– Ой, – кошка взглянула на меня. – Понимаешь теперь, что я имела в виду?
– Боже правый, – цыкнул я. – Тебе трудно помолчать хотя бы пять минут?
– Ничего не могу с собой поделать, очень хочу чаю, – пожаловалась Табита. – И у меня шок. Сложно сосредоточиться, когда во рту пересохло.
– Сейчас заварю. – Я налил в чайник кипяток и бросил туда несколько чайных пакетиков.
– Прелестно, – одобрила кошка. – Молоко и две ложки сахара. Сладкий чай хорошо помогает справиться с нервными потрясениями.
– Она п-п-пьет чай? – Флейтист заикнулся. – К-к-какие кошки пьют чай?
– Те, что разговаривают, – сострил я. – Ты никогда раньше не встречал говорящую кошку?
– Нет, с тех пор как был маленьким, – ответил Флейтист. – Я думал, их всех поймали и истребили.
Настала моя очередь удивляться.
– Ты раньше видел говорящих кошек? – Я гадал, не дурачит ли он меня.
– А ты нет?
– Нет.
Он снова придвинул стул на место:
– Ну а я не видел их уже много лет.
Цыганка подошла к столу, покусывая губу. Глядя на нее сейчас, в нашем доме, трудно было поверить, что это не Элис.
Флейтист кивнул Цыганке:
– А ты когда последний раз видела бедокура?
– Бедокура? – переспросил я.
– Так их называют, – объяснил Флейтист. – Потому что от них почти всегда проблемы.
Цыганка пожала плечами:
«Только в детстве».
– Я не бедокурю, – вмешалась кошка. – Я всего лишь хочу спокойной жизни, много спать днем и время от времени чашку чая.
«Тебе не стоит держать таких кошек, – написала Цыганка. – Там, откуда я родом, у тех, кто их укрывает, могут быть большие неприятности».
– Это не моя кошка. – Я поставил чашку чая перед Табитой. – Она только сегодня появилась из… – Я вовремя спохватился. – Неизвестно откуда.
– Значит, должно быть еще несколько, – заключил Флейтист. – Даже если люди их не замечают. Они притворяются обычными кошками. – Он скривился, глядя, как Табита изящно лакает из чашки. – Те, у кого это получается лучше.
– Ты сказала, что из-за них бывают проблемы, там, откуда ты родом. – Я подошел к Цыганке. – Так откуда ты?
Цыганка положила блокнот на стол и села.
«Отовсюду и ниоткуда, – написала она. – Я бываю там, куда меня несет вода. Но выросла я в городе под названием Скрученный Лес, и дом, где я жила, был похож на этот. – Она оглядела кухню. – Очень похож».
– А как ты попала в Скрипичную Лощину? – спросил я.
«Не знаю. Должно быть, где-то свернула не туда. Скрипичной Лощины нет ни на одной из моих карт, вот почему я пришвартовалась и решила разобраться, где очутилась. – Она нахмурилась. – Этого места как будто не существует».
Я уткнулся взглядом в стол, представляя, что деревянные узоры на его поверхности – дороги, ведущие в дальние края, края, которые есть только в воображении Элис. Как скоро Цыганка поймет, что это ее карты не существует, а не Скрипичной Лощины?
– А как насчет тебя, Флейтист? – спросил я.
– Я тоже сюда не собирался. – Его темные брови сошлись вместе. – Я путешествовал на попутках, автостопом. В общем-то, мне было все равно, куда ехать, лишь бы на юг. И вот я оказался тут. – Он взглянул на Цыганку. – В тот же день, что и ты.
Цыганка на какое-то время погрузилась в себя. Потом посмотрела на нас обоих, по очереди. Снова задумалась и начала писать.
«Происходит что-то странное. Последний раз я видела Флейтиста шесть лет назад, и вдруг он в один день со мной появляется в городе, которого не существует. И тут же бедокур. История, которую я искала, как выясняется, незакончена и написана твоей сестрой, которая, ко всему прочему, выглядит в точности как я. К тому же не только мне, но и еще кому-то понадобилась эта история. Нехорошо. – Она пристально посмотрела на меня. – Ты точно больше ничего не должен мне сказать?»
Я заставил себя посмотреть ей в глаза, уверенный, что она чувствует мое смущение.
– Странное происходит с тех пор, как пропала Элис. И я тоже не понимаю, что творится и почему.
Порыв ветра сотряс заднюю дверь, заставив нас всех вздрогнуть.
Цыганка встала, взяла отвертку из ящика с инструментами и принялась ковырять вокруг замка. Щепки откалывались, как расшатанные зубы.
– Я не хочу оставаться дома на ночь. – Я даже не подумал, стоит ли говорить это вслух. – Больше не чувствую себя тут в безопасности.
Кошка оторвалась от своего чая и икнула:
– Сомневаюсь, что она вернется в ближайшее время.
Я резко повернулся:
– Она?
– Разве я не упоминала, что твою кошку забрала девушка?
– Ты сказала, что не видела, кто это был.
– Не видела, – подтвердила Табита. – Лица во всяком случае. Я видела только ее туфли – просто шикарные. Остроносые, с маленькими красными бантиками.
Флейтист хлопнул ладонями по столу:
– Это она. Та, у которой тетрадь.
Я кивнул и содрогнулся, представив, как эти холодные голубые глаза рассматривают наш дом, вещи Элис.
– Долли.
И другая ужасная мысль пронзила меня:
– Табита! Моя мама… Она ведь возвращалась за своими сумками. Ее здесь не было, да? Она не столкнулась с… мама не пострадала?
– Нет, – сказала Табита. – Я слышала, как она уходила. С ней все в полном порядке.
– Значит, все произошло незадолго до того, как мы пришли. – У меня задрожали колени. Я был рад, что сижу.
– Незадолго, – согласилась Табита. Она начала мыть усы, расслабившись после чая.
– Не хочу здесь оставаться, – повторил я. – Но нам некуда пойти. – Я оглядел кухню. Все как обычно: тостер, капающий кран, часы, стрелки которых приближались к полуночи. Все простое и привычное. Только сейчас все вещи в доме казались иными. Чужими. Будто имели глаза и наблюдали за нами, как невидимые, затаившиеся пауки.
Мы сидели молча, тишину нарушало только тиканье часов. Цыганка подвинула ко мне свой блокнот:
«Ты можешь переночевать у меня на лодке».
Дважды повторять не потребовалось.
– Пойду прихвачу кое-какие вещи, – я поднялся.
– Извините, – вмешалась кошка. Она таращилась в свою чашку.
– Тебе придется подождать, Табита, – сердито сказал я. – У меня нет времени готовить тебе чай всю ночь напролет.
– Как ни удивительно, я вовсе не об этом, – фыркнула Табита. – Я пыталась сообщить тебе, что в моей чашке девушка. – Она вгляделась еще внимательнее. – Ты уверен, что это обычный чай?
Флейтист наклонился над чашкой и тихо присвистнул.
Я подскочил и схватил чашку. Остатки чая плеснули по ее стенкам и улеглись на дне. В них проявилось лицо, которое смотрело на нас.
Я ахнул. Элис?
Стулья заскрипели, инструменты грохнулись на пол, когда четыре головы – одна из них кошачья – сгрудились над чашкой.
– Отодвиньтесь, слишком темно, ничего не видно, когда мы все наклоняемся! – возмутился Флейтист.
– Вот и отодвинься! – В панике я пихнул его локтем. Я совершенно забыл о Призыве, но он сработал, пусть и так, как я не ожидал. Элис была здесь, а я даже не подумал о том, что ей сказать. Один вопрос… всего один… и она уйдет. Невыносимо. Возможно, кошка была права – возможно, не задавая вопросов, удалось бы говорить с Элис дольше. Если только мне хватит ума.
– Это твоя сестра? – недоверчиво спросил Флейтист. – Почему она в чашке?
– Я очень надеюсь, что от этого не расстроится мой животик, – сказала Табита. – Это в высшей степени нелепо.
– Замолчите, вы все! – зарычал я, стукнув по столу, и тут же пожалел об этом. Лицо Элис подернулось рябью, затем снова застыло. На кухне воцарилась тишина. – Мне нужно подумать. По правилам Призыва можно задать только один вопрос. Но одного недостаточно. Я даже не могу спросить, где она, в безопасности ли или почему все это происходит. Или как нам ее вернуть. Мне нужно знать все это, а не что-то одно.
– Значит, ты все-таки решил последовать моему совету, – похвалила Табита. – Возможно, ты умнее, чем я считала.
– Я бы не стал прислушиваться к советам бедокура, – сказал Флейтист.
– Я бы не давала советов вору, – парировала кошка.
– Тихо! – оборвал их я. И склонился над чашкой. – Элис, надеюсь, ты меня слышишь.
Губы Элис шевельнулись, но из них вышли только пузыри.
У меня упало сердце:
– Может, ничего не получится, если не задать вопрос.
– А может, ничего не получится, если не уметь разговаривать под водой, – съязвила Табита.
Я вопросительно посмотрел на кошку. Ее хвост дернулся в сторону окна, словно указующий перст. Я встал из-за стола. Занавески все еще были раздвинуты, за окном висела густая тьма. На стекле было отчетливо видно отражение кухни и всех, кто в ней находился… но кроме кошки отражалось четыре фигуры, а не три.
На отражении в стекле Элис стояла рядом со мной, ее губы все так же беззвучно шевелились. Теперь я видел ее яснее. Ее лицо было серьезным, на лбу – темная отметина, на щеке – еще одна. Похоже на синяки. Кто-то причинил ей боль?
– Я тебя не слышу! – беспомощно сказал я.
Отражение Элис указало вверх. Я подавил желание спросить, что она имеет в виду – ведь это считалось бы вопросом.
– Я не понимаю, – сказал я ей.
Губы Элис снова задвигались, произнося какое-то слово. Зеркало.
– Она хочет, чтобы я подошел к зеркалу. Только я. Вы все ждите здесь. Я пойду наверх.
Проходя мимо раковины, я взглянул на посуду, которая ждала, когда ее помоют. Со дна залитых водой чашек и тарелок на меня смотрели несколько водянистых Элис, тихо булькающих, когда она пыталась заговорить.
Я пробежал к лестнице и поднялся на второй этаж. Призрачное лицо Элис смотрело со стекла каждой фотографии в рамке и каждой картины.
Влетев в комнату родителей, я включил свет и остановился перед большим напольным зеркалом. В нем отражалась комната позади меня: второпях застеленная кровать, туалетный столик, ночная рубашка на дверной вешалке.
Не хватало только меня… и Элис.