– Тебе должно очень не повезти, чтобы это все случилось разом, – сказал я.
– Вообще-то нет. Многие люди считают, что где черные кошки, там несчастье. А у кошек девять жизней. Значит ли это, что книг будет девять?
– Нет, только одна, – повторил я. – Зачем ты все запутываешь?
– Это не я все запутываю. Это ты задаешь глупые вопросы.
– Ты так и не ответила, – заметил я.
– Я думаю. – Табита склонила голову набок. – Да, конечно, я бы посмотрела. Любопытство у кошек всегда побеждает, отсюда и пословица. Но тогда все изменилось бы, не так ли? Если бы ты прочитал про себя то, что только предстоит прожить. Если бы там говорилось о вещах, которые тебе очень не нравятся и которые еще не произошли, разве ты не попытался бы их изменить?
– Может, их и не получится изменить, – сказал я. – Может, попытка изменить как раз и приведет к тому, что все это действительно случится.
– Ничего подобного, – ворчливо ответила Табита. – Если я узнаю, что некто отравит меня некой едой в некое время, то я этого избегу. Значит, прочтение книги должно что-то изменить, согласен? Но прежде всего, кто может написать эту книгу?
– Ох, ну не знаю! – Я покачал головой, почти жалея, что спросил. У кошки была неприятная манера извращать чужие слова. – Просто вопрос задал, вот и все.
– Пф-ф, – сказала кошка. – Не люблю, когда слишком много вопросов. От них мне…
– Хочется спать, – перебил я. – Знаю.
– И я все еще голодна, – пожаловалась она.
– А ты не можешь поймать мышь или что-нибудь в этом роде?
– Мерзость. – Ее передернуло. – Я делаю это исключительно по крайней необходимости. В любом случае тут нет шансов – со всеми этими людьми вокруг.
Я оглядел растущее скопление народа и заметил, как маленькая девочка, открыв рот, смотрит на нас и дергает отца за руку. Отвернувшись, я проскользнул подальше в толпу и буркнул:
– Может, тебе лучше помолчать? Говорящие кошки здесь не водятся. Кто-нибудь неподходящий заметит, и тебя заберут.
Она подняла нос и принюхалась:
– Что за восхитительный запах?
– Сахарная вата, – процедил я сквозь стиснутые зубы. – Ты слышала, что я сказал?
– Да, – она снова повела носом. – Я не глухая. Я буду молчать, если ты дашь мне немного сахарной ваты.
– Считается, что кошки не едят сахарную вату, – рассерженно сказал я.
– Считается, что они не разговаривают.
– Хорошо, я дам тебе ваты. Что угодно, лишь бы ты замолчала.
Мы пробирались через все растущую на площади толпу, проходя сквозь пар вареной кукурузы и дымные запахи каленых орехов, к лотку, где продавались яблоки в карамели и сахарная вата. Я купил обвитую сахарным облаком палочку и, чуточку отщипнув, незаметно дал Табите.
– О-о-о-о, – она слизнула розовый пух с носа. – Вкусная штука.
Остановившись у прилавка, где продавались простые, ничем не украшенные маленькие соломенные куклы, я дал ей еще немножко. Рядом на столах, в основном занятых детьми, стояли баночки с красками, клеем, лежали обрезки ткани. Я смотрел, как маленькие пальчики, липкие от клея, прилаживают к куклам бусины и сбившиеся нитки, что-то подкрашивают. Глядя на это, я понял, что нужно сделать. Мои руки дрожали от волнения, я вытащил немного мелочи и заплатил за соломенную куклу.
Я собирался вызвать Элис.
– Для чего это? – спросила Табита, ее теплое дыхание коснулось моей щеки. Пахну́ло сахарной ватой и рыбой.
Я сморщил нос:
– Для Призыва. Идея такая: ты делаешь Подобие – куклу, похожую на того, с кем хочешь поговорить. Подобия кладут в костер и произносят магические слова. Если это сработает, человек призовется, придет к тебе и ты сможешь задать ему вопрос. Только один вопрос.
– А почему бы не спросить самого человека? – осведомилась кошка. – Или не написать письмо? Разве это не проще?
– Нет, если человек умер или ты не знаешь, где он находится, – ответил я.
– О, понятно, – сказала Табита. – Тогда это имеет смысл. Кого ты хочешь вызвать?
– Мою сестру Элис. Ну, если она не появится до сегодняшнего вечера.
– По-моему, все эти соломенные куколки выглядят одинаково. Как ты сделаешь, чтобы она была похожа на твою сестру?
– Это будет не Элис, – сказал я. – Это для маскировки. Я не могу позволить маме узнать, что Элис пропала, поэтому придется соорудить одно Подобие понарошку. А еще одно – настоящее.
– Хитро́, – одобрила Табита и зевнула, сверкнув зубами. Я снова уловил неприятный запах. – А что, если спрашивать нечего? Что, если просто захотелось поболтать?
– Не знаю, – я задумался. – Интересная мысль.
Что произойдет, если вместо того, чтобы задать вопрос, я просто позволю Элис говорить? Может ли она без моего вопроса сказать то, что мне нужно узнать? Стоило попытаться.
– Если это вообще работает, – пробормотал я себе под нос.
– Конечно, работает, – сказала Табита. – Если бы все эти старые обычаи когда-то не сработали, они не существовали бы до сих пор. Исчезли бы и забылись.
– Раньше никогда не получалось.
– Может быть, ты недостаточно этого хотел.
– Или недостаточно в это верил, – сказал я. – Но после всего сегодняшнего остается только поверить.
Потому что теперь я знал, что магия реальна.
Мы проталкивались через толпу, двигаясь навстречу людям, идущим на Ратушную площадь. Я охнул, когда чей-то локоть воткнулся мне в ребра, и пошатнулся, когда кто-то сбоку налетел на меня. Мой рюкзак бухнулся на землю, и я чуть не упал, споткнувшись об него. Табита соскользнула с моих рук, аккуратно приземлившись на все четыре лапы и задрав хвост.
– Не извиняйся, ладно? – прошипела она, свирепо глядя на парня, который пронесся мимо.
Я бросил на нее предупреждающий взгляд, но парень, оглянувшись, не обратил внимания на кошку, а вместо этого уставился на меня и пробормотал:
– Виноват.
Он выглядел немного старше Элис – наверное, лет восемнадцать; блестящие черные волосы, длинная челка, падающая на лицо. Глаза темные и озорные, усмешка на тонких губах.
– Сразу видно, каким виноватым он себя чувствует, правда? – сказал я, когда парня поглотила толпа. Табита брезгливо встряхнулась и сердито пошла передо мной, черный силуэт в угасающем свете. Чем ближе мы были к дому, тем безлюднее становились улицы, и, хоть я ничего не замечал, когда оглядывался, я не мог избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Теперь, когда вокруг не кипела городская суета, я чувствовал это острее. Долли, кем бы она ни была, напугала меня.
Мама спала перед телевизором, когда мы пришли домой, и ни о чем не догадалась, проснувшись и обнаружив, что я сижу в своей комнате с разбросанным по полу содержимым коробок для рукоделия.
– Почему ты меня не разбудил? – Она стояла в двери, глядя на меня затуманенными глазами и зевая. – Я проспала несколько часов.
– Я пробовал, – соврал я и приклеил еще лоскуток к соломенной фигурке, которая лежала у меня на коленях. – Ты всхрапнула и повернулась на другой бок.
– Ох, – мама порозовела. – Кого ты делаешь?
– Питера Пэна, – ответил я, возможно, слишком поспешно. По дороге домой у меня было время подумать о подменном Подобии.
– Питера Пэна? – озадаченно повторила мама. – Но он же вымышленный. Из книжки.
Я пожал плечами:
– Не важно. Если магия достаточно сильна, то получится.
– Наверное, да, – сказала мама. – О чем ты его спросишь, если выйдет?
– Не возьмет ли он меня на остров Неверленд, чтобы мне не пришлось взрослеть.
Мама улыбнулась.
– Звучит прекрасно. – Она перешагнула через клубок шерсти и поцеловала меня в лоб. – Иногда и мне этого хочется.
– Чтобы не пришлось взрослеть?
– И это тоже. Но больше, чтобы тебе не нужно было взрослеть, тебе и Элис. Чтобы ты мог оставаться таким, всегда верящим в волшебство.
– А ты веришь в волшебство, мам?
Ее улыбка немного померкла.
– Когда-то верила. Но больше нет.
– Может быть, стоит попробовать?
– Может быть, и попробую. – Она взъерошила мне волосы. – Это хорошая мысль – герои книг оживают. Элис бы понравилось.
Я выжал из себя улыбку. Это была не просто мысль. Это была реальность, которая, похоже, совсем не нравилась Элис.
– Кстати об Элис, она уже возвращалась домой? – спросила мама. – Надеюсь, что она все-таки пойдет с нами на Призыв попозже.
– Я видел ее в городе. – Я нахлобучил кривую шапочку на голову Питера Пэна. – Она собирается встретиться с нами там.
– Хорошо, – сказала мама. – Что ж, постарайся не слишком затягивать с Подобием. Я скоро займусь ужином; нужно поесть пораньше, раз мы идем.
Она ушла, с лестницы донеслись ее шаги. Я сразу отложил в сторону соломенное Подобие и вытащил настоящее из-под кровати, куда спрятал его, когда услышал, как мама поднимается ко мне. Эту простую фигурку я выкроил и сшил из фетра, оставив сзади небольшое отверстие, чтобы позже можно было набить куклу.
Табита высунула голову из-под кровати, с презрением воззрившись на руки и ноги Подобия, смахивающие на варежки.
– Вижу, что рукоделие не твой конек, – сказала она.
Я осадил ее взглядом:
– А вежливость, похоже, не твой.
– Туше́, – сказала кошка.
– Что это значит?
– Это значит, что ты не глуп.
Уточнять, что она имела в виду, я не стал – мне было не до этого. Оставив ее в комнате, я вышел на лестницу и забрался на чердак.
Там пахло бумагой, чернилами и Элис. Тоска по ней стала еще сильнее. Я влез на кровать и посмотрел в окно на противоположную сторону улицы. Вернувшись домой, я уже несколько раз проверял, не привел ли за собой Долли, но не было никаких признаков, что кто-то притаился поблизости.
Я наклонился и вытащил из нижнего ящика старую, с дыркой, футболку Элис. Сестра до сих пор иногда надевала ее на ночь. Я кинул футболку в люк и огляделся в поисках чего-нибудь еще, что мог бы использовать. Положил в карман расческу Элис и старую тетрадь, порылся в корзинке для мусора. Под почерневшей и уже попахивавшей банановой кожурой нашелся несвежий пластырь, испачканный кровью, – его Элис налепила на палец, когда порезалась, готовя ужин вчера вечером. Я осторожно спустился по лестнице и вернулся в свою комнату.