— Ты мне еще про Упсалу не рассказал, — без особой надежды проговорила она.
Но ресницы опустила. Руки вскинула так, что ладони замерли в воздухе по обе стороны от округлого, вздернутого живота. Словно готовилась закрыться от удара или поймать что-то…
Харальд, глядя на нее, зачерпнул полный ковш разведенного щелока. Полил на лоб Сванхильд, затем тонкой струйкой прошелся по ее телу. По шее, груди, животу. По бедрам.
Покончив с этим, он швырнул ковш в ведро и склонился над Сванхильд. Копье тут же ткнулось в ее подросший живот, завитки щекотно погладили кожу под твердым, словно каменным навершием. Харальд сипло выдохнул, двинулся, чтобы это продлить…
Сванхильд распахнула глаза. Правда, глянула уже не возмущенно, а затуманено.
— Закрой, — попросил Харальд, торопливо прищурившись. — Дай хоть сейчас насмотрюсь. А то зарюсь украдкой, как на чужую бабу.
И Сванхильд зажмурилась. Приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать — однако удержалась, промолчала.
Вот и ладно, подумал Харальд, разглядывая ее в упор.
Короткие волосы Сванхильд слиплись от щелока — и посверкивали темным золотом там, где на них падали отсветы пламени. Губы отливали алым, но кожа была бледной, а под скулами залегли измученные тени. Под ресницами затаилась синева…
Он прошелся кончиками пальцами по ее лицу. Бережно, легко. Следом обхватил тонкую шею. Погладил плечи, помеченные синеватыми жилками — и чуть не застонал, примяв обеими руками груди. Соски ткнулись в ладони так, будто выпрашивали ласку.
Надо держаться, мелькнуло у Харальда. Сначала нужно размазать по ее коже щелок.
Но как давно он с ней не был…
Сванхильд вдруг шевельнулась. И терпенью Харальда пришел конец.
Он резко перегнулся в сторону, подхватил ушат. Щедро плеснул водой на Сванхильд. Затем вскинул ушат над головой и окатил себя тем, что осталось. Снова пригнулся. Ртом накрыл одну из ее грудей, рукой — холмик между ног…
Впился, перекатывая и давя языком сосок. Пальцами отыскал бусину под складками женской плоти. Размашисто ее погладил, затуманено осознавая, что слишком торопится, слишком давит, слишком, слишком, слишком…
Но руки Сванхильд вдруг легли ему на затылок. Одна ладонь прижала голову, другая скользнула по хребту, по левому плечу, пощекотав ему кожу ногтями. И Харальду сразу стало легче. Значит, не все так плохо?
Где-то наверху переливчато зашипел вскинувшийся змей. Колени Сванхильд с дрожью прижались к бокам Харальда. Маленькие пятки ткнулись ему в бедра, сладко дрогнули на них…
И копье Харальда, притиснутое к животу Сванхильд, зло дернулось в ответ. Заныло еще сильней. В следующий миг он выпрямился. Двумя руками погладил ее разведенные ноги, раскладывая их по своим бедрам. Прохрипел:
— Что-то будет не так — кричи. По роже меня бей!
Сванхильд кивнула, припухшие губы дрогнули в намеке на улыбку. А Харальд молча обхватил ее бедра. Подгреб снизу ягодицы, приподнял легкое тело, навершием копья отыскивая вход меж складок. Надавил, с трудом сдерживаясь…
Сванхильд выдохнула, прогибаясь. И Харальд двинулся.
Тело ее изнутри было упруго-мягким — но после каждого движения шелковое кольцо входа становилось чуть туже. Стискивало его копье трепетно, с мелкой дрожью. И под конец Харальд уже не соображал, что делает. Лишь надеялся, что Сванхильд не больно от его рывков.
А потом Харальда затопило наслаждение. Полыхнуло внутри победно и ярко, скручивая тело жестче, чем боль — и оставляя во рту медовый привкус.
Он еще раз, уже напоследок, втиснулся в Сванхильд, забирая у нее последние крохи удовольствия. Тут же сгорбился, губами прихватил сосок, который не успел поцеловать. Впился в набухшую бусину, и вдруг ощутил судорогу в теле Сванхильд. Частую, сладкую, перехватившую его копье шелковой лентой…
Дыханье у Харальда сразу участилось. И в уме пролетело — похоже, отдых будет недолгим.
Затем он замер, склонившись над Сванхильд. Дождался, когда она обмякнет, и лишь тогда позволил ее ягодицам коснуться скамьи.
Забава даже не подозревала, что так по нему соскучилась. Смотрела на Харальда из- под ресниц, задыхаясь от его толчков — а глаз отвести не могла. Хоть и следовало бы.
Он горбился, двигаясь. Лицо было сосредоточенным, из-под верхней губы поблескивал ряд зубов. Ледяным серебром горели глаза — но в них Забава старалась не смотреть. А над плечом Харальда, осеняя его открытой пастью, сбивчиво шипел змей…
И Забава плыла в реке горячего удовольствия, ощущая тяжелую хватку рук Харальда, крепость его плоти, рывками входившей в нее. Потом зажмурилась, вздрогнув от блаженного биения в теле. Удивилась — так жарко? так быстро? — и вытянулась на скамье. Улыбнулась, не открывая глаз, чувствуя сразу все: наслаждение, усталость, странную легкость…
Харальд, отцеловав Забаве грудь, ткнулся в ее плечо. Но через несколько мгновений буркнул:
— Ты хотела знать, что было в Упсале. Покончим с этим сейчас.
Затем он заговорил, быстро и скупо описывая то, что случилось в последнем походе — путь к богатейшему городу шведов, бой с Одином, снег посреди весны, встречу с богами возле реки, собственное беспамятство и багровый туман.
— Это не было для меня потехой, — медленно, словно нехотя добавил Харальд под конец.
И потерся щетинистым подбородком о плечо Забавы.
— Меня одолела не Труди. Дочкой Гунира в те дни управляла Фрейя, богиня Асгарда. Сидела в ее теле, как когда-то в твоей сестре, в Кресив. Это Фрейя добралась до меня после драки с богами. Добавила к колдовству воргамор свою силу и мою слабость… следом опутала мне разум багровым туманом. Я даже имя твое боялся вспомнить, потому что после него становился глупей сосунка. Знал, что есть слова, а какие, где…
Харальд смолк. Руки, вцепившиеся в скамью по обе стороны от локтей Забавы, напряглись.
Вот как, с горечью подумала Забава.
Выходит, она была не права. И Сигюн соврала. Не мог Харальд заглядываться на Труди после раны, оставившей такой шрам. Это от ран поменьше он оправлялся быстро. А тут отметина через весь живот, в палец шириной. Корявая, точно лезвие еще и прокручивали в теле. Удивительно, как Харальд вообще выжил, у здешних даже боги смертны…
Правда, про жену он потом не вспоминал.
Но он не мог, мелькнуло у Забавы. Иначе без разума бы остался.
Это у нее над душой никто не стоял — околдовали да отпустили. А с него, получается, глаз не сводили. И багровым туманом все мысли выжигали, как каленым железом. Не по совести она меряет, а по себе, да только сама через такое не прошла…
Забава резко вздохнула и обняла Харальда. Прижала к себе крупную пегую голову, придавила другой рукой его спину пониже лопатки — справа, под змеем. Уже открыла рот, чтобы повиниться, но Харальд неожиданно проворчал:
— Не надо меня жалеть. Это была война. Первый бой я выиграл, второй проиграл. Так бывает. А потом пришла ты. Спасла и не простила… однако я смотрю на все по-другому, Сванхильд. Если бы тебя одолели силой, я поджарил бы на медленном огне того, кто это сделал. Но не стал бы винить тебя. И держал бы изо всех сил, звал на свое ложе… ждал, когда ты опять придешь ко мне. Потому что вот это…
Харальд смолк. Чуть сдвинулся вбок, потянулся к золотистым кудряшкам под ее животом. Пальцами добрался до бусинки под складками женской плоти, погладил уже неспешно, скользко. Бросил:
— Это только тело. Я его ценю, потому что в нем живешь ты. Но тебя я ценю не за тело, Сванхильд. А за другое. За то, как ты смотришь. За то, что говоришь. Даже за глупую доброту, не знающую берегов — хотя надо бы знать. За ум без хитрости, за смелость без выгоды. Тебе ни к чему не бояться юных девок…
— Я не боюсь, — негромко возразила Сванхильд. — Уже нет. Хоть и помню слова Сигюн. Но я сама к тебе вернулась, и никому тебя не уступлю. Никаким девкам, Харальд. Это тоже бой. В следующий раз я не сбегу.
Харальд чуть не расхохотался. Вскинул голову, посмотрел в упор, благо Сванхильд сама зажмурилась. Усмехнулся молча.
Без моей помощи ты этот бой проиграешь за пару дней, пролетело у него в уме. Впрочем, хватит ей драться…
— Дослушай сначала, — уронил Харальд, нависая над Сванхильд. — До рождения сына у нас есть время. Мне нужно лишь посмотреть на тебя и пожелать. И я это сделаю, Сванхильд. Ты проживешь столько же, сколько отпущено мне самому от рожденья. Без морщин, без седины, со всеми зубами. Вот и все. Так что можешь забыть о подрастающих Труди. Кстати, ты мне до сих пор не ответила. Так ты пойдешь за меня замуж?
Сванхильд снова открыла рот, хотела что-то сказать — но Харальд быстро добавил:
— Только спать мы все равно будем вместе. До конца твоего срока, на тот случай, если Локи опять пришлет за тобой кого-нибудь. И днем придется ходить рука об руку…
— Лучше плечом к плечу, — пробормотала Сванхильд.
Харальд с ухмылкой придавил ладонью одну из ее грудей.
— Опять беспокоишься, что обо мне скажут мои люди, дротнинг? Упсала взята, а удачливому прощают многое. И змея над плечом, и бабу, что ходит за ним по пятам. Может, я даже прикую тебя к себе цепью. Но золотой, все-таки жена конунга. Тебе браслет на руку или на ногу?
Сванхильд улыбнулась — как-то измученно, с дрожью. Следом выпалила, поглядывая на него из-под ресниц:
— Я буду твоей женой. И прости. Я по себе твою беду мерила, не знала…
Харальд, не дав договорить, накрыл ее губы ртом. Почуял в поцелуе солоноватый привкус слез — и обхватил легкое тело, округлившееся в поясе. Следом выпрямился, не выпуская Сванхильд из объятий. Заявил, оторвавшись от ее губ:
— Все прошло, Сванхильд. К тому же твое упрямство нам помогло. Локи мог выбрать другое время, чтобы похитить тебя, мог придумать что-то похитрей, чем Сигюн с сетью. Но ты сбежала, и он не устоял… решил этим попользоваться. Твоя простота опасней коварства, я это запомню. Но мы теперь предупреждены, и ты ко мне вернулась сама. Мне не за что тебя прощать.
Сванхильд, жмурясь как котенок, задумчиво кивнула. Затем просунула руку между их телами и погладила его шрам. Осторожно, медленно.