Харальд на ведьму не смотрел. Приподняв клетку над земляным полом, он отпер дверцу — и швырнул внутрь принесенную одежду. Потом вошел, бросил поверх тряпья ковригу хлеба и заткнутую баклагу с элем. Тут же полоснул ножом по веревке, освобождая Асвейг рот. И взялся за скобу, скреплявшую дужки ошейника.
— Спасибо, — сипло выдохнула ведьма.
Харальд в ответ промолчал, разгибая на совесть скрученные концы скобы из железного прута.
— Я знаю, что ты со мной сделаешь, конунг Харальд, — просипела Асвейг. — Просто так не отпустишь, верно? Я не видела ту повариху, которой ты посмотрел в глаза. Исгерд со Свалой убили ее прежде, чем я пришла в крепость. Но они рассказали мне о ней. Она уже не была человеком…
— Ты тоже не человек, — равнодушно уронил Харальд.
И разомкнул ошейник. Асвейг быстро повернулась к нему. Сказала, косясь в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом:
— Это верно, я воргамор. Но в здешних горах есть и другие волчьи ведьмы. Превратив меня в тварь со змеиными глазами, ты избавишься только от одной. А если отпустишь меня такой, как сейчас, я исчезну в далеких краях и переманю к себе всех воргамор… пошлю им весточку и призову к себе, пообещав жизнь и спасение! Все равно на Севере волчьих ведьм теперь ждет смерть. Люди уже знают, кто мы, что мы делаем. И нас поубивают одну за другой, не твои воины, так другие… когда слухи разойдутся, после каждого пропавшего люди будут присматриваться к бабам в округе. Но в новых краях мы заживем спокойно, среди тех, кто о нас ничего не знает. Я единственная, чьи родичи погибли по твоей воле. Последняя из трех сестер, падчерица и наследница Исгерд. У Свалы мать уже умерла, детей у нее не было… стало быть, только у меня есть право мстить. И я клянусь тебе, что никогда не принесу беду в твой дом, никогда не вспомню о мести. Клянусь тебе жизнью моих нерожденных дочерей… и жизнью Гейрульфа!
— Он мертв, — бесстрастно бросил Харальд.
Потом помолчал, глядя на ведьму. Добавил холодно:
— Гейрульф умер как раз перед тем, как я пришел сюда. Так что твоя жизнь опять принадлежит мне. И я хочу посмотреть, что мой взгляд может сделать с одной из воргамор. Вдруг мне пригодится ведьма-прислужница?
Лицо Асвейг, окаменевшее при первых словах Харальда, исказилось. Некрасиво растянулся рот, напряглись жилы на шее — словно ведьма рыдала, не издавая ни звука, не проливая слез. Потом Асвейг, хрипло вздохнув, закрыла глаза. Снова открыла, сказала осипшим голосом:
— Ты воин, конунг Харальд. Мой отец тоже был воином. Как дочь воина и конунга, молю тебя… окажи мне великую милость, подари смерть! Прямо сейчас, пока Гейрульф еще не остыл. Даже если меня не положат в одну могилу с ним, я все равно буду искать его на дорогах, по которым люди уходят в чертоги богов. И может, найду!
Она договорила, опять хрипло вздохнула. Ладони, стянутые веревкой у запястий и сцепленные перед пышной грудью, подрагивали.
Харальд вскинул брови. Подумал с неудовольствием — еще одна конунгова дочка наслушалась скальдов. Треплется, как девица из саг. Но…
Но Сванхильд это понравится, вдруг мелькнуло у Харальда. Как только девчонка выпустит первый гнев и спросит про Асвейг, можно будет ей об этом рассказать. Глядишь, помягчеет. После того, как Сванхильд начала понимать нартвежскую речь, она на пирах прислушивалась с любопытством и к сагам, и к висам…
— А чем простой воин сумел завлечь дочь конунга? — все так же холодно спросил Харальд. И пообещал: — Если расскажешь так, что я поверю, придушу прямо сейчас.
Асвейг на мгновенье зажмурилась. Просипела быстро:
— Смелостью без расчета. Доблестью без надежды на награду. Я много видела тех, кто был смел ради добычи, ради спасения или милости конунга… но Гейрульф защищал, не требуя платы. Он на пиру протянул Ниде нож на глазах у ярла Свальда… и хоть она его не приняла, но от боя с ярлом Гейрульф не отказался. Что в первый, что во второй раз. Хотя мог уладить дело миром. Не его ведь баба? И твою жену Гейрульф спас — а потом не пожелал стать хирдманом. Ради меня бился, хоть это было безнадежно…
Харальд ухмыльнулся. Сказал неторопливо, приопуская веки:
— Выходит, на все мое войско нашелся всего один смельчак, ни от кого не ждущий награды? Хель с тобой, Асвейг. Живи.
— Убей, — тоскливо и как-то скрипуче попросила ведьма.
Харальд, молча повозившись пару мгновений, отцепил от клинков в потолке клетки цепь. Проворчал, наматывая ее на ошейник:
— Гейрульф жив. Тряпье я тебе принес, ночью не замерзнешь. Но если затеешь что- нибудь недоброе, подошлешь к моим людям крыс или наведешь на них чары — тогда уж точно посмотрю тебе в глаза. И скажи мне вот что, Гунирсдоттир. Если я тебя отпущу, куда ты с Гейрульфом поплывешь?
Ведьма, смотревшая на него потрясенно и неверяще, снова зажмурилась. Ответила тихо, не открывая глаз:
— Если позволишь… то в родные края дротнинг Сванхильд. Раз там есть такие, как она, может, и мы заживем по-другому. К тому же там правит конунг Рюрик. Если Гейрульф захочет взяться за меч, ему будет к кому пойти. Благодарю тебя за весть о том, что он жив, конунг Харальд.
— Никаких чар, — буркнул Харальд.
И вышел из клетки. Запер дверцу из клинков, потом сарай. А потом зашагал туда, куда тоже следовало заглянуть…
Пока Харальд разговаривал с хирдманами, Свальд куда-то запропастился. Но подойдя к бане, Харальд вдруг столкнулся с ним нос к носу.
Ярл Огерсон сиял, словно только что отлитая гривна. Короткие волосы посветлели, как бывает после густого щелока. Подбородок и щеки, с которых безжалостно соскребли щетину, теперь ярко розовели. Под скулой и на подбородке краснела пара царапин, оставленных острым лезвием.
Только рубаха на Свальде была простая, из серой некрашеной шерсти.
— Вот теперь я вижу, что мы и впрямь родственники, — насмешливо бросил Харальд. — Об одном подумали. А почему рубаха не красная, Свальд? Мне казалось, у тебя других и нету.
— Ведьму напоминает, — проворчал брат.
И Харальд тут же вспомнил красное платье Брегги. А Свальд заявил почти так же насмешливо, как перед этим Харальд:
— Говорят, если волчица почует на волке запах чужой течки, она начинает рвать его клыками. Но тот лишь уворачивается. Или сразу убегает. Три себя посильней, брат!
Харальд в ответ глянул недобро. Змей, до этого тихо елозивший по плечу, зашипел, пришлось уколоть взглядом и его…
Свальд лишь ухмыльнулся, искоса посматривая на брата. Затем сказал уже серьезно:
— Скоро вечер, а до фьорда еще надо добраться. Долго будешь ополаскиваться?
— Торопишься? — буркнул Харальд. И попросил: — Прикажи кому-нибудь, чтобы принесли мне в предбанник еду. Помоюсь, перекушу и спустимся на лодке к фьорду.
Свальд, кивнув, отступил. Харальд, придерживая перекинутые через плечо чистую рубаху и штаны, поднырнул под низкую притолоку бани.
Мылся он основательно. Пригоршнями плескал на себя щелок, тер кожу снятой рубахой, следом обливался водой. И снова плескал, и снова тер…
Змей, разомлевший от банного жара, прилег ему на плечо. Но когда Харальд плеснул щелоком и на него, разъяренно зашипел. Гибкое туловище тут же задергалось под рукой. А у Харальда перед глазами внезапно мелькнуло видение из тех дней, когда он плавал в багровом тумане — как Труди Гунирсдоттир жадно накрывает губами змеиную морду…
Харальд скривился. Опять плеснул щелоком на морду змея, и начал тереть ее мокрой рубахой, придавив туловище у самой головы.
Когда он наконец вышел из парной, обсыхавшую кожу сразу стянуло. Харальд, не обращая на это внимания, надел чистую одежду. Потом похватал куски из блюда, которое появилось в предбаннике, пока он мылся. Запил все элем, подхватил секиру — и шагнул за порог.
Снаружи, за банной дверью, его поджидал Свальд.
Во фьорд Харальд со Свальдом добрались уже после заката. Оставили лодку перед рядом причалов, и зашагали туда, где над мостками, отражаясь в воде, полыхали факелы стражников.
На нужный причал Харальд ступил первым. И первым же подошел к воинам, что стерегли Сванхильд.
Выбранный ею драккар сонно покачивался на волнах. Факелы стражников высвечивали длинный борт, облизывая его смутными отблесками.
Но на палубе было темно и тихо. Сходни оказались убраны, причальные концы были вытравлены так, что провисли до самой воды. Драккар держался только на якорных канатах…
И змеиным укусом ожгло Харальда недоброе предчувствие.
— Они там? — быстро спросил он, глядя на драккар.
Старший из стражников, уже подошедший к конунгу, торопливо ответил:
— Все там. Я посадил двух парней на лодку, что стоит у причала напротив. Они присматривают за другим бортом. До сих пор не кричали, значит с той стороны никто не уплывал. А с этой никто не…
— Тащите багры, — оборвал его Харальд. — Живей!
По доскам настила тут же застучали шаги — кто-то из стражников кинулся выполнять приказ. А Харальд уронил:
— Давно ты их видел?
— В полдень над бортом мелькала голова Болли, — уже озабочено сказал старший из стражников. — И эту я видел, которая жена ярла Свальда. А потом — все. Отсыпаются, наверно. Ночь у всех выдалась бессонная. У дротнинг еще и рана…
Воин осекся, Харальд угрюмо подумал — верно, рана. Причем такая, с которой не уснешь. Хлестать эль, как делают мужики в таких случаях, Сванхильд не будет…
Он шагнул к самому краю помоста, резко приказал:
— Выбирайте концы!
Стражники взялись за веревки, драккар медленно двинулся к причалу. Вернулся парень с баграми. Взлетели и упали длинные древки, захрустело дерево под железными крючьями. Кто-то накинул на багры доску — и Харальд, взяв у одного из стражников факел, перебежал по ней на драккар.
Перед носом в палубе зияла дыра, откинутые половицы валялись рядом. На корме возле закутка громоздился всякий скарб. Тихо, невесомо покачивались кожаные занавеси закутка…
Он рванулся туда. В три прыжка добрался до кормы, даже не успев осознать, что начинает меняться. Распухла шея, с треском разорвав ворот рубахи, по лицу загуляли серые тени — и хищно изогнулся над плечом змей.