Трасса заворачивает направо. Кертис мощно выполняет широкий разворот, Брент несется прямо, а в самом низу прыгает с маленькой скалы, как и всегда. Просто потому, что он Брент. Я ненавижу прыгать со скал и обычно следую за другими по трассе. Но сегодня я чувствую азарт. Хотя, скорее, это отчаяние. На трассе много отдыхающих, так что, если я проеду по паудеру, может получиться быстрее. Я немного притормаживаю на спуске и заворачиваю к скале.
До того, как я успею передумать, я взмываю в воздух, а потом падаю вниз. Сосущее чувство падения в животе такое острое, а удар при приземлении получается такой сильный, что выворачивает колени, и я чуть не перелетаю через нос своего сноуборда. Ноги горят огнем, я отклоняюсь назад, но мне все-таки удается удержаться на них.
Брент исчезает среди елей впереди. Я несусь за ним. Деревья покрыты густыми белыми шапками. В их тени воздух холоднее, пахнет хвоей. Снег отливает какими-то оттенками пурпурного и доходит мне до колен. Сноубордисты мечтают о таких условиях, но я слишком сосредоточена на гонке, чтобы ими наслаждаться.
Деревья растут гуще, я еду быстро, и мне приходится думать только о том, как в них не врезаться. Ветки царапают мне щеки, снег падает мне на голову и на плечи. Сейчас я в любую минуту должна увидеть трассу. Вот она!
Я напрягаю зрение, чтобы увидеть белую куртку Саскии. Проклятье – она уже почти у поворота. Трасса тут сужается, с одной стороны выход породы, а с другой – глубокий обрыв. Мы с Саскией окажемся в узком проезде одновременно, как только я прилечу сверху.
Саския бросает взгляд в сторону и видит меня. Я не уступлю. Придется ей.
Только она не собирается этого делать. Я же вижу. Вся сила удара придется на мой сноуборд, а поскольку я лечу на нее сверху, ее сноуборд должен соскользнуть с трассы.
Мы сближаемся, и я готовлюсь к столкновению. Но как раз перед тем, как столкнутся наши сноуборды, кто-то с силой дергает меня назад за ворот куртки.
Какого… Мой сноуборд виляет подо мной, и я падаю в снег. Рядом возникает еще одна фигура.
Конечно, это Кертис. Как он вообще оказался позади меня?
Он срывает очки. У него ярко-красные щеки, и я знаю, что раскраснелся он не от мороза.
Я тоже чувствую, как у меня горит лицо – от гнева и стыда в равной степени. У меня дрожат руки. Я бы ее толкнула. На самом деле толкнула бы.
Кертис выпрямляется. Это движение вызывает гримасу боли у него на лице, он касается своего плеча. О боже! Из-за меня оно разболелось сильнее?
– Зачем, Милла? Зачем тебе это было надо?
Я могла бы ему рассказать, как Джейк побеждал меня во всех видах спорта, во всех играх, в которые мы когда-либо играли, а потом, еще не окончив школу, стал звездой регби. После этого отец прекратил меня замечать. Все его внимание теперь было направлено только на Джейка. Мне нужно им показать, что у меня хоть что-нибудь получается.
Но это не оправдание.
Кертис качает головой.
– Ты ничуть не лучше ее.
Я ничего не могу ему ответить, потому что знаю, что он прав.
А что самое худшее? Саския превращается в точку вдали, где пересекает финишную черту. Она снова у меня выиграла.
Глава 43
Наши дни
Кертис придерживает меня за талию, а я хромаю, выходя из ресторана.
Представляя ржавое лезвие того топора-ледоруба.
Я хочу рассказать об этом Кертису, но что, если это он его взял?
– Подожди здесь, – говорит он и заходит в кухню.
Он открывает ящик и шокированно смотрит на меня.
– Ножи. Все исчезли.
– Что? – Я хромаю к ящику, чтобы посмотреть. – Проклятье. Они тут были, когда я готовила ужин.
Кертис с силой шлепает ладонью по разделочному столу. Я подпрыгиваю от этого звука. Значит, кто-то забрал топор и все ножи. Мы остались совершенно безоружными.
Мне в голову приходит жуткая мысль.
– Надеюсь, они не забрали также и наше сноубордическое снаряжение.
– Дельная мысль.
Мы спешим по коридору. Пока свет горит, но я готова к тому, что он может выключиться в любую минуту. Наконец мы добираемся до главного входа. Я испытываю облегчение при виде наших вещей. Все на месте. Я рассовываю по карманам перчатки, очки, страховочный пояс и лавинный датчик, связываю ботинки и вешаю эту связку себе на шею.
Кертис связывает свои ботинки и ботинки Брента и поднимает обе доски.
– Ты справишься? – спрашивает он.
– Справлюсь.
Я поднимаю свой сноуборд. И в этот момент мой взгляд падает на сноуборд Дейла, который стоит, прислоненный к стене. И именно тогда до меня доходит страшная правда.
Кертис тоже смотрит на него.
– Мы больше его никогда не увидим, да? – спрашиваю я, мой голос дрожит.
Кертис плотно сжимает губы.
– Не знаю, – наконец говорит он.
Мы молча, с хмурыми лицами идем к нашим комнатам. Когда добираемся до моей, я ставлю сноуборд на пол и осторожно толкаю дверь. Я снова раздражаюсь из-за того, что двери можно запереть только изнутри. Сюда мог зайти кто угодно. И до сих пор может оставаться в комнате.
– Подожди. – Кертис заходит первым, проверяет шкаф и ванную. – Никого.
– Спасибо, – смущенно благодарю я.
Кертис какое-то время изучающе смотрит на меня, потом, вероятно, понимает, как я напугана, и его взгляд смягчается.
– Завтра утром первым делом мы отсюда выберемся. Стучи в стену, если что-нибудь понадобится.
Я запираю за ним дверь. Все чувства обострены. Я оглядываюсь, но кажется, что все лежит на тех же местах, как когда я отсюда уходила.
«Расслабься, Милла. Никто не сможет сюда зайти».
Но дверь можно пробить пропавшим ледорубом. Хотя, по крайней мере, я услышу, если кто-то начнет ломать дверь. И что тогда? Кричать? Звать на помощь?
А если никто не придет?
Я бросаю взгляд на маленькое оконце. При самом худшем варианте развития событий, я, вероятно, смогу разбить стекло, если стукну по нему чем-то тяжелым, и сбегу. Каким-то образом. Подтягивая сзади травмированную ногу. Но достаточно ли оно большое? Я раздвигаю занавески. И с трудом сдерживаю крик.
На запотевшем стекле написано: «Я ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ».
У меня по коже бегут мурашки. Это не она. Это не может быть она.
Я смотрю на послание. Оно написано большими печатными буквами, как секреты в «Ледоколе» и как «Виновны» на зеркале у Хизер. Брент не так давно проходил по коридору. Он мог это написать. Я надеюсь, что это он. Мне нужно знать наверняка. Я сжимаю всю волю в кулак, чтобы снова выйти из комнаты, открываю дверь и оглядываю коридор.
Брент открывает свою дверь, держа в руке бутылку бренди.
– Ты написал у меня на окне? – спрашиваю я.
Брент моргает.
– Ты о чем?
Я возвращаюсь в комнату, хромая на каждом шагу, Брент заходит за мной, дверь за нами захлопывается.
– Кто-то написал «Я по тебе скучаю».
– Это не я.
У меня перехватывает дыхание. Это не может быть Саския. Она не стала бы по мне скучать.
Не после того, что я сделала.
Брент неотрывно смотрит на меня.
– Ты думаешь, что это Саския, – говорит он.
– Я не знаю.
– А ты по ней скучаешь? – спрашивает он, при этом выражение его лица становится жестким.
Чувство вины накатывает на меня, как волна.
– Брент…
Я прекрасно понимаю, о чем он говорит.
Он делает еще один глоток бренди.
– Спокойной ночи, Милла.
Мы не обнимаемся, теперь у нас совсем другие отношения. Я просто хромаю, чтобы запереть за ним дверь. Наши отношения испорчены без возможности восстановления. И я тому виной. И я сломала его.
Вернувшись в комнату, я стираю надпись с окна. Кто-то – или сама Саския, или кто-то еще – перемещается по зданию как призрак. Задвижка на двери больше не кажется мне достаточной преградой. Я ищу хоть что-нибудь, чтобы сделать запор более надежным. На всякий случай. Самым лучшим вариантом оказывается тюбик с солнецезащитным кремом, и мне удается его пропихнуть под дверью, чтобы ее заблокировать.
Я лежу на холодной, узкой кровати, и у меня в голове звучит голос Брента: «Ты разрываешь со мной отношения из-за того, что я о тебе беспокоюсь?»
Он милый парень – а тогда, десять лет назад, его едва ли можно было назвать взрослым – и он не сделал ничего плохого. Саския была права: я его использовала. Сноубординг что-то со мной делает. Превращает меня в демона, которого больше никто не интересует. Это снова произошло сегодня днем на леднике. Меня больше интересовало, как сделать бэкфлип, чем поиски Хизер.
Я смотрю в темноту и думаю про Стефана.
«Дело не в армрестлинге. Дело в тебе, Милла. Ты должна победить в любом споре, черт тебя побери. Даже в любом разговоре последнее слово должно оставаться за тобой».
Я думаю о Винни, тренере по боевым искусствам, с которым мы познакомились в спортзале и расстались несколько месяцев назад. «Я устал пытаться держаться с тобой наравне, Милла».
Значит, дело не в сноубординге? Дело во мне.
И снова голос Брента: «Победа – не главное в жизни».
Но не для меня. Когда я чего-то хочу, я прилагаю все усилия, чтобы это получить, независимо от того, какие могут быть последствия. Дружба в этот процесс не вписывается, и чувства других людей меня мало волнуют. И хотя как раз такой подход к делу и нужен для того, чтобы достичь вершин в спорте, это создает проблемы во всех других областях жизни.
Именно поэтому у меня нет настоящих друзей. Именно поэтому заканчиваются все мои отношения. Пришло время за это платить. Я совершенно одна.
Перед моими глазами проплывает лицо Одетты. Я еще глубже погружаюсь в черноту. Кертис сказал, что она до сих пор в инвалидном кресле и едва может двигать руками. Но в наши дни технологии так сильно рванули вперед. Она может сама себя обслуживать?
Я не могу поверить, что Кертис связывался с ней, а я нет. Вот какая я подруга. Одетта сказала, что больше никогда в жизни не хочет меня видеть, но это было сразу же после несчастного случая. У нее было много времени, чтобы смириться со случившимся, и ее отношение ко всему могло измениться.