– Кто будет подопытным кроликом? – спрашивает Кертис.
– Я! – мгновенно отвечаю я. Я – самый слабый райдер в группе, и мне нужно им показать, что могу дотянуться до их уровня.
«Скачусь по прямой», – говорю я сама себе. Они все смотрят.
И я несусь вниз на скорости, потом влетаю во впадину, а оттуда уже взмываю вверх и отрываюсь от земли. Я взлетаю в воздух гораздо выше, чем ожидала, но не теряю присутствия духа и делаю грэб сноуборда за задний край, чтобы нужным образом выровнять хвост сноуборда. В результате я лечу по воздуху на доске, перпендикулярной направлению моего полета. Это метод-грэб. Если все сделаешь правильно, ты это почувствуешь. И я чувствую.
Сила тяжести тянет меня вниз. Я больше не держу доску. Падать вниз высоко, и я обязательно почувствую приземление. Четырехглавые мышцы сильнее всего ощущают соприкосновение с землей, вроде как принимая на себя вес моего тела. Но я не падаю, мне удается устоять и ехать дальше. Как я рада, что столько времени провела на тренажерах и накачала мышцы ног!
Сверху слышатся одобрительные крики. Когда я отстегиваю крепления, в полет отправляется Кертис, после него – Одетта. Они выполняют методы, и я, наблюдая за ними, вижу, как могу улучшить исполнение этого трюка. Я смотрю, где они приземляются – да там и метра не будет от места моего приземления! Ха!
Следующей прыгает Саския, потом Жюльен и Брент, и я улыбаюсь, потому что они все тоже выполняют методы. Дейл усложняет прыжок, выполняя вращение на сто восемьдесят градусов, потом отпускает руку и делает инди-грэб[34] перед приземлением. Меня не удивляет, что его выбрали рекламировать Oakley[35]. У него есть собственный стиль.
– Фи! Двойной грэб, – говорит Жюльен, ни к кому конкретно не обращаясь. – Мне они не нравятся.
Я иду назад рядом с Одеттой. Вчера вечером я ходила к ней в гости, и мы долго сидели и смотрели DVD с записями выступлений французских сноубордистов. Одетта ведет себя совсем по-другому, когда рядом нет Саскии – более расслабленно. Как я понимаю, и я сама тоже. Одетта не сказала мне, почему не пришла и Саския, а я не спросила, почувствовав, что они поругались. Мы обсуждали наши цели на эту зиму, соревнования, в которых мы планируем принять участие, трюки, которые мы надеемся научиться исполнять. Если бы она была из Великобритании, то я никогда не стала бы с ней делиться подобным. Но в любом случае она настолько сильнее меня в сноубординге, что это, как кажется, не имеет никакого значения.
Жюльен и Саския идут прямо за нами. Вероятно, Саския говорит по-французски лучше, чем Жюльен по-английски, потому что они снова беседуют на французском. Судя по тому, как он показывает ей на трамплин, он дает ей советы.
– Когда он говорит по-французски, он кажется таким же придурком, как когда говорит по-английски? – тихо спрашиваю я у Одетты.
Я ожидаю, что она рассмеется, но она даже не улыбается.
– Да, – отвечает она.
Похоже, он ей очень не нравится, но это объяснимо. Они оба – невероятные райдеры, при этом Жюльен использует любую возможность, чтобы рассказать людям, насколько он невероятный. Одетта же этого не делает и просто молча катается. Если бы Кертис не сказал, то я бы и не знала, что она на этой неделе заняла второе место на этапе Кубка мира в Варсе.
– Над чем ты сегодня работаешь? – спрашивает Одетта.
Я мнусь.
– Надеюсь попробовать бэкфлип, – наконец говорю я. Теперь пути назад нет.
– Впервые?
– Да. Я очень нервничаю.
Она сжимает мою руку пальцами в перчатке.
– Не волнуйся. У тебя получится!
Брент пристегивает крепления на самом верху.
– Пришло время бэкфлипа, – тихо говорю я. – Будут какие-нибудь последние указания? Что-то посоветуешь перед стартом?
– Только не приземляйся на голову, – ухмыляется Брент. – На батуте у тебя прекрасно получалось. Но ты должна полностью сосредоточиться на трюке. И ни в коем случае не менять решение! Начала вращение – доводи до конца, нельзя на середине решить, что ты не хочешь делать бэкфлип.
По его походке, которая кажется немного неуклюжей, по его легкой сутулости и низко посаженным штанам, никогда не догадаешься, что Брент – топовый спортсмен. Можно даже решить, что он неудачник – или просто лентяй. Но только до той минуты, как увидишь его на сноуборде.
Он взлетает с трамплина и делает вращение на семьсот двадцать градусов с большой амплитудой. Кажется, он не испытывает никакого страха. Я ему завидую. У меня ладони вспотели в перчатках. Саския опять о чем-то спрашивает Жюльена, пока они пристегивают крепления. Мне будет интересно увидеть ее выражение лица, если у меня получится то, что я задумала.
Кертис поднимается на ноги.
– Ты стартуешь? – спрашивает он меня.
– Нет, после тебя, – отвечаю я, потому что не совсем готова.
Кертис несется на скорости вниз и очень чисто исполняет бэкфлип. Все аплодируют и одобрительно кричат.
Теперь я на самом деле должна его сделать. Я несусь на доске вниз. Скорость очень важна – нужно достаточно времени в воздухе, чтобы успеть перевернуться. Как только нос моего сноуборда достигает конца взлетной полосы, я начинаю отклоняться назад.
Это чем-то напоминает американские горки – когда ты летишь вниз. Только там ты сидишь в кресле, крепко привязанная пристежными ремнями, а здесь я понятия не имею, чем все закончится. Я вижу голубое, потом белое. Если я прямо сейчас упаду на землю, то точно сломаю себе шею. Затем я снова вижу голубое небо и заканчиваю полет с доской подо мной.
Крики и аплодисменты громче, чем достались Кертису.
Кертис уважительно кивает мне, когда я к нему присоединяюсь.
– Здорово!
Я пожимаю плечами, словно не сделала ничего особенного. Но внутри меня словно озаряет радость. Не знаю точно почему, но похвала от Кертиса значит для меня больше, чем от кого-то из других членов компании. У меня ощущение, что он – это мои брат и отец, слившиеся в единое целое. Если я смогла произвести на него впечатление, это подобно тому, что я совершила невозможное и произвела впечатление на них. Это глупо, я знаю, в особенности раз мои чувства к нему совсем не братские, но я буду ценить этот момент.
Саския взмывает с трамплина, и я не могу скрыть улыбку, когда она снова начинает вращение. Я подняла планку, и она не может до нее дотянуться.
Кертис видит мое лицо.
– Будь осторожна с моей сестрой.
– Что ты имеешь в виду? – удивленно спрашиваю я.
– Просто… будь осторожна.
– Ты просишь меня с ней деликатничать? Или поддаваться? – спрашиваю я. Лучше бы он этого не делал.
– Нет. Но она не любит проигрывать.
Я смеюсь.
– А кто-то любит?
Кертис открывает рот, словно собираясь что-то сказать. Но не говорит ничего и закрывает.
Это заставляет меня задуматься о том, что она еще сделала. Но мы теперь достигли взаимопонимания. Она не сделает ничего исподтишка.
– Не беспокойся, – говорю я. – Я тоже играю жестко.
Именно в эту минуту Жюльен вылетает с трамплина и закручивает какой-то странный оборот – словно по спирали. Вот это мне нравится во фристайле. Вот такой сноубординг мне нравится! Это не бег, не велосипедные гонки, когда выигрыш определяется сотой долей секунды и требуется фотофиниш для определения победителя. Наш спорт очень молод, и райдеры все время придумывают новые трюки – трюки, которые люди считали невозможными или просто не могли себе представить. Вы только подумайте о том, что сноубордисты будут творить через десять лет.
Брент хлопает меня по спине, когда я его догоняю.
– Молодец, Милла!
Сделав пять бэкфлипов, я чувствую себя очень довольной. Каждый раз, когда у меня получается приземление, я говорю себе, что главное вовремя остановиться. Затем я вижу выражение лица Саскии и заставляю себя сделать еще один.
Вот так я у нее и выиграю. Я не хочу побеждать, играя грязно, я хочу побеждать в результате тяжелых, напряженных тренировок, осваивая новые трюки один за другим. У меня есть у кого спросить совета – здесь рядом несколько настоящих мастеров. До чемпионата Великобритании остается три месяца. Он состоится в середине апреля. Я смогу!
Брент с Дейлом сидят на вершине и едят батончики мюсли. Мои батончики. Как хорошо, что они кому-то нравятся. У меня еще двадцать коробок. Я ставлю сноуборд на снег и сама опускаюсь в снег рядом с Брентом, достаю батончик мюсли и вонзаю в него зубы.
Какая-то женщина резко охает у меня за спиной, я оборачиваюсь.
Рядом стоит Саския, прикрывая ладонью рот.
– Прости, Милла!
Меня охватывает страх, накрывает словно волной. Моего сноуборда нет там, где я его оставила.
Я поднимаюсь на ноги. Должно быть, он у меня за спиной. Или, может, несется вниз по склону, где в конце концов врежется в мягкий сугроб и остановится.
Но его нигде не видно.
– Это произошло случайно, – говорит Саския. – Я задела его носком ботинка.
Она показывает на дыру в снегу.
Я бросаюсь к месту, на которое она показывает. Мой драгоценный сноуборд едва различим в тридцати метрах внизу. Он свалился в узкую расщелину.
Я смотрю на Саскию и вижу намек на улыбку, которая быстро исчезает у нее с лица.
Вот вам и взаимопонимание. Может, это еще не дошло до нее, но эта выходка означает одно: война.
Глава 23
Наши дни
Брент стучит пальцем по окну будки оператора.
– Закаленное высокопрочное стекло, – говорит он.
Они с Кертисом одеты так, словно собрались кататься на сноуборде – перчатки, очки. Они совещаются, как лучше проникнуть внутрь.
Остальные, включая меня, держатся на некотором расстоянии. Как только у меня появится возможность, я собираюсь отсюда смыться и обыскать комнаты – может, найду наши телефоны, а может, и какую-то подсказку, которая поможет понять, кто все это устроил.
Ветер усилился. Маленькие оранжевые кабинки, которые мы называем «пузырями», со скрипом качаются взад и вперед. Я не особо надеюсь на то, что мужчины смогут запустить подъемник. В наши дни подъемники стали безопасными – все меры предосторожности соблюдаются, и явно должна быть защита от проникновения в будку оператора. Да и тот, кто собрал нас здесь, должен был догадаться, что мы попробуем в нее проникнуть.