— Это нелепо, — сказал я. — Здесь не может быть никакого Подземного города, да и вообще никакого подземелья. Мы на протяжении нескольких часов чавкали сапогами по зловонной речной жиже. Уровень грунтовых вод здесь наверняка такой высокий, что все могилы вокруг затоплены.
— На самом деле — нет, сэр, — прошептал Хэчери.
— Эта часть Ист-Энда расположена на скальном основании, дорогой Уилки, — сказал Диккенс. — Под десятифутовым слоем земли — сплошная скала. Безусловно, вы знаете геологическое строение вашего родного города! Вот почему их соорудили именно здесь.
— Соорудили — что? — осведомился я, стараясь (но без особого успеха) не выдать своего раздражения.
— Катакомбы, — ответил Диккенс. — Подземные погребальные галереи под монастырями. А под древними христианскими катакомбами почти наверняка находятся еще более древние римские кубикулы.
Я не стал спрашивать, что означает слово «кубикулы». Я не сомневался, что в самом скором времени этимология данного термина прояснится.
Диккенс вошел в склеп, за ним последовал сыщик, а потом и я. Конусообразный луч света пробежал по всему крохотному помещению. Каменный постамент в центре маленькой усыпальницы — достаточно длинный, чтобы на нем поместился гроб, саркофаг или завернутое в саван тело, — был пуст. Никаких ниш в стенах или любых других мест, пригодных для упокоения мертвецов, здесь не наблюдалось.
— Тут же ни черта нет, — сказал я. — Кто-то стащил труп.
Хэчери тихо рассмеялся.
— Да бог с вами, сэр! Здесь никогда не было никаких трупов. Этот склеп является — и всегда являлся — просто входом в царство мертвых. Посторонитесь, пожалуйста, мистер Коллинз.
Я отступил к покрытой влагой каменной стене, а сыщик низко наклонился, налег плечом на растрескавшийся мраморный постамент и поднатужился. Скрип камня, трущегося о камень, болезненно резал слух.
— Я сразу заметил здесь дугообразные следы, прорезанные на старых плитах, — сказал Диккенс сыщику, по-прежнему напирающему плечом на постамент. — Свидетельство столь же ясное, как желобки, прорытые в земле сильно провисшими воротами.
— Ага, сэр, — пропыхтел Хэчери, продолжая напрягать силы. — Но обычно они засыпаны листьями, грязью и прочим мусором и не видны даже при свете фонаря. Вы очень наблюдательны, мистер Диккенс.
— Да, — довольно согласился писатель.
Я испугался, что пронзительный визг и скрежет медленно ползущего по каменному полу постамента привлечет на кладбище толпу любопытных головорезов, но потом вспомнил, что Хэчери запер кованые ворота за нами. Мы были заперты на кладбище. А поскольку дверь самого склепа неохотно отворилась только под напором могучего плеча Хэчери и он с таким же усилием закрыл ее за нами, мы были заперты и в самом склепе. Черное треугольное отверстие в полу становилось все шире по мере того, как постамент сдвигался все дальше в сторону, и в нем уже показались крутые каменные ступеньки — при одной мысли, что такая громада будет поставлена на место и мы окажемся в буквальном смысле погребенными под тяжеленным камнем в запертом склепе на запертом кладбище, у меня мороз подрал по спине, несмотря на душную жару июльской ночи.
Наконец Хэчери выпрямился. Черное треугольное отверстие в полу имело незначительные размеры, чуть более двух футов в ширину, но, когда Диккенс посветил в него фонарем, я увидел очень крутую каменную лестницу, уходящую в темноту.
Диккенс поднял лицо, причудливо освещенное снизу, и спросил сыщика:
— Вы точно не пойдете с нами, Хэчери?
— Нет, сэр, благодарю вас, сэр, — сказал великан. — Договоренность не позволяет.
— Договоренность? — с легким любопытством переспросил Диккенс.
— Так точно, сэр. Неписаное соглашение, издавна существующее между полицейскими и обитателями Подземного города. Мы не спускаемся вниз и не осложняем жизнь им, сэр, а они не поднимаются наверх и не осложняют жизнь нам.
— Похоже на соглашение, какое большинство живых пытается заключить с мертвыми, — негромко промолвил Диккенс, вновь переводя взгляд на темное отверстие в полу и крутые ступеньки.
— Именно так, сэр, — подтвердил сыщик. — Я знал, что вы поймете.
— Ну ладно, мы, пожалуй, пойдем, — сказал Диккенс. — Вы найдете обратную дорогу без фонаря, сыщик? Нам определенно понадобится фонарь внизу.
— О да, сэр, — ответил Хэчери. — У меня к поясу прицеплен еще один фонарь на случай необходимости. Но я покамест никуда не уйду. Подожду здесь до рассвета. Коли вы к тому времени не вернетесь, я отправлюсь прямиком в участок на Леман-стрит и доложу об исчезновении двух джентльменов.
— Это очень любезно с вашей стороны, сыщик Хэчери. — Диккенс улыбнулся. — Но вы же сами сказали: констебли и инспекторы не полезут вниз на наши поиски.
— Ну, не знаю, сэр. — Сыщик пожал плечами. — Все-таки оба вы известные писатели и знатные господа — может статься, они сочтут возможным сделать исключение в вашем случае. Я просто надеюсь, что нам не придется выяснять, так это или нет.
Диккенс рассмеялся.
— Пойдемте, Уилки.
— Мистер Диккенс, — промолвил Хэчери, извлекая из-под пальто огромный пистолет револьверного типа. — Пожалуй, вам следует прихватить с собой вот это. Хотя бы для того, чтобы отпугивать крыс.
— О, это лишнее, — сказал Диккенс, отстраняя оружие облаченной в белую перчатку рукой.
(Вам следует помнить, дорогой читатель, что в наше время — я понятия не имею, как там принято у вас, — никто из служащих полиции не носил при себе огнестрельного оружия. И почти никто из преступников не носил. Слова Хэчери о «договоренностях» между преступным миром и стражами порядка во многих отношениях соответствовали истине.)
— Я возьму, — торопливо сказал я. — С радостью. Терпеть не могу крыс.
Револьвер оказался страшно тяжелым, каким и представлялся на вид, и едва поместился в правый карман моего сюртука. У меня возникло странное ощущение, будто наличие столь увесистого груза в кармане слегка нарушает мое телесное равновесие. Я сказал себе, что душевное мое равновесие наверняка нарушится гораздо сильнее, коли при мне не окажется оружия, когда в нем возникнет необходимость.
— Вы умеете обращаться с таким оружием, сэр? — спросил Хэчери.
Я пожал плечами.
— Полагаю, принцип заключается в том, чтобы направить эту штуковину на мишень тем концом, где отверстие, а потом спустить курок, — сказал я.
Все тело у меня мучительно ныло. Я словно воочию видел перед собой бутыль с лауданумом, стоящую на полке в запертой кухонной кладовой.
— Да, сэр, — кивнул Хэчери; котелок сидел у него на голове так туго, что, казалось, немилосердно сдавливал черепную коробку. — Принцип вы правильно понимаете. Вероятно, вы заметили, что у револьвера два ствола, мистер Коллинз. Верхний потоньше и нижний потолще.
Я этого не заметил. Я попытался извлечь несуразно тяжелый револьвер из кармана, но он зацепился за подкладку и порвал карман моего дорогого сюртука. Тихо чертыхаясь, я умудрился наконец вытащить оружие и принялся разглядывать его при свете фонаря.
— На нижний ствол не обращайте внимания, сэр, — произнес Хэчери. — Он предназначен для стрельбы картечью. Своего рода дробовик. Бьет со страшной силой. Надеюсь, сэр, он вам не понадобится, и в любом случае у меня нет зарядов к нему. Мой брат, до недавних пор служивший в армии, купил эту пушку у одного американца, хотя изготовлена она во Франции, — но не беспокойтесь, сэр, на ней стоят славные английские клейма, с нашей родной Бирмингемской оружейной фабрики. Барабан для стрельбы из верхнего гладкого ствола заряжен, сэр. Там девять пуль.
— Девять? — переспросил я, заталкивая огромный тяжелый револьвер обратно в карман и стараясь при этом не порвать подкладку еще сильнее. — Прекрасно.
— Может, возьмете еще про запас, сэр? У меня в кармане мешочек с пулями и капсюлями. Тогда мне придется показать вам, как пользоваться шомполом, сэр. Но это совсем несложно.
Я чуть не рассмеялся при мысли об уйме самых разных предметов, какие могут лежать в карманах и висеть на поясе сыщика Хэчери.
— Нет, спасибо, — сказал я. — Девяти вполне достаточно.
— Они сорок второго калибра, сэр, — продолжал сыщик. — Девяти штук будет более чем достаточно для крысы средних размеров — четвероногой или двуногой, смотря какая вам попадется.
Я невольно содрогнулся.
— Мы вернемся до рассвета, Хэчери, — сказал Диккенс, убирая хронометр в жилетный карман. Он начал спускаться по крутым ступенькам, держа фонарь низко перед собой. — Пойдемте, Уилки. До восхода солнца осталось меньше четырех часов.
— Уилки, вы знаете Эдгара Аллана По?
— Нет, — ответил я.
Мы спустились уже на десять ступенек, но еще не видели впереди конца круто наклоненной лестничной шахты. Ступеньки — высотой по меньшей мере три фута — походили скорее на каменные блоки египетских пирамид и были скользкими от подземной влаги, сочившейся повсюду тонкими струйками; маленький фонарь отбрасывал на них чернильно-черные обманчивые тени, и, если бы любой из нас споткнулся или оступился здесь, дело непременно закончилось бы переломанными ребрами и, вполне возможно, свернутой шеей. Я полушагнул-полуспрыгнул на следующую ступеньку, стараясь не отстать от пляшущего узкого конуса света, что исходил от руки Диккенса.
— Какой-то ваш приятель, Чарльз? — спросил я. — Специалист по криптам и катакомбам, надо полагать?
Диккенс расхохотался. Гулкое эхо в каменной шахте прозвучало до жути громко. Я искренне понадеялся, что больше он не станет смеяться.
— На первый ваш вопрос я с полной определенностью отвечу «нет», дорогой Уилки, — промолвил он. — А на второе предположение скажу «вполне возможно».
Диккенс остановился на ровной площадке у подножья лестницы, посветил фонарем на наклонные стены, низкий сводчатый потолок, а потом направил луч света в тоннель, уходящий в темноту. Черные прямоугольники по обеим сторонам подземного коридора наводили на мысль об открытых проемах. Я спрыгнул с последней ступеньки и встал рядом с Диккенсом. Он повернулся ко мне и положил обе руки — в правой был зажат фонарь — на бронзовую рукоять трости.