И давайте не будем забывать таинственно появившуюся монету и странного парня в шляпе, который шпионил за мной из-за дерева и не оставил никаких следов. В грязи.
Психбольница, жди!»
Просто дыши, Кайла. Просто успокойся и дыши.
Уже вернувшись домой, я в тревоге проверяю, включила перед уходом сигнализацию или нет. Но она работает так, как должна. Я ввожу код, чтобы сбросить настройки, а затем стою в прихожей, прислушиваясь.
Для чего, я не знаю.
В доме царит тишина. Оказавшись в кухне, я почти ожидаю увидеть еще больше открытых ящиков и шкафчиков, но все в порядке. Я хожу из комнаты в комнату, проверяя вещи, пока не убеждаюсь, что в шкафах и за дверями не прячутся страшилища.
Только на самом деле мне неспокойно. У меня паранойя, и я не знаю, что с этим делать.
Поэтому я делаю то, что сделал бы любой разумный человек — наливаю себе бокал вина.
Затем запираюсь в кабинете и заставляю себя работать, игнорируя тот тревожный факт, что я пью вино утром и пытаюсь притвориться, что это нормально. Но ведь все знают, что отрицание пристрастий к алкоголю — красный флаг.
— О, кого это волнует? — бормочу я, уставившись на свои наброски. — У меня есть другие поводы для беспокойства.
Через час я сдаюсь. Я роняю карандаш и тру глаза, затем иду на кухню и наполняю бокал вином. Прислонившись к стойке, я нажимаю кнопку перемотки в приложении безопасности на своем телефоне и просматриваю видео на высокой скорости.
У меня плохое предчувствие, что ежедневный просмотр записей с камеры вот-вот станет моим новым хобби.
Требуется некоторое время, чтобы просмотреть все с момента, как я ушла прошлой ночью, и до моего возвращения сегодня утром, но я не нахожу ничего необычного. Около рассвета две белки гнались друг за другом по подъездной дорожке. Сразу после полуночи толстый енот выбрался из-под поленницы на заднем крыльце и скрылся в темноте. В остальном все было по-прежнему.
Только когда я возвращаюсь в свой кабинет с очередным бокалом вина, я вижу кое-что интересное.
Маленький светловолосый мальчик лет пяти-шести играет один на лужайке за домом. Одетый в красную куртку, брюки в тон и желтые непромокаемые ботинки. Он ухмыляется, бегает вокруг, гоняясь за листьями и подбрасывая их в воздух. В какой-то момент он падает, кричит от смеха, уткнувшись лицом в траву, затем перекатывается и машет небу.
Интересно, говорю я себе, глядя на него в окно, это новые соседи? Или, может быть, чей-то внук приехал к бабушке? Я не могу вспомнить никого поблизости, у кого были бы маленькие дети.
Но почему мать мальчика решила, что позволить ребенку поиграть на лужайке у меня за домом — хорошая идея? Дом стоит посреди двух акров леса. Нужно постараться, чтобы попасть сюда. Если только они не гуляли по пляжу. И вообще, где его мать? Поблизости нет ни одного взрослого. Просто этот веселый маленький дошкольник рвет мою траву.
Вздохнув, я ставлю бокал с вином на стол и выхожу из комнаты. Я прохожу через кухню, прачечную, затем через гараж и выхожу через боковую дверь на задний двор.
Однако когда я оглядываюсь, ребенка нет.
Я кричу:
— Эй? Здесь есть кто-нибудь?
Единственный ответ, который я получаю — одинокий крик чайки, кружащей высоко над головой.
Продрогшая, потому что забыла надеть куртку, я обхожу дом с тыльной стороны и смотрю вниз, на улицу. Никого нет. Подъездная дорожка пуста. Я оглядываюсь на пляж, но он тоже пуст. Как и лес по обе стороны от дома.
Раздраженная, я бормочу:
— Куда ты делся, маленький засранец?
Последнее, что мне нужно, это чтобы какой-нибудь тупой мальчишка сломал ногу, споткнувшись о камень на моей территории. Я прямо вижу, как надвигается на меня судебный процесс.
Я трачу еще пятнадцать минут на поиски, затем сдаюсь и возвращаюсь в дом за еще одним бокалом вина. Затем мне приходит в голову идея просмотреть запись с камеры за последние полчаса, чтобы узнать, куда делся маленький блондинчик.
Но когда я открываю приложение, все, что я получаю, — это статика. На экране не видно ничего, кроме пикселизированного снега.
Здорово. Система безопасности работает так же хорошо, как и электрика. Может быть, мне стоит просто продать это место и переехать.
Чувствуя себя побежденной, я возвращаюсь к своему столу и работаю до конца дня.
~
На следующее утро я просыпаюсь от вопля сигнализации.
Растерянная, я резко выпрямляюсь в постели и в панике оглядываюсь по сторонам. Серый дневной свет просачивается сквозь щели в занавесках. Мой халат там, где я его оставила — перекинут через ручку кресла. Кажется, в комнате все в порядке, если не считать пронзительного визга охранной сигнализации.
В панике я подрываюсь с кровати, с глухим стуком падаю на пол, но вскакиваю на ноги — адреналин бурлит в моих венах.
Кто-то вломился в дом.
Блядь, блядь, блядь, кто-то вломился в дом!
Вой обрывается так же внезапно, как и начался, оставляя в ушах звон тишины.
Тяжело дыша, я тихо подхожу к двери, приоткрываю ее и прислушиваюсь. Через несколько мгновений я слышу, как женский голос ворчит:
— Проклятая штуковина. Что за чертовщина. Я оглохну, чует мое сердце.
Я чуть не падаю в обморок от облегчения. Это Фиона.
Распахнув дверь, я иду по коридору и перегибаюсь через балкон, с которого открывается вид на первый этаж.
— Фиона! Это ты!
Она кричит и подпрыгивает, разворачиваясь вокруг себя. Пристально глядя на меня из прихожей, она прижимает руку к сердцу.
Сердито глядя, она говорит:
— Сейчас десять часов утра понедельника, дорогая. Конечно, это я.
— Десять часов? — я повторяю, пораженная. Я не могу поверить, что проспала так допоздна, но отвлекаюсь от этой мысли, когда мне приходит в голову другая. — Откуда ты узнала, как отключить сигнализацию?
Следует странная пауза. Это кажется чреватым.
— Я ввела код.
— Как ты узнала, какой код вводить?
Следует еще одна странная пауза. Она нерешительно спрашивает:
— Как ты думаешь, откуда я это знаю?
О черт. Я сказала ей код, вот откуда она его знает. Я сказала ей и забыла.
Я провожу рукой по лицу и выдыхаю.
— Потому что я дала его тебе. Конечно, я это сделала. Извини.
Когда я снова смотрю на нее, она, кажется, испытывает облегчение.
— Не нужно извиняться.
Раскат грома прокатывается по небу. Серое утро вот-вот снова разразится дождем. И чем бы ни была эта моя ползучая потеря памяти, похоже, она усиливается.
— Ты в порядке, дорогая? — спрашивает Фиона, наклоняя голову и глядя на меня с выражением беспокойства на лице.
Через мгновение я говорю:
— Нет. Не думаю. Кажется, я вовсе не в порядке.
Она кивает, как будто уже знает, что со мной что-то не так, но не хотела ничего говорить и рисковать обидеть меня. Фиона ставит сумки на пол рядом с консольным столиком, сбрасывает шерстяную куртку, разматывает шарф, кладет то и другое на консоль, затем снова смотрит на меня.
Добрым тоном она говорит:
— Почему бы нам не посидеть на кухне и не выпить чашечку чая за разговором?
Не дожидаясь ответа, Фиона поворачивается и уходит.
Чувствуя тошноту, я спускаюсь вниз. Я нахожу Фиону на кухне, когда она ставит чайник на плиту и зажигает конфорку. Затем садится за стол и складывает руки на нем. Покусывая ноготь большого пальца, я сажусь на стул напротив.
Я думаю, она собирается спросить меня о моем здоровье или предложить провести приятный отпуск в ближайшей психиатрической клинике, но Фиона удивляет меня, мягко говоря:
— Ты мне всегда нравилась, Кайла. Ты яркая, одаренная молодая женщина.
Я польщена, но одновременно застигнута врасплох.
— Что ж, спасибо. Ты мне тоже всегда нравилась, — произношу я.
Она улыбается и кивает в манере старой бабушки.
Я искоса смотрю на Фиону.
— Почему я чувствую, что это еще не все?
— Потому что так оно и есть. И я хочу, чтобы ты помнила, что я забочусь о тебе и твоем благополучии.
Я ставлю локти на стол и опускаю голову на руки.
— Я знаю. Я — ходячий раздрай. Поверь мне, я в курсе.
— Я не думаю, что ты ходячий раздрай. Я думаю…
Когда Фиона делает слишком долгую паузу, я поднимаю на нее нервный взгляд. На ее лице странное выражение. Отчасти это беспокойство, но в основном предвкушение. По крайней мере, я думаю, что это оно. Фиона смотрит на меня со странным блеском в глазах, как человек, страдающий зависимостью от азартных игр, смотрит на игровой автомат.
— Что?
Она зловеще говорит:
— Я думаю, тебя что-то беспокоит.
Я моргаю.
— Я не хочу показаться грубой, но это же очевидно.
Она качает головой.
— Я не говорю о потере твоего мужа, дорогая.
— О… кей. Тогда о чем ты говоришь?
— Ну, я точно не знаю. Но если есть что-то, чем ты хотела бы поделиться, я здесь именно для этого. Я очень хороший слушатель.
Я смотрю в пронзительные голубые глаза Фионы и спрашиваю себя, о чем, черт возьми, она говорит.
— Хм…
Наклоняясь вперед, она спрашивает:
— Случалось ли что-нибудь необычное в последнее время? В доме, я имею в виду.
Все волоски на моих руках встают дыбом. Крошечная дрожь страха пробегает по коже.
— Да, я вижу, что случалось, — мягко говорит она, — почему бы нам не поговорить об этом?
Мое сердце решает, что сейчас самое подходящее время заняться акробатикой. Желудок следует его примеру и скручивается в тугой узел. У меня пересыхает во рту, руки дрожат, а в ушах — пронзительное жужжание.
Я шепчу:
— Как ты узнала?
Ее улыбка нежна.
— Я выросла с такого рода вещами. Там, откуда я родом, призраки — обычное дело. Шотландия — одно из самых посещаемых призраками мест в мире.
Я снова моргаю, уверенная, что ослышалась. Снаружи по небу прокатывает еще один раскат грома, от которого дребезжат окна. В комнате возникает странное давление, трение, как будто сам воздух стал заряженным.