— Ладно, так что мы будем делать? Отчего-то у меня такое чувство, что я одна тут навожу панику. А ты совершенно... спокоен.
Сэм пожал плечами.
— Наверное, это от неожиданности. Я не могу ничего сказать, не пообщавшись с ней для начала. Если бы я был с тобой, когда она показывала тебе те фотографии, может, я тоже забеспокоился бы, но пока что никаких конкретных мыслей по этому поводу у меня нет. Судя по имени, она должна быть приятной девушкой.
— Вот уж пальцем в небо, — засмеялась я.
Он состроил трагическую мину, и от его преувеличенно сокрушенного вида мне вдруг полегчало.
— Что, ужас-ужас?
— Раньше я так и думала. А теперь... — Я пожала плечами. — Черт его знает. Так что будем делать?
— Думаю, придется с ней встретиться.
— Вдвоем? Где?
— Да, вдвоем. Это же не только твоя проблема. Не знаю. Где-нибудь, где поменьше народу. Чтобы я мог понять, что она из себя представляет, прежде чем решать, что ей можно сказать. — Он нахмурился. — Она будет не первой родственницей, посвященной в тайну.
По его выражению я поняла, что он имеет в виду не своих родителей, иначе не нахмурился бы.
— Да?
— Жена Бека знала.
— «Знала»?
— Она умерла от рака груди. Это было задолго до меня. Я никогда ее не видел. Я узнал про нее от Пола, да и то по чистой случайности. Бек не хотел, чтобы я знал. Наверное, это из-за того, что люди в массе своей не слишком нас любят, и он не хотел, чтобы я тешил себя иллюзиями, будто смогу в любой момент тоже обзавестись собственной женушкой, ну или что-то в этом роде.
До чего же несправедливо, что на одну семью обрушились две такие трагедии сразу. Я с опозданием спохватилась, что едва не пропустила непривычную горечь в его голосе. Наверное, надо было что-то сказать, расспросить его о Беке, но момент был упущен, а потом стало слишком шумно: Сэм включил радио погромче и нажал на газ.
Он дал задний ход и задумчиво нахмурился.
— К черту правила, — произнес он наконец. — Я хочу с ней встретиться.
Глава 42Сэм54 °F
— Можно узнать, какого черта мы идем печь пирог вместо того, чтобы поговорить о моем брате? — осведомилась Изабел, не поздоровавшись.
Она только что выбралась из громадного джипа, который практически перегородил подъезд к дому Брисбенов. Первое, что бросилось мне в глаза, это ее высокий рост — видимо, потому, что она была в сапогах на пятидюймовых каблучищах, — а следом ее кудряшки, потому что их у нее на голове было больше, чем у фарфоровой куклы.
— Нельзя, — сказала Грейс как отрезала, и я в очередной раз ею восхитился.
Изабел фыркнула так, что если бы этот звук прекратить в снаряд, он способен был бы стереть с лица земли небольшое государство.
— Ну можно тогда хотя бы узнать, кто он такой?
Я взглянул на нее в тот самый момент, когда она разглядывала мою задницу. Она поспешно отвела глаза, а я отозвался в тон Грейс:
— Нельзя.
Грейс провела нас в дом и, обернувшись к Изабел, предупредила:
— Ни слова о Джеке. Мама дома.
— Это ты, Грейс? — послышался женский голос со второго этажа.
— Да! Мы будем печь киш[6]!
Грейс повесила свою куртку и сделала нам знак последовать ее примеру.
— Я тут принесла кое-какие вещи из студии, отодвиньте их с прохода! — крикнула в ответ ее мать.
Изабел наморщила носик и осталась стоять в своей отороченной мехом курточке, отступив в сторонку, пока Грейс распихивала по углам коробки, перегораживавшие проход. В этой тесной кухоньке она казалась совершенно чужеродной. То ли давным-давно утративший свою белизну линолеум в сравнении с ее безупречной завивкой стал выглядеть еще более жалким, то ли в сравнении со старым выщербленным полом ее прическа стала выглядеть еще более безупречной и ненатуральной. До сих пор мне ни разу не бросалось в глаза убожество окружающей обстановки.
Грейс засучила рукава и принялась мыть руки, и Изабел попятилась еще дальше.
— Сэм, включи радио и найди что-нибудь приличное, ладно?
Я отыскал на полке посреди жестянок с солью и сахаром небольшую магнитолу и включил ее.
— Господи, мы и в самом деле будем печь пирог, — простонала Изабел. — А я-то думала, это такое условное обозначение для чего-то другого.
Я усмехнулся, и она, перехватив мой взгляд, страдальчески закатила глаза. Впрочем, это вышло у нее чересчур нарочито, поэтому в искренность ее страданий я не поверил. Что-то в ее взгляде наводило на мысль, что она как минимум заинтригована ситуацией. А ситуация заключалась в следующем: я не собирался ничего говорить Изабел, пока не разберусь, что она за человек.
В кухню, распространяя апельсиновый запах скипидара, вошла мать Грейс.
— Привет, Сэм. Ты тоже будешь печь пирог?
— Попытаюсь, — с серьезным видом ответил я.
— Вот смех-то, — фыркнула она. — А это кто?
— Изабел, — ответила Грейс. — Мам, ты не знаешь, где у нас такая зеленая поваренная книга? Все время здесь была. Там рецепт пирога.
Ее мать растерянно пожала плечами и присела на корточки рядом с одной из коробок на полу.
— Сбежала, наверное. Что это за ужас передают по радио? Сэм, найди что-нибудь поприличнее.
Пока Грейс листала поваренные книги, сваленные на тумбе, я принялся переключаться с одной радиостанции на другую.
— Оставь вот эту! — сказала мать Грейс, когда я наткнулся на какую-то попсу. Она поднялась, держа в руках коробку. — Ну ладно, я пойду. Желаю удачи. Я к вам еще зайду... попозже.
Грейс, похоже, и не заметила ее исчезновения.
— Изабел, яйца, сыр и молоко в холодильнике. Сэм, — она кивнула в мою сторону, — будь так добр, включи духовку и достань пару сковородок.
Изабел в растерянности застыла перед холодильником.
— Тут одного сыра триста пятьдесят сортов. Я в них не разбираюсь.
— Тогда ты разожги духовку, а Сэм достанет сыр. Он знает толк в еде, — сказала Грейс.
Приподнявшись на цыпочки, она потянулась достать из навесного шкафчика муку; в ее позе было столько гибкой грации, что мне до смерти захотелось прикоснуться к полоске обнаженной кожи над поясом ее джинсов. Но пока я смотрел на нее, она поставила пакет с мукой на стол и миг был упущен, так что я поменялся местами с Изабел, вытащил из холодильника острый чеддер, молоко и яйца и положил их на стол.
Когда я закончил разбивать яйца и влил в них майонез, Грейс уже рубила в миске масло с мукой. В кухне внезапно закипела работа, как будто нас здесь был целый легион.
— Это еще что такое? — осведомилась Изабел, с подозрением глядя на пакет, который сунула ей в руки Грейс.
— Грибы, — прыснула Грейс.
— Они похожи на коровьи лепехи.
— Хотела бы я иметь такую корову. — Грейс отстранила Изабел и плюхнула в сотейник кусок масла. — Ее задница стоила бы миллион. Давай клади их сюда и пассеруй до мягкости.
— Долго?
— До мягкости, — повторил я.
— Ты все слышала. — Грейс протянула руку. — Сковороду!
— Помоги ей, — велел я Изабел. — А я позабочусь о мягкости, раз уж ты не в состоянии.
— Я и так мягкая, — пробормотала Изабел.
Она передала Грейс две формы, и Грейс ловким жестом фокусника уложила на дно каждой по пласту теста. Потом она принялась показывать Изабел, как защипывать края. Судя по всему, процесс у нее был отработан до мелочей; у меня сложилось впечатление, что Грейс справилась бы со своей работой куда быстрей, если бы мы с Изабел не путались у нее под ногами.
Я смотрел, как эти двое защипывают тесто, и губы у меня сами собой расплылись в улыбке.
— Что скалишься? — бросила мне Изабел. — Следи за грибами!
Грибы удалось спасти в самый последний момент, и я вывалил к ним шпинат, который Грейс сунула мне в руки.
— Моя тушь! — воскликнула Изабел, перекрывая шум стряпни.
Я оглянулся и увидел, как они с Грейс со смехом и слезами шинкуют лук. Тут едкий луковый дух ударил мне в нос, и у меня тоже защипало глаза.
Я протянул им сотейник.
— Давайте его сюда.
Изабел ссыпала лук в сотейник, а Грейс хлопнула меня по заднице перепачканной в муке рукой. Я вывернул шею, пытаясь увидеть, не осталось ли отпечатка, а Грейс тем временем повозила ладонью по остаткам муки и сделала вторую попытку.
— Это же моя песня! — внезапно завопила она. — Сделай погромче! Погромче!
Это была Мэрайя Кэри в наихудшем ее варианте, однако сейчас это оказалось самое то, что нужно. Я выкручивал ручку громкости, пока не завибрировали динамики, прислоненные к жестяным коробкам. Тогда я поймал Грейс за руку, притянул ее к себе, и мы принялись танцевать какой-то безумный, жутко неуклюжий и невыносимо эротичный танец. Она танцевала спиной вплотную ко мне, вскинув руки, а я обнимал ее за талию, слишком низко, чтобы это объятие можно было назвать целомудренным.
Вот такими мгновениями и измеряется жизнь, промелькнула у меня мысль. Грейс запрокинула голову, изогнув длинную бледную шею, и потянулась губами к моим губам, и за миг до того, как они встретились, я перехватил тоскливый взгляд Изабел, устремленный на нас.
— Скажите мне, на сколько ставить таймер, — буркнула пойманная с поличным Изабел и отвела глаза. — А потом, может быть, все-таки поговорим?
Грейс все еще прижималась ко мне спиной, окруженная надежным кольцом моих рук, с ног до головы перепачканная мукой и такая аппетитная, что у меня в глазах потемнело от желания немедленно остаться на этой кухне с ней наедине. Она лениво махнула в сторону раскрытой поваренной книги, опьяненная моей близостью. Изабел сверилась с рецептом и завела таймер.
Вдруг стало понятно, что делать больше нечего, и на миг повисла тишина, потом я сделал глубокий вдох и обернулся к Изабел.
— Ладно, я расскажу тебе, что случилось с Джеком.
Изабел с Грейс явно опешили.
— Давайте присядем, — предложила Грейс и вывернулась из моих объятий. — Идите вон туда, в гостиную. Я сделаю кофе.