Я сглатываю комок в горле.
— Еще, возможно, пропустим кабинет Майкла. Я думаю, что хотела бы оставить все как есть на некоторое время.
— Я понимаю, — мягко говорит она, — так ты останешься?
— Да. Я буду здесь весь день.
— Нет, я имела в виду, ты останешься в доме?
В ее тоне есть что-то странное, подтекст, которого я не улавливаю, но потом я понимаю. Она беспокоится о том, сохранит ли работу.
— О, я не смогла бы продать его сейчас. Еще слишком рано принимать такое важное решение. Может быть, через год или два, когда все будет более-менее улажено. Я не знаю. Честно говоря, сейчас я не заглядываю в будущее.
Она кивает. Мгновение мы стоим в неловком молчании, пока Фиона не указывает через плечо.
— Возьмусь за работу.
— Ладно. Спасибо тебе.
Фиона поднимает сумки с того места, где уронила их на пол, затем поворачивается, чтобы уйти. Но внезапно оборачивается и выпаливает:
— Я буду молиться за тебя, дорогая.
Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ей, чтобы она не тратила время попусту.
Я знаю, что безнадежна, что никакие молитвы во вселенной не могут мне помочь, но это не значит, что я должна быть грубой. Я просто прикусываю губу, киваю и глотаю слезы.
Когда она выходит, мой взгляд падает на письмо на столе.
Я не могу сказать, что заставляет меня это делать, но не успеваю я опомниться, как сажусь писать ответ. Я пишу его на обороте письма, которое прислал мне Данте.
«Чего ты ждешь?».
Я отправляю его по почте, пока у меня не сдали нервы. Проходит неделя, прежде чем я получаю ответ, и он даже короче моего. На самом деле, это всего лишь одно слово.
«Тебя».
В правом нижнем углу бумаги я вижу засохшее пятно ржавого цвета, похожее на пятно крови.
2
Я кладу письмо в дальнюю часть ящика с нижним бельем и оставляю его там, решив забыть о нем. Если придет еще одно, я могу позвонить милому детективу, который допрашивал меня после аварии, и узнать, что он думает по этому поводу. Может быть, я попрошу его разобраться, кто вообще такой этот Данте и посмотреть, что он сможет выяснить.
Данте Алигьери, судя по имени на обратной стороне конверта, и имя звучит как полнейшая выдумка.
А пока у меня есть другие причины для беспокойства.
Помимо новой протечки крыши также выяснилось, что в доме проблемы с электричеством.
Люстра в столовой мерцает. Я слышу хлопки и потрескивание, когда нажимаю на выключатель в главной спальне. Время от времени сам по себе срабатывает дверной звонок.
Я пыталась дозвониться трем разным местным кровельщикам, но мне никто не перезвонил. Так что теперь я жду мастера по дому, какого-то парня по имени Эд. Я наткнулась на его карточку на дне ящика с кухонным хламом, когда искала ручку.
Не знаю почему, но я ожидаю увидеть пожилого мужчину с лысеющей головой и пивным животом, и с поясом для инструментов через бедра. Вместо этого, когда в ответ на стук я открываю входную дверь, вижу улыбающегося стройного молодого человека с длинными каштановыми волосами, убранными с лица плетеной кожаной повязкой. На нем футболка с Джоном Ленноном, выцветшие джинсы-клеш и сандалии, в руке он держит ржавый металлический ящик с инструментами.
От него разит травкой.
— Привет. Ты Кайла?
— Я.
Ухмыляясь, он протягивает руку.
— Я Эдди.
Я улыбаюсь в ответ, и мы пожимаем друг другу руки. Он кажется милым и безобидным — две вещи, которые я ценю в любом мужчине, которого впускаю в свой дом, когда я одна.
— Входи. Я покажу тебе все.
Эд следует за мной на кухню, отпуская комментарии по поводу того, каким классным, по его мнению, является этот дом.
— Да, он классный, но с каждым днем все больше разваливается на части, — я указываю на два коричневых пятна от воды на потолке кухни.
— Да, этим старым домам нужно много внимания, — он вытягивает шею, чтобы посмотреть на пятна. — Особенно с учетом здешней влажности. Плесень беспокоит?
— Больше нет. Позаботилась об этом несколько лет назад. Прямо сейчас меня беспокоят протечки крыши и электричество, — я даю ему краткий обзор того, что происходит со светом и дверным звонком. — К тому же, когда я включаю сушилку, начинает вонять горелым. И телевизор иногда выключается сам. О, и недавно взорвалась пара лампочек.
Внезапный холодный сквозняк заставляет встать дыбом волосы на моих руках и задней части шеи и посылает мурашки по спине. Дрожа, я потираю ладонями руки, покрывшиеся гусиной кожей.
Я должна попросить Эдди проверить герметичность окон, пока он здесь. Но сначала о главном.
— Давай-ка я покажу, где находится щиток.
Эдди следует за мной в подсобное помещение в задней части дома рядом с гаражом. Там же находятся стиральная машина, центрифуга и шкафы, в которых хранятся всевозможные хозяйственные принадлежности.
Поставив ящик с инструментами на пол, Эдди открывает металлическую дверцу на щитке и быстро просматривает переключатели.
— Сначала я проверю напряжение, посмотрю, работает ли выключатель на нужной мощности. Затем проверю целостность проводки. Возможно, есть повреждения от воды или проводка износилась, от этого и могут быть все проблемы. Затем я проверю розетки, удостоверюсь, что они не сломаны. Где счетчик?
— Прямо за дверью гаража.
Он кивает.
— Сделаю. Мне потребуется час или около того, чтобы со всем разобраться, затем я составлю смету на ремонт. Как, устраивает?
— Устраивает, спасибо. Чтобы попасть на чердак, нужно подняться на второй этаж через гардеробную главной спальни. Лестница в гараже.
— Круто.
— Кричи, если я тебе понадоблюсь. Я буду рядом.
— Ладно.
Я оставляю Эдди наедине с счетчиком и направляюсь в свой кабинет. Я успеваю немного поработать, прежде чем начинается головная боль — тупая пульсация в висках и внутриглазное давление такие сильные, что они слезятся. Я лежу на маленьком диване с задернутыми шторами и выключенным светом, пока Эдди не появляется в дверях со своим набором инструментов.
— О, извини, подруга. Не знал, что ты спишь. Я просто собирался проверить здесь розетки.
Дезориентированная, я сажусь.
— Я не спала. Просто даю отдых глазам. У меня ужасно болит голова.
Он сочувственно кивает.
— Раньше у меня были сумасшедшие мигрени.
Раньше, в прошедшем времени. Я чувствую странный укол надежды.
— Ты нашел что-то, что помогло от боли? Мне ничего не помогает.
— Ты будешь смеяться. Не возражаешь, если я включу свет?
— Продолжай. И я не буду смеяться, обещаю. Я слишком отчаялась.
Когда Эдди нажимает на выключатель и комнату заливает свет, я вздрагиваю. Пытаюсь встать, но обнаруживаю, что у меня слишком кружится голова. Поэтому я опускаюсь обратно на диван, закрываю глаза и осторожно щиплю себя за переносицу.
Когда я в последний раз ела? Не могу вспомнить.
Эдди бродит вокруг в поисках розеток. Он такой худой, ходит почти бесшумно. Я встречала кошек, которые производили больше шума.
— После того, как я начал посещать психотерапевта, головные боли прошли. Прямо «пуф». Просто прошли. Оказывается, у меня было много подавленных эмоций.
Я открываю глаза и вижу, что Эдди скорчился под моим столом с маленьким измерителем мощности в руке. Он вставляет его в электрическую розетку, ждет мгновение, читая показание, затем встает и переходит к следующей розетке, где повторяет процесс.
— Они называют это психосоматикой. Ваш мозг в буквальном смысле делает вас больным. Стресс и в самом деле настолько токсичен. Офигеть, да?
— Офигеть, — соглашаюсь я. Интересно, Эд живет в коммуне или где-то в социальном доме? Они есть по всему Вашингтону и Сиэтлу, этакие группы совместного проживания, созданные в шестидесятых — в годы свободной любви, где люди делят жилье и ресурсы и избегают современных вещей, таких как мобильные телефоны и продукты с ГМО.
Я слишком переживаю за свое личное пространство, чтобы жить в такой тесноте с людьми, с которыми у меня нет секса, но не осуждаю ничей жизненный выбор.
Встав, Эдди поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Я могу назвать тебе имя своего доктора, если хочешь. Конечно, если ты не считаешь, что стресс не может вызвать никаких проблем.
— Считается ли потеря мужа стрессом?
Я не знаю, почему это сказала. Или почему я сказала это так язвительно, как сказала. Обычно я не показываю всем и каждому свои чувства, и я не саркастична, как Майкл. Он справлялся с депрессивными или болезненными вещами с помощью черного юмора, который иногда воспринимался как бесчувственность, но я знала, что это всего лишь механизм преодоления. На самом деле Майкл был мягким человеком.
Эдди в замешательстве смотрит на меня.
— Ты потеряла мужа?
Нет, он не может быть настолько глуп.
— Он умер.
Теперь он как будто поражен.
— О, подруга. Мне так жаль.
— Спасибо.
— Это случилось недавно?
— В канун Нового года.
— Вот дерьмо! Всего пару недель назад!
Мне нужно сейчас же замолчать. С каждым моим словом бедный Эдди расстраивается все больше и больше.
У меня всегда была проблема с чрезмерным сопереживанием другим людям, и это одна из причин, по которым я стараюсь держаться особняком. Чужие эмоции, нагроможденные поверх моих собственных, иногда могут стать удушающими.
— Да, — на этот раз мне удается встать, затем, избегая взгляда Эдди, я спрашиваю: — Итак, каков вердикт?
Во время паузы я чувствую как Эдди оглядывает меня, замечая и скованность в моем теле, и искусственно бодрый тон моего голоса. Может быть, у него тоже выражена эмпатия, потому что Эдди жалеет меня и меняет тему.
— Ну, эта протечка в крыше — настоящая боль. Вода поступает из дыры рядом с башенкой, а это значит, что придется снять черепицу и обрезать дерево, чтобы устранить течь. С учетом фронтонов, башенки и крутого ската самой крыши, прости, но работа тут нужна серьезная. Тебе придется пригласить специалиста.