– Так это вы, значит, та женщина, которая приехала из Канады, – сказала мисс Доби Антуанетте. У нее был сильный голос. На губах – темные пятна, похожие на иссиня-черные виноградины.
– Нет, это не я, – ответила Антуанетта. – Я из «Королевского отеля», и мы с вами уже знакомы. Я приятельница Дадли Брауна.
Она вытащила из сумки бутылку вина, мадеры, и преподнесла ее, словно верительную грамоту:
– Вы ведь такое любите, правда?
– Из самой Канады, – сказала мисс Доби, беря бутылку. Оказалось, она до сих пор носит мужскую обувь – сейчас на ней были незашнурованные мужские ботинки.
Антуанетта повторила свои слова погромче и представила Хейзел.
– Джуди! Джуди, ты знаешь, где бокалы! – сказала мисс Доби. Джуди как раз вошла с подносом. На нем были составленные друг на друга чашки и блюдца, чайник, блюдо с нарезанным кексом из сухофруктов, молоко и сахар. Требование бокалов явно сбило ее с курса, и она растерянно озиралась, пока Антуанетта не выручила ее, забрав поднос.
– Джуди, я думаю, она хочет сначала попробовать вино, – подсказала Антуанетта. – Как мило! Этот кекс ты сама пекла? Можно, я захвачу кусочек для Дадли, когда мы поедем обратно? Он так любит кекс из сухофруктов. Он поверит, что ты пекла специально для него. Хотя этого не может быть, ведь он позвонил только сегодня утром, а на кекс из сухофруктов нужно гораздо больше времени. Но он об этом не догадается.
– Теперь я знаю, кто ты, – сказала мисс Доби. – Ты из «Королевского отеля». Вы с Дадли Брауном так и не поженились?
– Я уже замужем, – раздраженно ответила Антуанетта. – Я бы оформила развод, но не знаю, где мой муж.
Она быстро изгладила раздражение из голоса, так что последние слова прозвучали мягко – видимо, чтобы успокоить мисс Доби:
– Может быть, со временем.
– Так вот, значит, зачем ты ездила в Канаду, – сказала мисс Доби.
Вошла Джуди, неся бокалы. У нее заметно дрожали руки, так что вино ей явно нельзя было доверять. Антуанетта высвободила бутылку, в которую вцепилась мисс Доби, и посмотрела бокал на свет.
– Джуди, принеси, пожалуйста, салфетку, – велела Антуанетта. – Или посудное полотенце. Только, смотри, чистое!
– Мой муж Джек, – Хейзел решительно вмешалась в разговор, обратившись к мисс Доби, – мой муж, Джек Кертис, был военным летчиком. Он навещал вас во время войны.
Мисс Доби все отлично расслышала:
– С какой стати ваш муж меня навещал?
– Он тогда не был моим мужем. Он был совсем молодой. Он ваш кузен. Из Канады. Джек Кертис. Кертис. Но к вам, наверно, много разных родственников приезжало за все эти годы.
– К нам никто никогда не приезжал. Мы слишком далеко от проторенной дороги, – твердо сказала мисс Доби. – Я жила дома с матушкой и батюшкой, потом только с матушкой, а потом одна. Я перестала разводить овец и устроилась на работу в городе. Я работала на почте.
– Это правда, она работала на почте, – глубокомысленно подтвердила Антуанетта, раздавая бокалы с вином.
– Но я сроду не жила в городе, – продолжала мисс Доби со скрытой, мстительной гордостью. – Нет, я каждый день ездила туда, всю дорогу отсюда дотуда, на мотоцикле.
– Джек рассказывал про ваш мотоцикл, – сказала Хейзел, пытаясь разговорить старуху.
– Тогда я жила в старом доме. Теперь там живут ужасные люди.
Мисс Доби подняла стакан, чтобы ей долили вина.
– Джек брал ваш мотоцикл покататься, – сказала Хейзел. – И ездил с вами на рыбалку, а когда вы чистили рыбу, собаки сжирали рыбьи головы.
– Фу, – сказала Антуанетта.
– Я только рада, что я его отсюда не вижу, – продолжала мисс Доби.
– Это она про дом, – объяснила Антуанетта, как бы извиняясь. – В нем живет невенчанная пара. Они отремонтировали дом, но они друг с другом не женаты.
И, словно одно естественно вытекало из другого, она обратилась к Джуди:
– Как поживает Таня?
– Хорошо поживает, – ответила Джуди. Джуди не пила вина. Она приподняла тарелку с кексом и поставила на место. – Она теперь ходит в приготовительную школу.
– Она ездит на автобусе, – сказала мисс Доби. – Автобус приезжает и забирает ее прямо от двери.
– Очень мило, – отозвалась Антуанетта.
– И обратно привозит, – продолжала мисс Доби с большим чувством. – Привозит обратно, прямо к дому.
– Джек рассказывал, что у вас был пес, который ел овсянку, – не сдавалась Хейзел. – И еще однажды он позаимствовал у вас туфли. Джек, то есть, позаимствовал. Мой муж.
Мисс Доби словно бы некоторое время размышляла над этим. Потом сказала:
– Таня рыжая.
– У нее волосы матери, – ответила Антуанетта. – И глаза карие, тоже от матери. Она вылитая Джуди.
– Она незаконная, – сказала мисс Доби, будто отметая прочь несущественную шелуху. – Но Джуди ее правильно воспитывает. Джуди хорошая работница. Я рада, что у них есть крыша над головой. Попадаются-то всегда невинные.
Хейзел думала, что эти слова будут для Джуди последней каплей – что она вскочит, убежит на кухню. Вместо этого она, кажется, пришла к какому-то решению. Она встала и принялась раскладывать по тарелкам кекс. С ее лица, шеи и груди в вырезе вечернего платья не сходил пунцовый румянец. Кожа горела, словно от ударов. Джуди наклонялась с тарелкой к каждой из женщин по очереди, и лицо у нее было совершенно детское, полное ярости, горечи, ненависти – лицо ребенка, изо всех сил сдерживающего рвущийся наружу вой.
Мисс Доби обратилась к Хейзел:
– Вы умеете декламировать?
Хейзел не сразу поняла, что значит «декламировать». И ответила, что не умеет.
– Я могу продекламировать, если желаете, – сказала мисс Доби.
Она поставила пустой стакан, приосанилась и сдвинула ступни вместе:
– Простите, что я не встаю.
Она заговорила – поначалу натужно, запинаясь, но вскоре в голосе появилось упорство, и ритм захватил ее. Ее шотландский акцент усилился. Кажется, для нее главным было не читать с выражением, передавая смысл, а усилием марафонца отбарабанить все в правильном порядке – слово за словом, строчку за строчкой, строфу за строфой. От натуги ее лицо еще больше потемнело. Но все же она читала не без выражения; не так, как Хейзел помнилось по школе, где их мучили тупой зубрежкой «для развития памяти». Это, скорее, напоминало выступление крупного ученого на школьном концерте: нечто вроде добровольного прилюдного акта мученичества, в котором каждое ударение, каждый жест предопределены и отрепетированы.
Постепенно Хейзел начала разбирать слова. Какая-то ерунда про эльфов, эльфы украли какого-то юношу, а девушка по имени Прекрасная Дженет его полюбила. Прекрасная Дженет дерзила собственному отцу, заворачивалась в зеленый плащ и бежала на свидание с возлюбленным. Потом, кажется, наступил Хеллоуин, и в глухую ночь мимо Дженет проехала кавалькада эльфов. Отнюдь не воздушных созданьиц, а злобных, враждебных человеку существ; проезжая в ночи, они подняли ужасный лязг и звон.
На пустошь Дженет ночью пришла
И смело стала ждать.
Все ближе, ближе стук копыт —
То всадников череда![4]
Джуди взяла блюдо с кексом к себе на колени и съела большой кусок. Потом еще один – все с тем же гневным, непрощающим лицом. Чуть раньше, когда она наклонилась, раскладывая кекс, до Хейзел донесся запах ее тела – не то чтобы неприятный, но все же запах, нечастый в эпоху мытья и дезодорантов. Запах шел горячей волной из ложбинки между раскрасневшимися грудями молодой женщины.
Антуанетта, не стараясь двигаться тихо, раздобыла маленькую бронзовую пепельницу, вытащила из сумочки сигареты и закурила. (Она сказала, что позволяет себе три сигареты в день.)
И первым промчался гнедой жеребец,
За ним проскакал вороной,
А с третьего, белого, седока
Стащила она долой.
Хейзел решила, что спрашивать про Джека больше нет смысла. Кто-нибудь из здешних жителей наверняка его помнит – видел его на мотоцикле или однажды вечером разговорился с ним в пабе. Но как найти этих свидетелей? Антуанетта, вероятно, не лжет, утверждая, что забыла его. У нее своих забот хватает, судя по всему. Что же до мисс Доби, ее рассудок явно порхал, как ветерок, – сплошные капризы и причуды. Сейчас ее занимала исключительно судьба питомца эльфов:
В аспида обратили его
Эльфы своим заклятьем,
Но рук не разжала Дженет, ведь он —
Отец ее дитяти.
В голосе мисс Доби зазвучала нотка мрачного удовлетворения, – возможно, дело идет к концу. Что такое «васпида»? Не важно. Дженет завернула возлюбленного в свой зеленый плащ – «нагого, как мать родила», королева эльфов оплакала потерю, и как раз когда слушатели испугались, что история примет новый поворот – ибо голос мисс Доби окреп и слегка ускорился, будто готовясь к марш-броску, – декламация кончилась.
– Господи Исусе, – сказала Антуанетта, убедившись, что это действительно так. – Как только у вас все это в голове помещается? Вы с Дадли – парочка под стать друг другу!
Джуди принялась с лязгом расставлять чашки и блюдца. Антуанетта подождала, пока Джуди начнет разливать чай, и остановила ее:
– Милая, он, наверно, уже сильно настоялся. Боюсь, для меня это слишком крепко. И вообще, нам пора ехать обратно. Мисс Доби теперь нужно отдохнуть.
Джуди безропотно забрала поднос и ушла на кухню. Хейзел последовала за ней, неся тарелку с кексом.
– Мне кажется, мистер Браун хотел приехать, – тихо сказала она молодой женщине. – Мне кажется, он не знал, что мы выедем так рано.
– А как же, – ответила та, ожесточенная, пунцовая, выплескивая чай из чашек в раковину.
– Вы бы не сочли за труд открыть мою сумочку и достать мне еще одну сигарету? – попросила Антуанетта. – Мне просто необходимо выкурить еще одну. Если я сама за ней полезу, то погляжу вниз, и меня точно стошнит. У меня начинается мигрень от этих монотонных завываний.