— Это не человеческое дитя, это дьявольское отродье.
— Я не виновата!
„Что за чепуха“, — хотела я сказать, но горло сжалось от страха.
— Прикрой же его наконец! — Я совсем потеряла голову. Моя мать отвернулась от кровати, быстро пошла к двери.
Лицо сурово, как у палача, отходящего от плахи в Зеленой башне.
— Мама! — хрипло позвала Анна.
Не оглянулась, не остановилась. Молча вышла из комнаты, закрыла за собой дверь.
„Это конец, — подумала я, — Анне конец“.
— Я не виновата, — повторила Анна.
Я вспомнила о ведьминском зелье, о ночи, когда она лежала в тайной комнате в золотой маске, похожей на птичий клюв. Подумала о путешествии к вратам ада и обратно, чтобы добыть этого ребенка для Англии.
— Я отправляюсь к королю, — объявила повитуха.
В один миг я преградила ей путь к двери.
— Зачем огорчать его величество? Ему ни к чему знать подробности, это наши женские секреты. Пусть все останется между нами, ты заслужишь благодарность королевы и мою тоже. Тебе хорошо заплатят за сегодняшнюю работу и за благоразумие. Я за этим прослежу, обещаю.
Она на меня даже не взглянула. Держала ужасный сверток, этот кошмар, завернутый в пеленки. На один страшный миг мне показалось — он шевелится, маленькая ручка с ободранной кожей отодвигает пеленку. Повитуха сунула ребенка мне под нос, я отшатнулась, она успела открыть дверь, но я вцепилась ей в руку:
— Клянусь, к королю ты не пойдешь!
— Разве вы не знаете? — Она говорила почти с жалостью. — Я же у него на службе. Он приставил меня к королеве — слушать и наблюдать. Еще с тех пор, как у нее первый раз не было месячных.
— Зачем?
— Потому что подозревал ее.
Голова закружилась, я положила руку на стену, чтобы не упасть.
— Подозревал? В чем?
Она пожала плечами.
— Что-то с ней неладно, раз она не может выносить ребенка. — Она показала на мягкий комок тряпья. — Теперь он узнает.
Я облизнула пересохшие губы.
— Заплачу тебе, сколько захочешь, если унесешь это, а королю скажешь — она потеряла ребенка, но сможет зачать другого. Заплачу вдвое больше, чем он. Я Болейн, у нас есть и богатство и влияние. Будешь служить Говардам до самой смерти.
— Я исполню свой долг, — возразила повитуха. — Я так поступаю, потому что еще молоденькой девушкой дала торжественный обет Деве Марии никогда не изменять своей цели.
— Какая цель, какой долг? — Я ничего не понимала. — О чем ты вообще говоришь?
— Охота на ведьм, — ответила она просто.
Выскользнула за дверь с дьявольским младенцем в руках и исчезла.
Закрыла за ней дверь, задвинула засов. Решила никого не пускать в комнату, пока все тут не уберу, а сестра не будет готова бороться за свою жизнь.
— Что она сказала? — раздался голос Анны.
Белая, восковая кожа, стеклянные глаза. Она была где-то далеко от этой душной спальни, от надвигающейся опасности.
— Ничего особенного.
— Что она сказала?
— Ничего. Почему ты не спишь?
— Никогда не поверю. — Голос ровный, словно она не со мной говорит, словно она на допросе. — Вы не заставите меня поверить. Я же не темная крестьянка, чтобы рыдать над реликвией, которая на самом деле щепка, вымазанная свиной кровью. Меня не заставишь свернуть с пути дурацкими страхами. Я умею думать и действовать, я изменю мир по своему желанию.
— Анна, что ты говоришь?
— Меня не запугаешь! — уверенно повторила она.
— Анна!
Она отвернулась к стене.
Когда она уснула, я приоткрыла дверь и позвала Мадж Шелтон — она тоже Говард, пусть посидит с Анной. Служанки унесли окровавленные простыни, постелили на пол свежие циновки. Снаружи, в приемной двор все еще дожидался новостей, полусонные дамы склонили головы на руки, кое-кто играл в карты, чтобы скоротать время. Георг, подпирая стену, вполголоса беседовал с сэром Франциском, головы близко, как у любовников.
Уильям шагнул ко мне, взял за руку. Я помедлила, набираясь сил от его прикосновения.
— Все очень плохо. Нет времени рассказывать, надо найти дядю. Пойдем со мной.
Подскочил Георг:
— Ну как она?
— Ребенок умер.
Он побледнел как девушка, перекрестился.
— Где дядя? — Я оглянулась вокруг.
— Ждет новостей у себя в комнате, как все, кто не толпится здесь.
— Как королева? — спросил кто-то из придворных. — Она потеряла ребенка?
Георг шагнул вперед.
— Королева уснула. Она отдыхает и приказала всем вам отправляться по постелям. Новости о ее состоянии услышите утром.
— Она потеряла ребенка? — спрашивали Георга, а смотрели на меня.
— Откуда мне знать?
Послышался недовольный, недоверчивый шепот.
— Наверно, он умер, — сказал кто-то. — Что с ней неладно, почему она не может родить королю сына?
— Пора отсюда выбираться, — предложил Уильям Георгу. — Чем больше ты скажешь, тем хуже.
Муж с одной стороны, брат с другой, мы протолкались через толпу придворных, спустились по лестнице в покои дяди Говарда. Слуга в темной ливрее молча впустил нас. Дядя сидит за массивным столом, заваленным бумагами, свеча бросает на стены желтые блики.
При виде нас он велел слуге помешать огонь в камине, зажечь еще свечей.
— Что скажете?
— Анна родила мертвого ребенка.
Кивнул, на мрачном лице не отразилось ничего.
— Но есть кое-что и похуже.
— Что?
— Младенец родился без кожи на спине и с непомерно большой головой. — Горло сжалось от отвращения, я крепче ухватилась за руку мужа. — Настоящее чудовище.
Снова кивнул, будто услышал самые обычные, совершенно его не касающиеся новости.
Со сдавленным воплем Георг ухватился за спинку стула. Дядя сделал вид, что ничего не замечает.
— Я пыталась остановить повитуху.
— Да?
— Она сказала, что ее нанял король.
— А!
— Я просила ее спрятать ребенка, предложила денег, но она возразила, что ее долг перед Девой Марией…
— Что?
— Охота на ведьм, — прошептала я.
Странное ощущение — пол начал уплывать у меня из-под ног, звуки в комнате отдалились. Уильям усадил меня в кресло, поднес к губам стакан вина. Георг продолжал цепляться за спинку стула, его лицо еще белее моего.
Дядя даже не шевельнулся.
— Король нанял ее следить за Анной?
Глотнула еще вина, кивнула.
— Анна в большой опасности.
Долгое молчание.
— В опасности? — Георг смог наконец выпрямиться.
Дядя кивнул.
— Подозрительный муж — это всегда опасно, подозрительный король — еще опаснее.
— Она ни в чем не виновата! — твердо заявил Георг.
Взглянула на него краешком глаза — он пел ту же песню, что и Анна. И она клялась в своей невиновности, когда увидела чудовищного младенца, порожденного ее телом.
— Может, и так. — Дядя не стал спорить. — Но король думает иначе, значит, ей конец.
— Как нам ее защитить?
— Знаешь, Георг, — медленно произнес дядя, — в последний раз, когда мы с ней беседовали с глазу на глаз, она заявила — я могу убираться на все четыре стороны. Будь я проклят, если она не сказала, что достигла всего собственными усилиями и ничем мне не обязана, она даже грозила мне тюрьмой.
— Она Говард! — Я отодвинула вино.
Он склонил голову:
— Была Говард.
— Это же Анна! — воскликнула я. — Мы жизнь положили, чтобы посадить ее на трон.
— А где благодарность? Насколько я помню, тебя отправили в изгнание, ты и вернулась только потому, что ей понадобились твои услуги. Она слова за меня не замолвила перед королем, даже наоборот. Тебе сестра благоволит, Георг, но стал ли ты хоть на шиллинг богаче, с тех пор как она на троне? Она больше не просто любовница, а что от этого изменилось?
— При чем тут деньги, сейчас речь идет о жизни и смерти, — горячо возразил Георг.
— Роди она сына, ее положение было бы неуязвимым.
— Это он не может зачать сына! — заорал Георг. — Не мог с Екатериной, не может и с ней. Он почти бессилен! Вот почему она с ума сходила от страха…
Мертвая тишина.
— Бог тебя простит, Георг, зачем ты подвергаешь нас всех опасности? — холодно произнес дядя. — Такие речи — государственная измена. Я ничего не слышал, ты ничего не говорил. Теперь уходите.
Уильям помог мне встать, мы втроем медленно вышли из комнаты. На пороге Георг обернулся, хотел возразить, но дверь бесшумно закрылась у него перед носом, прежде чем он успел сказать хоть слово.
Анна проспала до полудня, у нее началась лихорадка. Я отправилась на поиски короля. Двор уже готовился к переезду в Гринвичский дворец, Генриху хотелось отдохнуть от суеты и суматохи, он играл в шары в парке. Вокруг фавориты, на первом месте, конечно, Сеймуры. Одно только радовало — Георг тоже там, прямо рядом с королем, чему-то довольно улыбается, а дядюшка сидит на скамье для зрителей. Отец предложил королю пари, на весьма выгодных условиях, Генрих поспешил его принять. Я подождала, пока игроки покатили последние шары, а отец протянул королю пригоршню золотых монет — никак не меньше двадцати. Только тогда подошла поближе, опустилась в реверансе.
При виде меня король поморщился — ясно, ни одна из сестричек Болейн теперь не в почете.
— Леди Мария, — так и разит холодом.
— Ваше величество, я здесь по просьбе моей сестры, королевы.
Кивнул.
— Она просит задержаться на неделю с переездом в Гринвич, дать ей время оправиться.
— Слишком поздно, скажи ей, пусть приезжает, когда выздоровеет.
— Но укладывать вещи еще и не начали.
— Слишком поздно — для нее, — поправился он. Вокруг тут же поднялся шепот. — Слишком поздно для нее просить у меня милостей. Мне известно то, что мне известно.
Я помедлила. Как же мне хотелось взять его за шиворот, вытряхнуть из него этого толстого себялюбца. Моя сестра больна после этих кошмарных родов, а тут ее муж, играет в свое удовольствие в шары на солнышке, открыто предупреждает двор — больше эта женщина у меня не в почете.
— Тогда вы должны знать — ни она, ни я, никто из Говардов ни на миг не перестаем любить и почитать ваше величество.