– Ты уверена?
– Я не смогу одна… я бы не просила… но… у меня… больше никого нет. – Я закусила губу, заставляя себя остановиться, потому что уже готова была его умолять, забыв про всякий стыд. Выражение его лица смягчилось, беспокойство в глазах тоже постепенно исчезло.
– Тогда я останусь. – Он взял меня за руку и крепко сжал. Его ладонь была широкой и прохладной, на кончиках пальцев ощущались мозоли. Облегчение было настолько сильным, что я даже не смогла сразу ответить, боясь, что потеряю самообладание. Я благодарно уцепилась за него обеими рукам. Через несколько глубоких вздохов я прошептала слова благодарности, чувствуя очередной приближающийся спазм.
Глава двадцать перваяБездна
Прикрепленная ко мне медсестра то приходила, то уходила. Уилсон всегда сидел у изголовья, щадя мои чувства. Он смотрел мне только в глаза, а медсестра проверяла и объявляла, что уже пять сантиметров, шесть, шесть с половиной. А потом все замерло.
– Хотите встать и немного походить? Иногда это помогает, – предложила медсестра где-то через час безрезультатных схваток, которые она замеряла по часам. Ходить мне не хотелось. Только спать. И чтобы ничего этого не было.
– Давай, Блу. Я тебе помогу. Обопрись на меня, – Уилсон помог мне сесть, и с помощью медсестры я натянула еще одну рубашку на спину, как платье, завязав веревочки спереди, чтобы не сверкать голой спиной и тем, что ниже. И мы ходили туда-обратно по коридорам, я в тапочках едва поспевала за его широким шагом. Когда было слишком больно и дрожащие ноги с трудом удерживали меня в вертикальном положении, Уилсон обнимал меня и притягивал к себе, устраивая мою голову у себя на груди, тихонько бормоча что-то успокаивающее, будто стоять вот так в обнимку было самым естественным в мире. И так оно и было. Я цеплялась за его предплечья, дрожа и едва сдерживая стоны, снова и снова шепча слова благодарности. Когда боль немного утихала, и я могла нормально дышать, мы снова отправлялись в путь по коридорам. Когда необходимость отвлечься от этих безостановочных волн боли стала уже невыносимой, я потеребила Уилсона.
– Расскажи мне что-нибудь. Можешь даже пересказать долгий, нудный и пыльный английский том.
– Ого! Том. Экохок, вы выучили новое слово? – Уилсон обхватил меня, когда я почти повисла на нем.
– Мне кажется, это вы меня ему научили, мистер Словарь. – Новый приступ боли прокатился по телу. Только не хныкать.
– «Повелитель мух» устроит?
– Меня устроит пуля в висок, – выдавила я, скрипя зубами от неожиданного приступа, ценя попытки Уилсона отвлечь меня, даже если его выбор литературы был ужасен.
Уилсон рассмеялся, и грудь затряслась под моей щекой.
– Так-так. Слишком реалистично и наводит тоску, да? Дай подумать… пыльные тома… «Айвенго»?
– Ай, Венго? Похоже на фильм для взрослых на русском, – устало съязвила я. Уилсон снова рассмеялся, но вышел скорее фыркающий звук. Сейчас он почти держал меня на весу и выглядел настолько же измотанным, насколько я себя чувствовала.
– Ну давай я тебе расскажу, – предложила я, когда боль немного отпустила и позволила мне отодвинуться от него. – Моя любимая история. Всегда просила Джимми рассказать ее.
– Хорошо. Но давай пойдем назад в комнату и посмотрим, помогли ли все эти прогулки.
– Это сказка про Ваупи…
– Про Вупи Голдберг?
– Очень смешно. Отлично. Обойдемся без индийских имен. Это история о Белом Ястребе, великом охотнике, и девушке с неба. Однажды Белый Ястреб охотился в лесу и обнаружил странный круг на одной полянке. Он спрятался за деревьями и ждал, не мог догадаться, что же оставило такие отметины.
– О! Теперь я знаю, откуда берутся круги на полях, – снова влез Уилсон.
– Эй! Шутить – моя привилегия. Не перебивай. Мне нужно рассказать легенду, пока я вообще могу говорить. – Я смерила его взглядом, и он закрыл рот на воображаемую молнию. – Вскоре Белый Ястреб увидел большую плетеную корзину, спускающуюся с неба. Из нее вышли двенадцать прекрасных девушек и начали танцевать на полянке. Белый Ястреб наблюдал за ними и заметил, что все девушки были красавицами, но младшенькая – милее всех, и он сразу влюбился в нее. Выбежал на полянку в попытке схватить ее, но девушки закричали и забрались обратно в корзину, которая быстро поднялась высоко в небо и исчезла в звездах. Так все повторялось три раза. Белый Ястреб не мог ни есть, ни спать. Он мог думать только о девушке со звезд, в которую влюбился без памяти. Наконец он придумал план. Он превратился в мышку. – Я дотянулась и закрыла Уилсону рот ладошкой, когда он попытался что-то сказать. – Да, он мог превращаться, суперсила такая, понятно? – Уилсон кивнул, но глаза его насмешливо сверкали. Мы добрались до моей палаты, и Уилсон помог мне сесть на кровать. И я сидела, держась за него, чувствуя, как мои внутренности сжимаются и сжимаются, пока слезы не потекли из глаз. Я попробовала говорить сквозь них, цепляясь за руки Уилсона, чувствуя, как давление внутри становится почти невыносимым.
– Он… ждал, – тяжело дышала я, говоря с рваными вздохами, – пока сестры со звезд… не спустились снова. Он знал… что они не… испугаются маленькой мышки.
– Конечно, нет. Женщины обожают мышей, – любезно подсказал Уилсон, и я рассмеялась, потом застонала и попыталась продолжить. Он пригладил мне волосы, откидывая пряди с лица, проводя рукой по всей длине, пока я вжималась в него, пряча лицо в рубашке, пытаясь спрятаться от боли, которая меня все равно найдет. Но он больше не прерывал меня, пока я говорила, судорожно вздыхая.
– Когда сестры выбрались из корзины и начали танцевать… Белый Ястреб начал подбираться все ближе и ближе… к самой младшей, пока он не оказался… совсем рядом. Потом он превратился… в человека и схватил ее. – Боль постепенно отступала, и я несколько раз глубоко вздохнула, разжимая стиснутые вокруг его запястий пальцы. Ох, какие большущие синяки у него будут. – Другие сестры закричали и прыгнули в корзину, которая быстро поднялась в небо, оставив младшую сестру на земле. Девушка со звезд плакала, но Белый Ястреб вытер ее слезы и пообещал, что будет любить и заботиться о ней. Он сказал, что жизнь на земле чудесная и что она будет с ним счастлива.
Я замолчала, когда в комнату быстрым шагом зашла медсестра и резко отдернула занавеску.
– Так, дорогая. Посмотрим, как у вас дела.
Пока меня укладывали на кровать, я не отрывала взгляда от Уилсона. Он сел на свой стул у изголовья и наклонился ко мне, не обращая внимания на медсестру и на неловкость из-за нашей вынужденной близости. Его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, когда он взял меня за руку и посмотрел мне в глаза.
– Дело пошло. Сейчас около семи сантиметров. Посмотрим, можно ли найти анестезиолога, чтобы вам стало полегче…
Свет мигнул, и вдруг вместе с темнотой наступила полная тишина. Медсестра вполголоса выругалась.
Что-то тоненько зажужжало, лампы снова зажглись, и мы втроем одновременно выдохнули.
– У больницы есть генераторы. Даже не беспокойтесь, – медсестра старалась говорить непринужденно, но ее взгляд метнулся к двери, наверняка она думала о том, что же еще случится за ночь. – Должно быть, это из-за бури. – Она выскочила за дверь, пообещав скоро вернуться.
Мои мысли обратились к Тиффе, ждущей в аэропорту Рино, но я тут же их отогнала. Она приедет, она успеет. Рядом будет кто-то, кто возьмет моего ребенка на руки. Кто-то должен держать и укачивать его. Потому что я не смогу. От этой мысль кровь будто превратилась в лед, и ужас прокрался в сердце. Тиффа и Джек должны быть здесь, готовые подхватить малыша на руки и тут же унести.
Боль пронзила все тело, вытесняя мысли из головы, замещая собой другие печали, вроде мыслей о Тиффе и ребенке. Прошло двадцать минут. И еще двадцать. Медсестра так и не вернулась, анестезиолога тоже не было. Боль достигла пика. Волны превратились в цунами, грозящие разорвать меня пополам. Я корчилась в агонии и изо всех сил цеплялась за Уилсона, отчаянно мечтая о передышке.
– Скажи, что мне сделать. Что мне сделать, Блу? – настойчиво спрашивал Уилсон. Но я не могла говорить, мир сузился до точки света размером с булавочную головку, замкнутый круг боли и прощения, и вся энергия, вся сила воли сконцентрировалась на ней. Так что я просто покачала головой, крепко держась за его руку. Уилсон выругался и рывком поднялся со своего места, с грохотом уронив стул. Отцепил мои пальцы и повернулся к двери, оставив меня скулить от ужаса. А потом я услышала его голос, громко требующий немедленно оказать медицинскую помощь в очень, очень грубых выражениях. Я почувствовала гордость за него и так растрогалась, что едва не рассмеялась, но смех застрял в горле, и вместо него вырвался крик. Тело затряслось, давление в низу живота выросло так, что уже не было сил сопротивляться. Мне надо было освободиться, и тело среагировало машинально. Из груди вырвался еще один крик. В ту же секунду дверь распахнулась, и в палату влетел растрепанный Уилсон вместе с перепуганной медсестрой.
– Доктор уже идет! Уже идет! – пролепетала она. У нее глаза полезли на лоб, когда она встала между моими раздвинутыми ногами. – Не тужьтесь!
Уилсон тут же был рядом, и я снова повернулась к нему, уже не в силах остановить толчки, которые должны были помочь ребенку выйти. Дверь снова с грохотом захлопнулась за медсестрой, которая выскочила наружу и закричала кому-то, зовя в палату. И тут же меня обступила целая толпа: еще одна медсестра, доктор и кто-то еще маячил за детской кроватью на колесиках.
– Блу? – позвал доктор будто издалека, и я с усилием перевела взгляд на его лицо. Карие глаза поймали мой взгляд. – Вот теперь толкай, Блу. Еще немного, и твой ребенок будет с тобой.
Мой ребенок? Ребенок Тиффы. Я покачала головой. Тиффа так и не приехала. Я снова начала тужиться, несмотря на боль. И еще. И еще. Не знаю, сколько это продолжалось, я могла только молиться, чтобы все закончилось поскорее. Боль и изнеможение затуманили мысли, и я сбилась со счета.