– Послушай, я не знаю, как назвать наши отношения. Но между нами что-то есть. Я беспокоюсь за тебя. Вот и все.
– Так давай закончим с этим. Чем бы это «что-то» ни было. Мы просто друзья. Теперь ты не должен мне помогать. Ты даже не должен смотреть. Мне просто нужно, чтобы ты задержался еще на десять минут на тот случай, если я неудачно упаду. Чтобы я не осталась тут лежать, когда никто не знает, где я.
– Так, объясни, пожалуйста, – говорит он тихим голосом, в котором слышны боль и обида. – Ты разрываешь со мной отношения из-за того, что я о тебе беспокоюсь?
Я раздраженно смотрю вверх на склон, на трамплин. Теперь во мне просыпается страх.
– Это едва ли можно назвать разрывом отношений. Это не были «отношения».
– Но я не могу прекратить беспокоиться о тебе, Милла. И я думал, что ты тоже волнуешься за меня и испытываешь ко мне какие-то чувства.
У меня нет на это времени.
– Что я делаю неправильно? Мне нужно набрать большую скорость?
Брент качает головой и пристегивает сноуборд.
– Брент! – кричу я.
Он уезжает.
Я иду вверх по склону. С ним или без него, но я должна это сделать. Я застегиваю крепления и оглядываюсь. Три человека едут по трассе для горнолыжного слалома, еще полдюжины поднимаются на подъемнике, но никто из них не смотрит в мою сторону, и они даже не находятся в пределах слышимости. Я подожду, пока они не приблизятся.
Я всегда гордилась тем, что мне никто не нужен, но теперь мне приходит в голову, что это не совсем так. Иногда, даже в индивидуальном виде спорта, таком, как сноубординг, кто-то все равно нужен.
До сих пор никто не смотрит в мою сторону. Я страшно хочу прыгнуть, но это очень рискованно. Что ж такое-то?! Я бросаюсь лицом в снег. И это случилось именно сегодня, из всех дней. Как я буду смотреть в глаза членам моей семьи, если не смогу занять место выше прошлогоднего? А если я еще и опущусь в рейтинге?
Я могу себе представить, что услышу:
– Я тебе говорила, Милла.
– Надо было поднапрячься.
Холод проникает сквозь мою куртку и штаны. Я скоро начну дрожать, если и дальше буду тут лежать.
У меня перед глазами стоят боль и обида на лице Брента, и это давит на меня дополнительным грузом. Я никогда ничего ему не обещала, так почему я чувствую себя такой виноватой?
Но уговоры не помогают. Мне придется с ним поговорить. Я ругаюсь про себя, когда пристегиваю сноуборд и еду вниз. Однако когда я добираюсь до хафпайпа, Брента нигде нет.
Приближается Одетта, целует меня в обе щеки.
– Ты сегодня не тренировалась?
У меня теперь к ней странное отношение – после того, как я узнала про ее отношения с Саскией.
– Я была на леднике, тренировала крипплеры.
– Круто! А ты можешь сделать этот трюк?
– Все к тому идет. – Я не хочу много болтать. Она ведь все передаст своей подружке. – Мы расстались с Брентом.
Одетта касается моей руки.
– Мне очень жаль.
– Вероятно, это к лучшему. Как ты говорила, он был моим якорем.
Она сочувственно смотрит на меня.
– В другом виде спорта, например, в лыжных гонках, все могло бы быть по-другому. Но в хафпайпе очень высоки шансы получить травму.
– Но кажется, у вас с Саскией все получается, – вылетает у меня, прежде чем успеваю закрыть рот.
– На самом деле я очень боюсь за нее, – признается Одетта и начинает оглядываться в поисках Саскии.
И вот она – поднимается на подъемнике.
– Почему вы скрываете ваши отношения? – спрашиваю я.
– Она не хочет, чтобы кто-то знал.
– Понятно. – Я чувствую, что это печалит Одетту. – Эй, а Брент тут появлялся?
– Да, выполнил один заезд, упал и ударился коленом. Поехал вниз несколько минут назад.
– Что? – Меня охватывает паника. – С ним все в порядке?
– Он дошел до вагончика фуникулера. Я думаю, что все не так плохо.
Но сможет ли он принять участие в соревнованиях? «Смэш» в этом году – главный спонсор чемпионата Великобритании по сноубордингу, а Брент – их главная звезда, рекламные щиты с его фотографиями – как он зависает в воздухе – расставлены по всему курорту. Брент ведет себя так, будто все это не имеет для него значения, но я знаю, что это на него давит.
Я резко дергаюсь, вспоминая угрозу Саскии. Она же говорила про Брента. «Я с ним еще поквитаюсь». Неужели это случилось? Он упал из-за нее? Мне страшно хочется спросить у Одетты, не было ли Саскии рядом с Брентом, когда он упал, но я не решаюсь. Я пойду к Бренту и сама спрошу у него.
Саския поднимается наверх и бросает взгляд в мою сторону. Поклясться я в этом не могу, но мне кажется, что смотрит она с торжествующим злорадством.
Глава 41
Наши дни
Это место меня достало. Брент сидит рядом с Хизер в освещенном свечами ресторане – или успокаивает ее, или пытается не дать ей сказать то, чем не хочет делиться с остальными. Я пытаюсь догадаться, что же это может быть. В голове проносятся разные мысли.
Об ужасных вещах.
Куда худших, чем случайная измена.
Чем занимался Брент, пока мы с Хизер и Кертисом находились в раздевалке для персонала? Он на самом деле ударился головой? Он подозрительно быстро пришел в себя. И он очень долго заполнял сковородки снегом. Мог ли он там, на улице что-то сделать с Дейлом, а потом столкнуть его в расщелину?
Огонь в камине затухает. Кертис встает, чтобы подбросить дров. А если подумать, то и Кертис надолго исчезал, предположительно, он искал фонарики, но Дейла едва ли можно назвать его любимчиком. Я знаю, что у Кертиса взрывной характер, но ненавидит ли он Дейла достаточно сильно, чтобы убить?
А могли ли Кертис и Брент сделать это вместе?
Черные глаза оленя впиваются в меня, пронзают до глубины души. Я перевожу взгляд на два пустых гвоздя рядом с оленьей головой. Что там висело? Это имеет значение? Я не знаю.
Я больше ничего не знаю. У меня слишком сильно болит колено, чтобы я могла нормально соображать. Я пытаюсь вспомнить, сколько времени заняло восстановление в прошлый раз. Сколько времени понадобилось, чтобы я снова могла нормально наступать на ногу? Но все зависит от серьезности травмы. И от того, порвала ли я одну наружную коллатеральную связку или и другие тоже.
Снова зажигается свет.
– Так, уже что-то, – говорю я.
Кертис фыркает.
– Да, но сколько времени он будет гореть?
– Вот именно, – говорю я. По крайней мере, теперь я знаю, что свет выключали не он и не Брент.
– Кто-то с нами играет, – заявляет Кертис.
Но кто? Дейл?
– И я думаю, что это моя сестра.
Кертис с мрачным видом смотрит на дверной проем, словно она может там появиться.
Я восстанавливаю в памяти то, что он сказал мне сегодня днем в раздевалке. Если он убил ее, почему он, как кажется, так уверен, что это она? Я смотрю на других, чтобы увидеть, как они реагируют на его слова.
Хизер встает.
– Я иду спать, – объявляет она.
Не думаю, что она слышала Кертиса. Или, может, она так шокирована исчезновением Дейла, что больше не в состоянии ни на что реагировать и о чем-то думать. Глаза у нее покраснели от слез. Я не могу представить, как ей сейчас тяжело. Конечно, если только это не какой-то тайный план, разработанный ею и Дейлом.
Я поднимаю один из подсвечников.
– Возьми свечку на тот случай, если электричество снова отключится. У тебя осталась зажигалка?
Она хлопает себя по карманам.
– Да.
Теперь она неуверенно смотрит в сторону коридора.
– Я пойду с тобой, – объявляю я и внутренне сжимаюсь перед тем, как встать.
Но Брент встает раньше.
– Я ее провожу.
Перед тем, как уйти, он прихватывает бутылку бренди.
Кертис сжимает ладонями голову с двух сторон.
– Я схожу с ума, думая, что моя сестра где-то здесь?
Я выглядываю в коридор, проверяя, ушла ли Хизер. Кертис подпрыгнет до потолка, когда я скажу ему то, что собираюсь, да и Хизер сейчас забот хватает.
– Что ты знаешь про транзакции по кредитной карте? Сколько денег было потрачено?
– Около трех тысяч.
– Во Франции или Великобритании?
– Во Франции и других частях континентальной Европы. В магазинах и ресторанах. Мама с папой не знали, что делать. Она это или кто-то еще? Они дали ей эту карту на случай непредвиденных обстоятельств. Ее спонсоры платили мало – гроши в сравнении с тем, что платили мне. А ты же знаешь, какая она. У нее дорогой вкус.
Я обращаю внимание на время, которое он использует. У нее дорогой вкус. Кертис на самом деле думает, что его сестра до сих пор жива. Наверное, я неправильно его поняла. Он ее не убивал. Но что еще он скрывает от меня?
Кертис вздыхает.
– В конце концов отец закрыл карту. Мои родители из-за этого чуть не развелись. Мама несколько недель с ним после этого не разговаривала.
– А как-то можно было отследить траты? Ведь есть же камеры видеонаблюдения. Они должны быть в магазинах и ресторанах, – говорю я.
– Полиция делала все, что могла. В ресторанах никаких камер не оказалось. В некоторых магазинах они были, но записи оказались нечеткими. Это мог быть кто угодно.
Я делаю глубокий вдох.
– Тебе не понравится то, что я сейчас скажу. Это была не Саския. Это был Дейл.
Кертис пораженно смотрит на меня. Я пересказываю ему разговор, который подслушала.
Очень хорошо, что Дейла и Хизер сейчас нет. Кертис в ярости, я просто чувствую исходящие от него волны гнева. Он прилагает огромные усилия, чтобы не сорваться, но я вижу, как сжимаются его челюсти, как пульсирует маленькая жилка, а нога бешено отстукивает ритм на деревянном полу.
– Хотя это странно, – продолжаю я. – Ведь для использования карты нужно знать ПИН-код.
Кертис горько смеется.
– Саския записала его на самоклеющемся листочке, который держала вместе с картой. Оставляла карту с этим стикером на кухонном столе. Я ее неоднократно ругал за это, но когда я приходил в следующий раз, то опять видел ту же картину. Иногда она не понимала элементарных вещей. Это были не ее деньги, поэтому она и не беспокоилась.