Он ещё с полминуты вышагивал взад-вперёд, бормоча себе под нос датские ругательства. Чуть утихомирившись, сел на стул и вытащил сигаретную пачку.
— Курить, пожалуйста, на улице, — сказал я. — Только не в павильоне.
— Ладно, пёс с тобой…
Держа между пальцами незажжённую сигарету и раздражённо жестикулируя, он принялся объяснять:
— Нет, я не говорю, что вообще всё плохо. Свет выставлен приемлемо, актёры играют тоже вполне. Художник по спецэффектам и реквизитор — асы, снимаю шляпу. Короче говоря, фактура в наличии, что уже удивительно при вашем бюджете. И вот на этом фоне… Слов даже с ходу не подберу…
— А ты попытайся.
— Итак, фактуру вы неким образом получили. А потом сами же запороли, как только стали её снимать! Кто работал с камерой, корча из себя оператора? Уж не ты ли? В таком случае ты — баран косорукий! Какого лешего ты снимаешь безобразно длинные сцены с одного ракурса? Ты хоть что-нибудь слышал про чередование планов, про наезд и отъезд? Про элементарное панорамирование хотя бы? Единственный вменяемый эпизод — с паровозом, где дуговая съёмка… А других сценах чем ты, простите, думал? Седалищем? Тебе за такое — руки поотшибать…
— Мысль ясна, — сказал я и облегчённо выдохнул. — Видишь ли, операторская работа в том смысле, как ты её понимаешь, здесь попросту отсутствует. Картинку нарисовала машина. А дополнительно обработана всего одна сцена — как раз-таки на вокзале. Обрабатывал я, ты прав. Так что можешь отшибать руки.
Йенс взглянул недоверчиво:
— Нарисовала машина? Вроде мультфильма?
— В каком-то смысле. Только мультик не плоский, а вот такой, сверхреалистичный. И с участием настоящих актёров.
— Охренеть можно… А доработка в сцене с паровозом — ну, говорю же, для дилетанта неплохо… Но вот всё остальное по операторской части — хочется головой об стенку побиться…
— Есть хорошая новость — все эти сцены можно доработать постфактум, довести до ума. Для этого мы тебя и позвали.
Осмыслив мои слова, он рявкнул:
— Чего ж ты раньше молчал? Показывай, что и как!
— Смотри, вот место в сценарии, где я задаю движение камеры.
Йенс вчитался, продолжая задумчиво мять свою сигарету:
— Расписывать, значит, надо… Муторное занятие…
— А кто обещал, что будет легко? Мы специально искали оператора с навыками письма. У тебя они быть должны, если ты бакалавр искусств.
— Ну, письменные работы-то мне сдавать приходилось, пока учился… Не люблю это дело, но если нет других вариантов…
— Только вот так, увы.
— Попробовать можно?
Я уступил ему место у терминала, дал несколько подсказок. Некоторое время он сверял написанное с кадрами на настенном экране, затем спросил:
— А в каких пределах можно менять картинку?
— Если по содержанию, то только в мелочах. Можно изменить, например, наряд персонажа, пока этот персонаж ещё не персонифицирован конкретным актёром. А вот декорации и пейзажи менять нельзя, если они уже нарисованы. Я пытался, не получается.
— Хм, занятно…
— Зато внутри трёхмерной картинки, которая уже есть, можно варьировать ракурсы. Ну, как бы двигать камеру. И вот это — твоя работа.
— А ну-ка…
Печатал Йенс не то чтобы совсем медленно, но без навыка. Иногда замирал, не сразу находя на клавиатуре нужную клавишу, и раздражённо цыкал. Но вставил-таки новый абзац в ту сцену, где на просёлке тормозил грузовик: «Камера — на высоте 20 метров. Она левее дороги (угол между продольной осью дороги и оптической осью объектива — 25 градусов). По мере приближения грузовика камера снижается и смещается вправо. Когда он останавливается, она зависает напротив лобового стекла, в трёх метрах от него».
Мы отсмотрели полученный результат. Йенс удовлетворённо кивнул:
— Ага, принцип ясен. Не понял только, почему у шофёра лицо в тумане?
— А, кстати. Так выглядят персонажи, которые видны крупным планом. Если оставишь именно этот ракурс, то нам придётся искать статиста, чтобы шофёр был персонифицирован. А вот если покажешь его под другим углом, где лицо особо не разглядеть, то туман исчезнет. Тогда статиста искать не надо. Так что не увлекайся слишком, денег у нас в обрез. Особенно это касается массовок. Там придётся подыскивать компромиссные варианты.
— М-да… Ладно, буду иметь в виду. Поэкспериментирую…
— А сам фильм тебе как? Сюжет?
Йенс поскрёб подбородок:
— Трудно сказать. Нет, я понимаю, ты возишься со сценарием…
— Можешь не деликатничать.
— Давай скажем так — если б я прочитал анонс, то вряд ли польстился бы. Но для того, чтобы показать возможности вашей рисовальной машины, сценарий вполне подходит. И хорошо, что это именно фэнтези, сказка.
— Ага, простор для визуальных эффектов.
— Не только поэтому, — сказал Йенс. — Посмотри на этот грузовик, например. Да, выглядит колоритно, но слишком аляповато. Хотя в описании у тебя всё более сдержанно.
— Ну, машина рисует с некоторым уклоном в мультяшность.
— Вот я об этом и говорю… Всё, больше не отвлекай меня. Сейчас покручу те сцены, что вы уже наснимали, прикину, как это лучше преподнести…
— Уже вообще-то восьмой час вечера.
— Вот и езжай домой, а я посижу.
— Так не получится, к сожалению. Я должен тут всё выключить, запереть павильон. Вот завтра с утра приедешь — и приступай.
— Досадно… Если б я знал заранее…
— А я говорил.
— Во сколько вы начинаете?
— С девяти. Но тебе придётся работать в паузах, когда я не набираю текст. И когда нет съёмок с актёрами.
— А по вечерам нельзя, когда вы все уезжаете?
— Поговори с Сон-Хи. Организационные вопросы — на ней.
Когда мы выходили из павильона, вид у Йенса был как у школьника младших классов, которому не купили обещанную игрушку. Он с тоской оглянулся на выключенный компьютер и буркнул:
— Ладно, завтра так завтра. Тебя домой подвезти?
— Было бы неплохо, спасибо. Одну минуту, загляну в офис.
Против ожидания, в офисе уже не было никого, даже Джессики. Удивившись, я попрощался с охранником и направился к автомобилю Йенса.
Датчанин ездил на «шевроле» начала шестидесятых. Модель была не из самых вычурных, но и не их дешёвых — седан с широким плоским капотом и огромным багажником, серебристо-серый. Его конструкторы явно не экономили на металле.
Вырулив со двора, Йенс спросил меня:
— Где вы раздобыли такие штуки для съёмок?
— Я не могу рассказывать, извини. Коммерческая тайна. Но ты, надеюсь, понимаешь теперь, почему мы просим не разглашать.
— Да уж не дурак.
Он поймал радиоволну, где передавали джаз, и мы всю дорогу ехали молча, думая о своём. Йенс высадил меня возле закусочной, попрощался и укатил.
У Ченг-Лея я встретил Джессику.
Она с аппетитом поедала лапшу из деревянной миски, а при виде меня слегка улыбнулась, не особенно удивившись встрече:
— Ну, я же говорила, что буду сюда ходить.
— А как ты умудрилась так рано сбежать с рабочего места?
— Из-за Мей-Лин. Она же формально моя помощница, поэтому отказалась идти домой, пока я работаю. Детский сад какой-то.
— Ха! Вот кто тебя приучит к трудовой дисциплине.
Я попросил у Ченг-Лея что-нибудь мясное и жареное, но без лишней экзотики. Тем временем Джессика доела свою лапшу и спросила:
— Дмитрий, я пойду, ладно? Ты не обидишься?
— Затаю, но так уж и быть, иди. Отсыпайся.
Поужинав, я поднялся к себе и пару часов ещё поработал. Дописал-таки сцену, начатую перед приходом Йенса, и завалился спать.
К девяти утра я вернулся в офис.
Наш новоиспечённый оператор был уже там — договаривался с Сон-Хи о доступе к машине во внеурочное время. В итоге он вытребовал себе запасной ключ, а также разрешение работать по вечерам, когда все остальные уходят. Охрану предупредили, что Йенса можно пускать к машине без провожатых.
Днём, впрочем, он тоже не собирался бездельничать, сразу ринулся в павильон. Проследил, как Джеф включает машину, и насел на того с расспросами, как всё это работает. Джеф отвечал уклончиво — всё же Йенс отсутствовал в списке соучредителей, хоть и получил теперь доступ к технике.
Я тем временем напечатал новую сцену.
Пришли актёры, и мы приступили к съёмке.
В кадре появилось фермерское подворье — довольно крупное и небедное. Дом был сложен из кирпича и крыт черепицей, рядом расположились хозяйственные постройки. Имелся даже грузовичок с паровым котлом и высокой тонкой трубой, торчавшей перед кабиной. Он разводил пары, готовясь куда-то ехать, а в кузов тем временем грузились мешки с зерном.
В погрузке участвовал и Циркач — помогал фермерскому сыну, здоровенному парню, лицо которого пока было затуманено. Когда последний мешок был пристроен в кузове, фермер хлопнул помощника по плечу:
— Нормально. Бери девчонку, идите завтракать.
Стояло раннее утро, солнце едва взошло.
Здоровяк направился к дому, а Циркач взобрался на деревянный бортик грузовичка и расстелил на крыше кабины карту, потрёпанную и старую. Огляделся и выпустил на неё муравья-подсказчика.
Со стороны рукомойника, стоящего во дворе, подошла растрёпанная Мелисса. Она позёвывала и ёжилась на утреннем холодке. Спросила у Циркача:
— Чего ты туда залез?
— Нужна металлическая поверхность, с ней будет проще найти район, куда переместилась Скважина. Это не займёт много времени.
Муравей побродил по карте и замер. Циркач сказал:
— Могло быть и хуже. Сотня миль к западу, в окрестностях железнодорожной станции. Доберёмся сегодня.
— А на чём доберёмся?
— Хозяйский сын после завтрака едет в город, к лабазнику. Возьмёт нас. Там помогу с мешками, дальше прикинем по ситуации. Либо рискнём сесть на дилижанс, либо просто найдём попутку.
Забрав карту, он спрыгнул с грузовичка. Мелисса боязливо спросила:
— А мачеха нас не выследит? Как-нибудь через магию?
— Поисковая магия — одна из редких разновидностей дара. У твоей мачехи её нет, иначе я бы почувствовал. Да, чисто теоретически можно с помощью артефактов перенастроить свой дар, форсировать его на короткое время. Но это будет очень опасно для неё же самой — она истощит свои магические ресурсы буквально за два-три дня, а затем ей станет плохо физически. При этом она рискует утратить разум. А рисковать собой твоя мачеха, по-моему, не привыкла.