овно, хватаю ртом воздух. Хотя Кертис прав. Мы видели глубину той расщелины. Сейчас нам нужно прекратить думать о несчастной Хизер и сосредоточиться на том положении, в котором мы оказались, или мы последуем за ней.
– Кто это? – спрашивает Кертис, глядя на экран поверх головы Брента.
– Ублюдок Жюльен, – говорит Брент, голос которого звучит приглушенно, потому что он уткнулся лицом в плечо Кертиса. – Должен быть он.
– Жюльен мертв, – сообщает Кертис, не сводя глаз с экрана. – Он погиб в автомобильной аварии в прошлом году. Я читал об этом в…
Он издает сдавленный крик.
Я смотрю на экран и понимаю почему. Фигура в капюшоне поворачивается к нам.
Чтобы показать развивающиеся волосы. Цвет: платиновый блонд.
Глава 60
Десять лет назад
Прошло четыре дня после несчастного случая с Одеттой. Мне ничуть не легче смотреть на все эти трубки и провода, выходящие из ее тела, но я приезжаю в больницу каждый день, чтобы ее навестить. Это самое меньшее, что я могу сделать. Она попала сюда из-за меня. Если бы не я, то Саския участвовала бы в соревнованиях, а Одетта не упала бы.
Она так пока и не может двигать ни руками, ни ногами. Она сломала шейный позвонок С2. Самый худший вариант повреждения позвоночника. Врачи ждут результаты томографии, чтобы узнать, насколько серьезно поврежден спинной мозг.
Я глажу ее по тыльной стороне ладони, хотя знаю, что она ничего не чувствует.
– Где Саския? – спрашивает она. Это первое, что она всегда спрашивает у меня.
– Мне очень жаль, но я не знаю, – отвечаю я.
Горноспасательная служба прекратила поиски сегодня днем, но я не могу сказать об этом Одетте. Исчезновением Саскии теперь занимается полиция.
– Кертис сказал, что сюда прилетят их родители, – говорит Одетта.
– О, он приходил тебя навестить? Да, они приехали вчера и присоединились к поискам.
Я встретилась с ними сегодня днем, когда заходила к Кертису, чтобы узнать новости. Мне хотелось бы познакомиться с ними при других обстоятельствах.
К кровати Одетты подходит врач. Судя по его мрачному выражению лица и по тому, как он держит перед собой доску-планшет с зажимом для бумаг, словно пытаясь закрыться им от нас, как щитом, я чувствую, что новости безрадостные.
Врач что-то говорит Одетте на французском. Parents. Он спрашивает, где ее родители. Они пошли в столовую перекусить. Я предполагаю, что именно это Одетта и говорит ему, потому что он собирается выйти из палаты. Он подождет возвращения ее родителей.
Одетта кричит, и он останавливается в дверном проеме. Она хочет узнать новости. Я тоже хотела бы, если бы лежала на ее месте. Отчаянно хотела бы.
Врач возвращается к ее постели.
– Мне выйти? – спрашиваю я.
Одетта бросает взгляд в мою сторону.
– Нет. Останься.
Врач смотрит на свой планшет с бумагами, словно пытается хоть как-то отсрочить неизбежное. Наконец он начинает говорить очень тихим и серьезным голосом.
И лицо Одетты меняется точно так же, как сегодня днем менялось выражение лица у Кертиса и его родителей. Врач хлопает Одетту по руке и говорит что-то еще.
Одно-единственное слово срывается с губ Одетты. Потом она их плотно сжимает и закрывает глаза. Врач кивает и идет мимо меня к двери.
Губы Одетты дрожат так, словно какой-то ужасный звук пытается вырваться из ее горла. По распухшей синей щеке скатывается слезинка. Я стою рядом, не представляя, что сказать. Нет смысла спрашивать, все ли с ней в порядке, потому что ясно: не в порядке.
– Уйди, – произносит она сквозь стиснутые зубы.
– Хорошо. Я приду завтра.
– НЕТ. Не приходи больше.
– Что ты говоришь?
Одетта снова закрывает глаза.
Я бегу по коридору за врачом.
– Что вы только что ей сказали?
Врач оборачивается и мнется. Его определенно ставит в тупик дилемма, которую я собой представляю. Если он переведет на английский прогноз, который я только что слышала, это будет нарушением врачебной тайны?
Его отвлекает писк пейджера. Он бросает взгляд на него.
– Простите, – говорит он на английском и добавляет уже на бегу: – Со временем у нее могут восстановиться некоторые функции верхних конечностей, но она больше никогда не сможет ходить.
Глава 61
Наши дни
– Проклятье! – Кертис опускается на пол в комнате с мониторами. – Твою мать!
– Это не твоя сестра, – заявляет Брент.
Предостерегающий звоночек звенит у меня в голове. Откуда он может это знать?
Кертис побледнел, он неотрывно смотрит на фигуру на экране.
– Десять лет, черт побери! Как она могла с нами так поступить? С мамой?
– Послушай, братишка, – напряженным голосом говорит Брент. – Кто бы это ни был, это не Саския.
Почему он так в этом уверен?
– Она ни разу даже не попыталась связаться с нами, – бормочет Кертис. – Где она была все это время?
– Ты не слушаешь! – орет Брент. – Говорю тебе: это не Саския!
Отчаяние в его голосе заставляет нас молча уставиться на него. В комнате воцаряется тишина. Ужасающее предчувствие словно стискивает мне грудь, и каким-то образом я догадываюсь, что сейчас скажет Брент. Я прочитала это у него в глазах две ночи назад.
И он говорит это:
– Потому что я убил ее.
Голова Кертиса резко дергается, и он переводит взгляд с Брента на экран.
– Что? Нет. Это она.
Я смотрю на экран. Женщина определенно похожа на Саскию. Но все-таки…
Брент опускается на колени рядом с Кертисом.
– Мне очень жаль, братишка, – произносит он надтреснутым голосом.
Кертис смотрит то на Брента, то на экран. Я могу понять, в каком он сейчас смятении. Одна его часть пытается переварить то, что только что сказал Брент. Другая его часть хочет верить, что на улице сейчас находится его сестра, живая и здоровая, хотя он в ужасе от того, что она натворила.
И что это означает. Исчезнуть на десять лет, а потом вернуться, чтобы сотворить все это с нами, могла только психопатка.
Но ведь Саския и на самом деле ненормальная?
Брент склоняет голову.
– Мне так… Прости. – Он сглатывает.
Фигура на экране делает шаг вперед и исчезает из вида. Она идет к нам. Я хочу все услышать, но она – кто бы она ни была – может появиться здесь в любую минуту.
– Нам нужно идти, – говорю я.
Но куда?
Съехать вниз. Это лучший вариант. И надеяться, что мы сделаем это быстрее ее. Боль опять пронзает мое колено и напоминает мне о том, что воплотить эту идею в жизнь будет проблематично. Я дергаю Кертиса за рукав.
– Мне нужен спортивный тейп, про который ты говорил. Сейчас.
Кертис не двигается с места, и я не знаю, слышал ли он меня вообще.
– Рассказывай, – говорит он Бренту.
Брент смотрит на Кертиса, в его глазах боль и мука. Голос дрожит, руки тоже дрожат.
– Утром перед соревнованиями я пришел в квартиру Миллы. И застал ее в постели вместе с твоей сестрой.
Кертис поворачивается ко мне. Он шокирован.
О боже. Он все-таки узнал об этом и, вероятно, самым худшим образом из возможных.
– Я шел по улице, словно в тумане, – продолжает Брент. – Саския догнала меня через несколько кварталов. Она смеялась. Знаете, что она сказала? – Он делает глубокий вдох, продолжая дрожать. – «Милла была удовлетворена впервые за всю зиму».
– Это неправда, – говорю я.
Я прекрасно могу представить, как Саския это сказала. Она поклялась поквитаться с Брентом за то, что он унизил ее в вагончике фуникулера, и тут она получила прекрасную возможность. Страдания Брента могли ее только позабавить. И она была готова поглубже запустить коготки, посмотреть, не удастся ли принести ему еще больше боли.
– «Как тебе ощущения? Тебя бросили ради девушки», – продолжает пересказывать Брент, сжимая кулаки.
– Ничего подобного я не делала! – протестую я.
Но сейчас не время с этим разбираться. Мы не можем себе это позволить. Я выглядываю в коридор. Никого. Я закрываю дверь, но не могу ее запереть. Проклятье.
– Дело не в том, что ты променяла меня на девушку, – объясняет Брент. – А на нее. После всего того, что она с тобой сделала. После того, что она устраивала всем нам. Ты очень много для меня значила, а ты вместо меня выбрала своего злейшего врага. Что я должен был почувствовать? А она все злорадствовала. – Брент смотрит на свои руки так, словно они принадлежат другому человеку. – В следующее мгновение я толкнул ее.
Он больше не может говорить. Сует кулак себе в рот.
И тут до меня доходит. Широкие плечи Брента теперь постоянно опущены. И вызвано это не тем, что он носит кирпичи.
Несколько секунд единственный звук, который мы слышим, – это сдавленные рыдания Брента, пока он пытается взять себя в руки.
– Я не хотел, чтобы она пострадала. То есть хотел. Но я не собирался ее убивать. Было скользко. Она поскользнулась и упала на спину, ударившись головой о мостовую.
Он снова сует руку в рот и сильно кусает. Закрывает глаза.
У меня все скручивается внутри. Но в то же время я понимаю, почему он ее толкнул. Бывали случаи, когда мне самой хотелось ее толкнуть. Она пробуждала во всех нас ярость и желание выплеснуть ее физически.
Брент открывает глаза. И смотрит на Кертиса.
– Скажи что-нибудь.
Но Кертис просто сидит на месте, словно не может полностью переварить услышанное.
Я прикладываю ухо к двери. Та женщина идет сюда?
Брент раскачивается из стороны в сторону, наблюдая за Кертисом полными ужаса глазами. Ему трудно говорить, он будто выдавливает из себя каждое слово.
– Она не шевелилась. Я запаниковал. Было всего восемь утра, подъемники должны были открыться только через полчаса. На улице никого. Телефон с собой я не взял, но мы находились как раз перед их с Хизер домом, так что я затащил ее внутрь. Она дышала. Я сказал Хизер, чтобы вызвала «Скорую». – Он замолкает. Переводит взгляд с Кертиса на меня. – Хизер сказала, что меня посадят в тюрьму.
Кертис плотно сжимает челюсти, неотрывно смотрит на Брента.