в массивной пепельнице, откинулся на спинку деревянного стула и после паузы полюбопытствовал:
— Самый умный?
— Вряд ли, — ответил я. — В середине списка, скорей всего.
— И с чего ты взял, что меня волнует твоё экспертное мнение?
— Просто предположил.
Опять повисло молчание. Я отхлебнул из кружки, потом зевнул — всё же день был долгий и утомительный. Йенс поинтересовался:
— Откуда сам?
— Петербург.
— Далековато будет.
— До Копенгагена — ещё дальше. Но ты же здесь.
— А ты, смотрю, мастер эмпирических наблюдений. Тонкий знаток киноискусства, прикладной географии и социальной статистики. Перелетел через половину земного шара, чтобы накапать мне на мозги?
— Ага.
Он коротко хмыкнул, взял со стола стакан, в котором плескался бренди, отсалютовал мне небрежно и влил в себя содержимое. Чуть поморщился и сказал:
— Припёрся ты зря, можешь разворачиваться. На всю эту хрень мне теперь начхать. Ты вообще представляешь, сколько мы сил потратили на «Попутчиков»? Сколько нервов? Хотели съёмки начать весной, пока нет жары, но пришлось откладывать… Конфликт графиков у главной звездульки, видите ли, и «Харпер Бразерс» её до июля не отпускает. Вот в июле и начали в результате, в Турфане… Знаешь, какая там в это время жарища? Средняя температура — плюс тридцать пять. Средняя, ты понял? Не максимальная! Ну, и дальше всё наперекосяк…
— Но визуальный ряд получился великолепный, серьёзно. Особенно когда этот караван шёл через Памир.
— А толку-то что в итоге? Ну, критики снисходительно похлопали по плечу — операторская работа, мол, ничего так, парень старался… А фильм не взлетел! Хотя мы всё сделали по уму, чтобы достоверно, насколько это возможно… Хроники древние поднимали… Маршрут реальный, костюмы аутентичные…
— Рискну предположить, — сказал я, — что именно чрезмерная реалистичность и повредила. Пойми меня правильно, Великий шёлковый путь — тема потрясающая. И сценарист поработал тщательно, это чувствуется. Но фильм получился слишком затянутый, на мой взгляд. И слишком неторопливый.
— А как, по-твоему, надо было? — саркастически спросил Йенс. — Прыг-скок — и мы уже в Персии? Это так не работает. Сам прикинь, географ ты наш, сколько надо времени, чтобы караван прошёл сотни миль или даже тысячи. Атмосфера дальней дороги — вот что здесь главное. Её мы хотели хоть приблизительно передать.
— И вам это удалось. Вы раскрыли тему, мне фильм понравился в целом. Но даже если не брать затянутость, есть момент, который вы, как мне кажется, не учли.
Глава 12
— Ну-ну, — сказал Йенс с ухмылкой, — давай, просвети меня. Что мы, несмышлёныши, такого нагородили? Где напортачили?
— Только имей в виду, — сказал я, — это всего лишь моё личное мнение, субъективное. Я могу ошибаться.
— Да быть не может!
— Иронию уловил, но продолжу. У вас там слишком сильна географическая привязка. Тем же китайцам фильм понятен и близок, это часть их истории. Не зря же вам династия Цин даже приз вручила. А вот с европейскими или американскими зрителями — уже посложнее. Лично меня, к примеру, некоторые моменты в сюжете просто не зацепили. Я иногда скучал, скажу тебе честно. Это во-первых…
— А, то есть будет и «во-вторых»?
— Да, придётся дослушать, — подтвердил я, — раз уж ты вовремя меня не послал. Вот я — человек простой. Кинофильмы воспринимаю как развлечение. И если между отрывками, которые меня впечатлили, я вынужден скучать, то впечатление портится… Фильм я, кстати, смотрел на пресс-показе в Питере. Ещё до того, как у нас начался широкий прокат. То есть заранее я не знал, чего ожидать. А если бы знал… Ну, если бы, например, друзья рассказали, что кино-то красивое, но не особенно динамичное, то мог бы и не пойти. А если ещё учесть, что исторических фильмов сейчас снимается много и зритель слегка устал, то это и будет то самое «во-вторых»…
— Поправочка, — сказал Йенс лениво. — Снимают псевдоисторическую пошлятину. В девяноста процентах случаев, по моим прикидкам, если берутся за подобные темы. Это я тебе говорю как бакалавр искусств по истории.
— Гм. И каким же ветром тебя занесло в кино?
— Киношколу закончил в Пасифик-Сити. Одно другому не мешает, по-моему. И в древней истории меня привлекает в основном именно визуальная сторона. Картинка, говоря по-простому. Но чтобы её построить, надо знать подоплёку, научный и культурный контекст. А девяносто процентов нынешних бракоделов этим не заморачиваются.
Сделав ещё глоток, я поскрёб в затылке, после чего спросил:
— А если мир в фильме вымышленный? Или ты категорически требуешь, чтобы на экране был исключительно реализм?
— Я требую, — сказал Йенс, — чтобы на экране была внутренняя логика. А если даже в исторических фильмах она подменяется клоунадой, то чего ждать от всяких сказочек с волшебными лампами?
— Хорошо, — сказал я, — представь, что есть фильм, чисто развлекательный, с магическими кунштюками, но при этом с логично выстроенным визуальным рядом. Хотел бы ты поучаствовать?
— Вот, значит, зачем ты припёрся… А без вот этих всех предисловий никак нельзя было обойтись? Сэкономил бы себе время. Катись, приятель…
— Не торопись. Ты даже не знаешь, о чём конкретно я говорю.
— Тоже мне, секрет. Грошовый проект с чудовищными амбициями и картонными декорациями. И я тебя умоляю, не говори, что ты с богатой, серьёзной студии, про которую я ничего не знаю. Это будет совсем уж жалкое зрелище.
— Студия новая, это да. Но продюсером выступает мисс Квон.
— Да хоть король Норвегии.
— И что, будешь просто вот так сидеть без работы?
— А я не «просто вот так».
Йенс махнул рукой, подзывая официантку, и указал на пустой стакан. После чего уставился на меня с наигранным удивлением — ты, дескать, ещё здесь?
— Пытаюсь быть вежливым, — сказал я, — поэтому так и быть, предоставлю тебе ещё один шанс. Вот давай прикинем…
— Слушай, приятель, — перебил Йенс, — тебе, может, в морду дать? Ну, раз вербально до тебя не доходит? Внятно же говорю — катись, не мозоль глаза.
— Этим летом, — продолжил я ровным тоном, — ты сделал необычную и высококвалифицированную работу, чтобы добиться эффектного результата — если не в коммерческом смысле, то, по крайней мере, в художественном…
— Если вдруг ты не понял, то я не слушаю.
— Наш проект — тоже необычный, но по-другому, на свой лад. С таким ты точно не сталкивался, это я гарантирую.
— Рад за вас. Теперь-то хоть свалишь?
— Да. Но всё-таки запишу, как нас отыскать. Приходи в понедельник, если проспишься.