— Сегодня не впала, — откликнулась я. Мы с ней столько времени не разговаривали, что я, похоже, разучилась делать это. — Решила попробовать, как это.
— Забавно, — сказала Оливия.
Она все еще поедала глазами Сэма; в воздухе висел невысказанный вопрос. Мне не хотелось их знакомить, раз уж Сэму было так неуютно в присутствии Оливии с ее камерой, но я же видела, какими глазами она смотрит на нас, на разделявшее нас расстояние, на то, как оно изменялось, стоило одному из нас сдвинуться с места и привести в действие связывающие нас незримые узы. И на наши мимолетные прикосновения. Ее взгляд не оставил без внимания и то, как легко он коснулся моего локтя, как уверенно, по-хозяйски другая его рука лежала на ручке дверцы машины. Как будто он по-свойски чувствовал себя в «бронко» и рядом со мной. Наконец Оливия спросила:
— А это кто?
Я взглянула на Сэма, ища поддержки. Его веки все еще были опущены, скрывая глаза.
— Сэм, — произнес он тихо.
Голос у него был какой-то не такой. Он не смотрел на камеру, но я прямо-таки кожей чувствовала его внимание к ней.
— Это Оливия, — сказала я; в моем голосе невольно прозвучали те же встревоженные нотки, что и у Сэма. — Олив, мы с Сэмом встречаемся. Ну, то есть он мой парень.
Я ожидала, что она не удержится от комментария, однако она сказала:
— Я тебя узнала. — Сэм у меня за спиной напрягся, но тут она добавила: — Ты из этого книжного?
Сэм вскинул на нее глаза, и она еле заметно кивнула.
— Точно. Из книжного.
Не разжимая рук, она принялась водить пальцами по шву свитера, однако взгляд ее был прикован к Сэму. Похоже, она пыталась подобрать слова.
— Я... ты носишь контактные линзы? Прости за прямоту. Тебя, наверное, все время спрашивают.
— Да, — сказал Сэм. — Спрашивают. Ношу.
На лице Оливии отразилось что-то похожее на разочарование.
— Прикольные, — сказала она наконец. — Э-э... Приятно было познакомиться. Прости, — сказала она, обращаясь ко мне. — Глупо было ругаться из-за такого пустяка.
Все, что я собиралась ей сказать, немедленно вылетело у меня из головы.
— И ты меня прости, — ответила я немного неубедительно, потому что не очень понимала, за что именно извиняюсь.
Оливия взглянула на Сэма, потом снова на меня.
— Ну да. Я просто... Можешь мне позвонить? Потом?
Я захлопала глазами от удивления.
— Ну да, конечно. Когда?
— Я... вообще-то давай я сама тебе позвоню? Я пока не знаю, когда будет подходящий момент. Хорошо? Я позвоню на мобильный?
— Да пожалуйста. Ты точно не хочешь куда-нибудь пойти и поговорить?
— Э-э... нет, сейчас не могу. Джон ждет. — Она покачала головой и снова взглянула на Сэма. — Он хочет со мной пообщаться. Но как-нибудь потом — обязательно. Спасибо, Грейс. Правда. Я так жалею, что мы с тобой поссорились из-за ерунды.
Я сжала губы. За что она меня благодарит?
Из дверей магазина высунулся Джон.
— Олив? Ты идешь или нет?
Оливия помахала нам рукой и скрылась в книжном, звякнув дверным колокольчиком на прощание.
Сэм обхватил голову руками и судорожно вздохнул. Потом принялся ходить кругами по тротуару, не опуская рук.
Я прошла мимо него и дернула на себя дверцу машины.
— Ты скажешь мне наконец, что происходит? Ты просто не любишь фотографироваться или тут что-то серьезнее?
Сэм обошел «бронко» и, усевшись на водительское сиденье, захлопнул дверцу, как будто хотел оставить Оливию и наш странный разговор за пределами машины.
— Извини. Я просто... на днях видел одного из волков, к тому же у меня и так из-за Джека нервы на пределе. А Оливия... она же вечно нас фотографировала. В волчьем обличье. А у меня же глаза... я испугался, что Оливия знает про меня больше, чем говорит, ну и сорвался. Я знаю. Я вел себя как полный псих.
— Угу. Повезло тебе, что она вела себя как еще более полный псих, чем ты. Надеюсь, она мне позвонит.
Меня грызло беспокойство.
Сэм коснулся моего локтя.
— Пойдем куда-нибудь поедим или поедем домой?
Я застонала и прижала ладонь ко лбу.
— Поехали домой. Господи. Мне так не по себе. Скорее бы выяснить, что у нее на уме.
Сэм ничего не ответил, но я не обиделась. Я вновь и вновь прокручивала про себя слова Оливии, пытаясь понять, почему наш разговор вышел таким неловким и что осталось недосказанным. Надо было еще поговорить с ней после того, как она попросила прощения. Но что еще можно было сказать?
Домой мы ехали в молчании, пока до меня не дошло, как эгоистично я себя повела.
— Прости, я испортила все свидание. — Я накрыла ладонью свободную руку Сэма, и он сплел свои пальцы с моими и сжал их. — Сначала распустила нюни, чего вообще-то никогда не делаю, а теперь Оливия совершенно выбила меня из колеи.
— Заткнись, — ласково сказал Сэм. — У нас еще весь день впереди. И потом, приятно в кои-то веки видеть твои... эмоции. Не все же тебе быть стоиком.
Эта мысль меня насмешила.
— Стоиком? Мне это нравится.
— Я так и думал. Но приятно ради разнообразия какое-то время не побыть размазней.
Я рассмеялась.
— Вот уж кем-кем, а размазней я бы тебя никогда не назвала.
— Так ты не считаешь меня нежным цветочком но сравнению с собой? — Я снова рассмеялась, и он настойчиво поинтересовался: — Ладно, а кем тогда ты бы меня назвала?
Я откинулась на спинку кресла и задумалась, и Сэм с сомнением поглядел на меня. Для сомнений у него были все основания. Я не слишком хорошо управлялась со словами — во всяком случае, с абстракциями и описаниями.
— Ты — человек тонко чувствующий, — отважилась я.
Сэм перевел:
— Слезливый.
— Творческая личность.
— Несчастный эмо.
— Вдумчивый.
— Жертва фэн-шуй.
Я чуть не поперхнулась от смеха.
— Какое отношение фэн-шуй имеет к вдумчивости?
— Фэн-шуй учит расставлять мебель, растения и прочую дребедень вдумчиво. — Сэм пожал плечами. — Чтобы добиться душевного спокойствия. Дзена. Ну и все в таком духе. Я не до конца понимаю, как это получается, за исключением вдумчивости.
Я шутливо ткнула его кулаком в плечо и выглянула в окно. Мы проезжали дубовую рощицу, расположенную по пути к моему дому. Тусклые бурые листья, сухие и мертвые, трепетали на ветру, дожидаясь порыва, который налетит и сорвет их с ветвей. Вот оно, правильное слово для Сэма, подумала я. Преходящий. Листок, до последнего цепляющийся за мерзлую ветку.
— Ты красивый и грустный, — сказала я наконец, не глядя на него. — Как твои глаза. Ты — как песня, которую я слышала в детстве и забыла о том, что знаю ее, пока не услышала снова.
Долго-долго было слышно лишь шуршание шин по асфальту, потом Сэм тихо произнес:
— Спасибо тебе.
Мы ввалились в дом и до вечера проспали на моей постели, сплетясь клубком; моя голова лежала на его плече, на заднем плане бубнило радио. Когда настало время ужина, мы выбрались в кухню чего-нибудь поесть. Пока Сэм заботливо сооружал сэндвичи, я попыталась набрать номер Оливии.
Трубку взял Джон.
— Прости, Грейс. Ее нет дома. Что-нибудь передать? Или просто сказать, чтобы перезвонила тебе?
— Пусть перезвонит, — сказала я с неприятным ощущением, что каким-то образом подвела Оливию.
Я повесила трубку и рассеянно провела пальцем по столу. Из головы у меня не выходили ее слова: «Глупо было ссориться из-за такой ерунды».
— Ты заметил, чем пахло, — спросила я Сэма, — когда мы подходили к дому? На крыльце?
Сэм вручил мне сэндвич.
— Угу.
— Мочой, — уточнила я. — Волчьей мочой.
Голос у Сэма был расстроенный.
— Угу.
— Кто это был, как ты думаешь?
— Я не думаю, — ответил Сэм. — Я знаю. Это Шелби. Я ее чую. Она и террасу пометила тоже. Я почувствовал, когда выходил вчера на улицу.
Я вспомнила, как она смотрела мне в глаза через окно моей комнаты, и поморщилась.
— Зачем она это делает?
Сэм покачал головой и без особой уверенности произнес:
— Надеюсь, это все из-за меня, а не из-за тебя. Надеюсь, она просто преследует меня. — Он взглянул на входную дверь; вдалеке послышался шум приближающейся машины. — По-моему, это твоя мама. Мне лучше исчезнуть.
Я хмуро проводила его взглядом; с сэндвичем в руке он скрылся в моей комнате и бесшумно закрыл за собой дверь, а я осталась один на один со всеми вопросами и сомнениями относительно Шелби.
Шум шин стал громче; машина свернула на подъездную дорожку. Я схватила рюкзак и плюхнулась за кухонный стол, делая вид, что с головой погружена в конспекты.
В кухню, точно ураган, ворвалась мама, по пути смахнув со стола кипу бумаг и принеся с собой поток холодного воздуха. Я поморщилась, надеясь, что Сэму за дверями моей комнаты ничего не угрожает. Ее ключи со звоном полетели на пол, она подняла их, негромко выругавшись, и бросила обратно на кучу бумаг.
— Ты уже поела? Я бы не прочь чего-нибудь пожевать. Мы ездили играть в пейнтбол! От папиной работы.
Я нахмурилась. Большая часть моих мыслей до сих пор была занята Шелби, которая рыскала вокруг нашего дома, шпионя за Сэмом. Или за мной? А может, за нами обоими?
— Это для сплочения коллектива?
Мама ничего не ответила. Она заглянула в холодильник и спросила:
— У нас есть что-нибудь, что можно было бы погрызть перед телевизором? Фу! А это что такое?
— Свиная вырезка. Я завтра ее потушу.
Она передернулась и захлопнула холодильник.
— Похоже на гигантского замороженного слизняка. Хочешь, посмотрим вместе какое-нибудь кино?
Я бросила взгляд в прихожую, надеясь увидеть папу, но там никого не было.
— А где папа?
— Пошел поесть куриных крылышек с новыми коллегами по работе. Ты так себя ведешь, как будто я предложила тебе посмотреть кино только потому, что его нет дома. — Мама принялась хлопать дверцами шкафчиков, потом насыпала себе мюсли и, бросив открытую пачку на столе, плюхнулась на диван.
Когда-то я прыгала бы от радости, выпади мне редкая возможность провести вечер на диване вместе с мамой. Теперь же этого было слишком мало. И слишком поздно. Меня ждал кое-кто другой.