– Ответить можно и да, и нет. Сначала-то нет, потому что и мысли не было волноваться, что Ханна поступит как-то непорядочно или неправильно, кроме разве что того случая, когда она сглупила, согласившись выйти замуж за напыщенное ничтожество, а всё от безысходности, потому как их отец, овдовев, затеял снова жениться. Для родителей Ханна была экономкой, и её отец ожидал, что дочь останется у него в прислугах до конца жизни, но мириться с мачехой в доме Ханна не смогла. Вот и выскочила замуж за первого же мужчину, который сделал ей предложение. По крайней мере, так представляется мне: тихая гавань, если понимаете, о чём я, но, с другой стороны, Ханна за все время и слова не сказала против мужа. Знай твердит, что он добрый. Но как можно быть одновременно и добрым, и вредным? Брак, так уж повелось, в обе стороны должен работать: и брать, и отдавать, от кровати и до завтрака, и даже до «Хорликса» или там какао. Хочу вас кое о чем спросить. Наверное, мне не полагается, и вы сейчас скажете, что это не моё собачье дело, но, как я только что объяснил, мы для Ханны, получается, самые родные и близкие. И я хочу от вас прямого ответа, и мигом пойму, получил такой или нет. У меня уже сложилось кой-какое впечатление. Как ваш знакомец Микки Макклин, я тоже неплохо разбираюсь в людях.
Эдди усмехнулся, но Дэвид не моргнул, уже догадавшись, что именно у него спросят.
– Вот мой вопрос: это для вас лишь минутное увлечение? На вид вы мужчина хоть куда, любую заполучите, кого захотите. У вас есть стиль, и Ханна, скорее всего, уже на него запала, но я хочу знать, что чувствуете вы. Итак, вы женаты и давно живёте с супругой порознь. К чертям собачьим все эти «почему» и «зачем». Но мне нужно понять, не интрижка ли это вроде: «Повеселились и хватит, без обид, ладно?» Видал я такое, случается чуть ли не каждый день, и, если девушке не повезло, то остается с булочкой в духовке. Нет-нет, не вскакивайте! – Эдди взмахнул рукой у лица Дэвида. – Если с ней такое приключится, оправдаться не выйдет. Ханна не сможет свалить прибыток на мужа, если понимаете, о чём я.
Дэвид слегка приоткрыл рот и вытаращил глаза. Затем тихо ответил:
– Нет, не понимаю, но вернусь к этому позже. Тем не менее позвольте заверить, что я вовсе не рассчитываю на мимолетную интрижку. У меня ни к кому не было таких чувств, как к Ханне, и я сам в себе пока не могу разобраться. – Голос Дэвида стал хриплым, он подчёркивал каждое слово. – Не могу сказать, что очень этому рад, но, увидев Ханну впервые утром прошлого четверга, как вам уже известно, я до сих пор не способен выбросить её из головы. Кажется, она именно тот человек, та женщина, кого я всегда искал, но когда-то мы разминулись, и теперь, обретя её, я очень боюсь её упустить. Потому-то сегодня я рискнул ворваться в круг вашей семьи, ведь иначе пришлось бы ждать встречи с Ханной до четверга. Я чувствовал, что просто не смогу не видеться с ней так долго, вот вам мой ответ. И во мне теплится надежда, что Ханна разделяет мои чувства, хотя пока не признаётся. Этот добряк Хамфри, на которого она всё время оглядывается… Я не встречал этого парня, но уже его ненавижу. Теперь же, когда я ответил на ваш вопрос, не могли бы вы объяснить, что имели в виду?
– Объяснить, что имел в виду? И так все понятно.
– Вы сказали, если… – Дэвид не сумел заставить себя произнести «у неё булочка в духовке» и сформулировал иначе: – В случае беременности ей не удастся возложить ответственность на мужа. Что вы подразумевали? Он…
– Ну, я лезу малость не в своё дело… но объясню, потому как чую, что вам можно доверять. Так вот, насколько я слыхал от жены, у Ханны на что-то вылезла аллергия, и то ли Хамфри взял это в причины, чтоб заиметь отдельную спальню, то ли действительно побоялся заразиться – того нам-то никак не узнать, и самой Ханне не узнать, да она ни в жисть и не спросит, но с тех пор…
– Боже мой!
– Что вы сказали?
Наклонившись вперёд, Дэвид поставил локти на колени и закрыл лицо руками, помолчав, снова посмотрел на Эдди и вздохнул:
– Я просто сказал «Боже мой»!
– Да, ну, это может многое означать… Под «Боже мой» люди обычно скрывают, что думают на самом деле. Но я-то знаю, о чём вы сейчас думаете, кстати, до меня вот только сейчас дошло: услышь моя жена, что я вам наговорил про Ханну, она бы мигом снесла мне башку. По крайности, чертовски постаралась бы, потому что сама-то сгоряча выложила мне всё, что Ханна ей доверила в расстроенных чувствах.
Внезапно Эдди плюхнулся на диван. Не сводя глаз с Дэвида, который всё ещё сидел с опущенной головой, упершись локтями в колени, Эдди проворчал:
– Держу пари, когда вы шли сюда сегодня, то знать не знали, как вас примут, что Ханна, что мы. По дружку моему Микки Макклину, вы, небось, и не ждали увидеть человека с акцентом из Оксфорда, но точно не думали, что так удивитесь, правда?
Дэвид выпрямился и глубоко вдохнул. Повернувшись к Эдди, он заметил:
– Вы правы… Вы правы. Но могу сказать одно: я очень рад, что пришёл. Я знал, что слишком много себе позволяю, но не мог удержаться, и теперь вижу, что так и следовало поступить, потому что Ханна никогда не говорила мне ничего о своей личной жизни. Сколько лет она замужем?
Эдди на секунду задумался:
– Четыре года. Да, скоро будет четыре. Ей двадцать девять сравнялось.
Дэвид кивнул, соглашаясь:
– Да, помнится, она это упоминала. Четыре года. – Он покачал головой и снова повторил: – Четыре года. Неудивительно, что она так выглядит.
– Как – так? – Эдди сидел, внимательно слушая.
– О, когда Ханна пришла в офис мистера Джиллимена с рукописью книги, которую он теперь хочет опубликовать, она выглядела так отрешенно, словно человек, который ходит во сне. Казалось, что двигалась её одежда, а не она сама. Затем я изменил мнение, поняв, что у Ханны острый ум. И Джилли – это мистер Джиллимен, – и его жена, оба они почувствовали: что-то с ней не так. Наташа назвала её «потерянной», а я добавил, что она «обиженная», и это так и есть, правда? Она на долгое время потерялась, и её обижали.
– Здесь ты прав, приятель. Кстати, скажи-ка снова, как тебя зовут?
– Дэвид.
– Ну, я так и буду тебя называть, да?
– Конечно. Знаю, что твоё имя Эдди.
Мужчины улыбнулись друг другу. Эдди воскликнул, вскочив с дивана:
– Где этот чёртов… Извини, Дэвид! Дурная привычка! Чай. У неё было время сгонять на чайную плантацию и набрать заварки прямо с кустов.
– Замолчи! Я тебя слышу. Открой-ка дверь!
Эдди открыл дверь и увидел Ханну. Её руки были широко расставлены, держа деревянный поднос, на котором стоял чай для троих.
Дэвид тоже проследовал к двери и теперь смотрел на детей: Мэгги несла подставку для сдобы с кусками хлеба с маслом и большим пирогом, а Винни – маленький поднос со стеклянной вазочкой, полной варенья.
Дэвид заметил, что Мэгги явно нацелилась войти в комнату, но младшая девочка глянула на него и передала поднос со словами:
– Будьте осторожны, варенье может растечься. Оно домашнее, но мама не прокипятила как следует. Всегда так.
Из гостиной донёсся громкий голос:
– Винни! Поднимись и побудь с мамой. Ей уже отнесли чай?
– Она получает всё, что пожелает. Мы за этим следим, – ответила Мэгги отцу, хотя смотрела на Дэвида, а тот, улыбаясь, зашёл так далеко, что позволил себе ей подмигнуть. Мэгги хихикнула и едва не опрокинула подставку для пирога. Когда Эдди спросил:
– Что с тобой такое, мисс?
Она ответила:
– Ну, он мне подмигнул.
– Что?!
– Правда, папа.
– Так ты собралась на праздник или нет? – В голосе Ханны не наблюдалось и намёка на смех. — Если в течение следующей минуты ты не выйдешь из комнаты, то про гости можешь забыть. Представь себе, для одного дня я с тобой наобщалась предостаточно.
Сестры ушли, и совсем не тихо – Мэгги постаралась как можно громче хлопнуть дверью. Эдди повернулся к Ханне и проворчал:
– Девчонке требуются ежовые рукавицы. Уж я-то за нее возьмусь.
* * *
Дэвид с удовольствием пил чай. При этом он охотно болтал, в основном с Эдди и о Питере. Эдди резюмировал:
– Думаю, тебе чертовски с ним повезло, – и Дэвид ответил:
– Никто не убежден в этом больше меня!
Повернувшись к Ханне, Эдди заявил:
– Не знаю, что ты, миссис, задумала делать дальше, зато знаю, какое дело я задумал для тебя. Я заберу всё это на кухню и сам помою посуду, а ты со своим дружком поднимешься и представишь его моей жене.
– О, нет! Помнишь, что сказала Джейни?
– Да, как же, помню, мне-то она всыплет по первое число, если приведу к ней гостя. Но ежу ж понятно, что, не повидав его, она тоже миндальничать не станет. Может, это один такой случай их познакомить. – Эдди повернулся к Дэвиду и заметил: – Я не приглашаю тебя заглядывать к нам в каждое воскресенье, потому как сразу видно, что от тебя в моем семействе сплошной переполох, да, небось, тебе и самому хватило одного раза. Что скажешь?
– Ну, думаю, решение лучше оставить за твоей женой. Если она пригласит меня на воскресный обед, то, пожалуй, ты ничего не сможешь поделать.
– Чёрт! Вот ещё один проныра, способный вылезти сухим из воды. – Эдди взял поднос и уже на выходе заметил: – Ханна, оставь всё и делай, что я сказал.
Ханна пропищала притворно послушным голоском:
– Да, дорогой зять. Сделаю всё, что угодно, лишь бы тебе угодить.
– Понимаю, почему ты приходишь сюда по выходным, – сказал Дэвид. – Это настоящий дом.
– О, тебе легко говорить. Просто ты пока не видел, как они спорят: когда Джейни кричит, что не может больше терпеть, а Эдди собирается эмигрировать в Австралию. Что ж, давай с этим покончим. Не сомневаюсь, что после твоего ухода воплей тут будет предостаточно.
На лестничной площадке Ханна постучалась в дверь спальни Джейни и спросила:
– Можно нам войти?
– Нет, нельзя!
Ханна открыла дверь и сказала:
– Спасибо, сестра.
Она поманила Дэвида в комнату, и он увидел лежащую пластом жену кокни, воспитанную в монастыре.