Мое сердце замирает. Каждый раз, когда приглашается специалист, цена растет.
— Я пыталась дозвониться трем разным кровельщикам, прежде чем нашла тебя, но ни до кого не смогла дозвониться.
Он хихикает, качая головой.
— Да, не знаю почему, но ребята-кровельщики все немного того. Я бы дал рекомендацию, но не знаю никого, кому бы я доверил подобную работу.
— Ладно. В любом случае, спасибо. Я просто буду звонить дальше. Я надеялась, что не придется звонить в ту фирму в Сиэтле, уж очень они дорогие, но, видимо, выхода нет.
После паузы он мягко говорит:
— Если хочешь, я могу посмотреть чек, который ты получишь. Ну, знаешь, чтобы тебя не надули.
Потому что я одна, вот что он имеет в виду. Потому что рядом со мной не будет мужчины, который мог бы договориться за меня.
Потому что человек в моем положении — скорбящий, дезориентированный, отчаявшийся — всегда привлекает мошенников.
Эдди улыбается, и я знаю, что это не флирт. Эдди просто хороший парень, пытающийся помочь человеку, который, как он видит, оказался в беде.
Если бы только весь мир состоял из таких добрых людей.
— Это очень мило с твоей стороны, Эдди. Но я могу с этим справиться. Я происхожу из длинной династии джерсийских девчонок, которые не стесняются врезать по яйцам.
Его улыбка превращается в смех. У него кривой передний зуб, что, как ни странно, вызывает симпатию.
— Когда-то я знал такую. В ней было всего сто сорок семь сантиметров роста, но она напугала меня до чертиков.
Я улыбаюсь ему.
— Даже маленькие драконы могут дышать огнем.
— Это правда.
— Так, а как насчет электричества? Все плохо, не так ли?
Он пожимает плечами.
— Нет. Все в норме.
Я недоверчиво смотрю на Эдди.
— Что ты имеешь в виду под этим «в норме»?
— Я имею в виду, что нет никаких проблем. Ток сильный, пробки не выбивает, и я не могу найти никаких повреждений в проводке, дуговых замыканий, точек перегрева и неработающих розеток, да и все контакты на месте… — он снова пожимает плечами. — Все путем.
— Не может быть. А как насчет мерцания?
— Возможно, проблема с местной электросетью. Думаю, надо спросить соседей, происходит ли у них то же самое. Некоторым элементам здешней сети более ста лет. Какова бы ни была причина, она не во внутридомовой проводке.
— А взрывающиеся лампочки? Это определенно ненормально.
— Это более распространено, чем кажется. Либо по вине производителя из-за недостаточной изоляции, и из-за этого перегрелась нить накаливания, либо было слабое соединение между лампочкой и розеткой, из-за чего прыгнуло напряжение. Просто всегда проверяй, что не купила дешевую лампочку, и вкручивай плотнее.
Я начинаю немного раздражаться. Он вообще проверил проводку или все это время курил травку на чердаке?
— Хорошо, но дверной звонок звонит, когда там никого нет. А как насчет запаха гари, когда я включаю сушилку? Как ты это объяснишь?
Эдди колеблется. Я чувствую, как он тщательно подбирает слова.
— Ну, это… в последнее время тебе хорошенько досталось, подруга, — он смущенно добавляет: — Ситуация с мужем и все такое.
В течение короткого мгновения я не понимаю. Потом до меня доходит, и мне приходится сделать вдох, прежде чем заговорить, чтобы не откусить ему голову.
— Мой разум не играет со мной злых шуток, Эдди. У меня нет галлюцинаций на тему проблем с электричеством.
Чувствуя себя неуютно под моим пристальным взглядом, он переминается с ноги на ногу.
— Я не пытаюсь быть неуважительным. Все, что я могу сказать, это что когда у меня были плохи дела, мне казалось, что я слышал шепот и видел движение теней.
— И это все случалось, когда ты был под действием каких-нибудь веществ?
На его лице написано страдание, что я воспринимаю как «да».
Как бы то ни было, я думаю, что наши деловые отношения подошли к концу. Может быть, тот, кого я приглашу чинить крышу, сможет порекомендовать электрика без зависимостей.
— Ладно, забыли. Спасибо, что пришел проверить. Сколько я тебе должна?
Эдди засовывает портативный измеритель мощности в задний карман джинсов, наклоняется, чтобы поднять свой ящик с инструментами с того места, где оставил его на полу, затем выпрямляется и качает головой.
— Нисколько.
— Нет, это неправильно. Ты должен получить компенсацию за потраченное время.
Улыбка Эдди чуть кривая. Он перекидывает свои длинные волосы через плечо.
— Я ценю это, но моя политика такова, что если я не нахожу проблем, визит бесплатный.
У меня есть смутное подозрение, что он просто придумал эту политику прямо здесь и сейчас, потому что ему жаль меня.
— Ты уверен? Я не хочу пользоваться ситуацией.
— Нет, все круто. Но, может быть, если одному из твоих друзей понадобится мастер по дому?..
— Я буду рекомендовать тебя. Спасибо, Эдди, я в самом деле это ценю.
Он ухмыляется мне, сверкая кривым зубом.
— Тогда я ухожу. А ты береги себя, ладно? И позвони мне, если захочешь узнать имя моего доктора. Он действительно лучший.
Я заставляю себя улыбнуться и вру.
— Я так и сделаю. Еще раз спасибо.
— Не провожай. Увидимся.
Эдди уходит. Когда я слышу, как открывается и закрывается входная дверь, то иду следом, чтобы убедиться, что она заперта. Затем я иду на кухню за стаканом воды, но резко останавливаюсь, когда вижу конверт, лежащий на столе.
Даже с другого конца комнаты я вижу штамп «ЛЮБЛЮ» в углу и аккуратный шрифт, которым синими чернилами написано мое имя.
У меня перехватывает дыхание. Сердце начинает бешено колотиться. Мои твердые, до этого момента, руки начинают дрожать.
Затем все светильники на потолке кухни начинают светиться ярче.
С резким жужжанием они мерцают и гаснут.
3
Дорогая Кайла,
Ты не ответила на мое последнее письмо, и я понимаю, почему, ведь ты думаешь, что мы никогда не встречались. Ты ошибаешься. Я мог бы утомить тебя подробностями, но сейчас просто поверь, что я тебя знаю.
Во всех смыслах этого слова я знаю тебя.
Я знаю, как ты выглядишь, как звучит твой голос, знаю твой вкус и запах.
Я знаю твои самые темные стороны и твой самый яркий свет.
Я знаю твои мечты, твои кошмары и все твои секреты, все безымянные желания, в которых ты никогда не признавалась даже самой себе.
Я знаю форму твоей души.
Я знаю, что твои руки дрожат, когда ты читаешь эти слова, а сердце бьется быстро, словно крылья колибри. Я знаю, ты хочешь порвать это письмо, и еще я знаю, что ты этого не сделаешь.
Как же мне нужно прикоснуться к тебе. Как же мне нужно услышать твой голос. Я, конечно, не могу, потому что я здесь, а ты там, но расстояние не избавляет от тоски.
Я все еще чувствую вкус твоей кожи.
Данте
4
Я стою у кухонного окна с письмом в руках и перечитываю его в сером послеполуденном свете. Потом еще раз. И еще раз, потому что это настолько странно, что мой мозг отказывается придумывать какие-либо правдоподобные объяснения.
Наверное, потому, что их нет.
Верхний свет снова включается, освещая комнату.
Вскидывая руки вверх, я говорю потолку:
— Жаль, что ты не сделал этого, когда здесь был мистер «Все путем» Эдди!
Затем я складываю письмо, возвращаю его обратно в конверт, кладу на стол и наливаю себе бокал красного вина. Я проглатываю его залпом и импульсивно решаю, что мне нужно убедиться, что дом в безопасности. Я хожу из комнаты в комнату, проверяя оконные щеколды и дверные замки, пока не убеждаюсь, что дом заперт крепко.
После этого я сажусь за кухонный стол и составляю список. Я всегда лучше всего думаю с ручкой в руке.
ВОЗМОЖНЫЕ ОБЪЯСНЕНИЯ
● Кто-то пытается меня наебать.
Я тут же вычеркиваю пункт, потому что это очевидно. Вопрос в том, зачем? И почему именно сейчас?
● Этот Данте видел в газете статью о несчастном случае.
● Он чует запах денег.
● Он пытается провернуть аферу с одинокой вдовой.
Как только я это записываю, я понимаю, что попала в цель.
В конце концов, он в тюрьме. Чтобы попасть туда, Данте должен был сделать что-то плохое. Итак, у этого человека есть то, что можно было бы вежливо назвать скомпрометированной моралью. Наверняка он проверяет раздел некрологов в газетах и рассылает такие письма молодым вдовам, надеясь, что одна из них клюнет на наживку и напишет ему ответ, и он завяжет отношения и уговорит ее прислать ему много денег.
Но письмо слишком странное, чтобы быть приманкой мошенника. И слишком личное. Этому Данте следовало просто написать, что он одинокий парень, ищущий друга или подругу по переписке, а не рассказывать, что он все еще чувствует вкус моей кожи.
Или что знает форму моей души.
В любом случае, что это вообще значит? Что все это значит?
— Ничего, — бормочу я, уставившись на конверт. — Это мошенничество.
Я специально не пытаюсь понять как письмо попало на мой кухонный стол, и не знаю, как оно туда попало — опять же, — потому что подозреваю, что у меня снова провалы в памяти, и я сама принесла его из почтового ящика.
Меня немного утешает тот факт, что в письме от таинственного Данте не было угроз. Ну да, звучало жутковато со всеми этими «я тебя знаю», но, по крайней мере, он мне не угрожает.
Хотя наверняка Данте и не смог бы. Кажется, я читала, что тюремная переписка контролируется. У него точно были бы неприятности, если бы он попытался отправить письмо с угрозами.
Не то чтобы у него была причина угрожать. У Майкла не было врагов, и у меня тоже. Мы — обычная супружеская пара из среднего класса, оба трудоголики и вечно устаем, так что наше представление о веселье — уютные посиделки на диване и просмотр фильма по пятницам вечером.
Были. Нашим представлением о веселье были посиделки и фильмы.