Но, когда мимо пронесся дорожный указатель, он оборвал мотив на взлете:
– Что там было написано?
– Скрипичная Лощина, две мили.
Флейтист наморщил лоб. Конечно, все равно, куда ехать, но он планировал попасть в город, о котором слышал и где его наверняка никто не узнает.
– Скрипичная Лощина, разве есть такое место? Никогда не попадалось это название. – Он прижался носом к стеклу. Может, они не туда заехали, свернули на какую-то безымянную проселочную дорогу?
Водитель усмехнулся:
– Я езжу по этому маршруту постоянно. Гарантирую тебе, что такое место есть.
Флейтист уставился на него, пытаясь понять, не встречались ли они когда-нибудь прежде… Нет, лицо шофера было ему незнакомым. Однако рисковать он не мог.
– Высадите меня, – сказал Флейтист.
– А? Тут нельзя останавливаться, тебе придется подождать…
– Остановитесь немедленно. – Он сунул флейту в футляр, схватил сумку и стал дергать ручку двери. Та не поддавалась.
– Ты соображаешь, что делаешь? – возмутился водитель. – Замок же заблокирован, дверь не откроется, пока мы двигаемся!
– Выпустите меня! – заорал Флейтист.
Водитель выругался и со злостью свернул на обочину. Автоцистерна резко остановилась, и замок со щелчком открылся.
– Ну, доволен? – Он сердито посмотрел на Флейтиста. – Последний раз подвожу кого-то из вашей братии.
Флейтист не ответил. Он выпрыгнул из кабины, приземлившись мягко, как кошка. Грузовик с рычанием отъехал, брызнув гравием ему в лицо. Флейтист стоял один на проселочной дороге.
Уняв сбившееся дыхание, он тронулся в путь, решив больше не предпринимать попыток прокатиться. Он понятия не имел, куда идет и где будет ночевать, но ходьба хотя бы согревала. По крайней мере дождь утих, и, как ни странно, – словно он и не лил – земля под ногами была сухой.
Флейтист прошел около мили, когда увидел впереди окраину города и указатель. Вскоре он оказался совсем близко – отсюда можно было прочитать, что там написано.
Если бы он умел читать.
Он зашагал дальше, миновав паб и церковь, закрытые, хотя было еще не поздно. Флейтист пересек площадь – пустую, если не считать какого-то огромного костра, ждущего, когда его зажгут. На той стороне площади была пекарня, она работала. Флейтист вошел, и его окутал теплый запах свежего хлеба.
– Какой это город? – спросил он заспанную девушку за прилавком.
– Скрипичная Лощина, – ответила она.
Значит, водитель не лгал. Флейтист нахмурилcя:
– Это где-то рядом с Паддлтауном? Кажется, я немного заплутал.
– Не знаю, я о таком не слышала, – сказала продавщица.
В раздражении он на секунду зажмурился. Неужели никто не знает эту местность?
– Сколько стоят булочки? – отрывисто спросил он.
– Тридцать пенсов или четыре штуки за фунт.
Опешив, Флейтист уставился на нее:
– А?
Продавщица повторила и указала на прейскурант, на который он не обратил внимания.
– Сколько булочек ты хочешь?
– Э-э… – Он порылся в карманах и выудил оттуда несколько монет.
Девушка сочувственно посмотрела на него:
– Это все, что у тебя есть? Если немного не хватает, я все равно тебе отпущу. Похоже, ты голодный.
– Да, – смущенный, он показал ей монеты.
Девушка удивилась:
– А что это за деньги? Какие-то иностранные? Я не могу их взять.
Флейтист поморгал:
– Иностранные?
Она покачала головой:
– Ты и впрямь заплутал, да? – Оглянувшись, она подтолкнула к нему бумажный пакет. – Вот. Бери быстрее, пока хозяин не видит.
Он взял пакет, теплый хлеб согревал онемевшие пальцы:
– Ты хочешь сказать… я не могу здесь ничего купить на эти деньги?
Девушка снова покачала головой:
– Лучше иди скорее, иначе у нас обоих будут неприятности.
Он пробормотал «спасибо» и вышел на улицу, жадно откусывая теплый хлеб и пытаясь понять, во что влип. То, что от его денег тут нет толку, смущало, но не слишком. Деньги Флейтист мог с легкостью раздобыть любые, какими бы здесь ни пользовались.
Его беспокоило, где же находится это самое «здесь». Вот что определенно нужно было выяснить.
Элис остановилась. Она сделала, что могла, – все, что могла. По крайней мере теперь появился шанс, что Цыганка и Флейтист найдут друг друга до того, как найдут ее. Что произойдет дальше, она не знала. Возможно, если она привела их сюда и дала им возможность встретиться, что-то изменится.
Элис отложила ручку.
Пряничные домики
Закончив читать, я сунул смятую страницу в карман. С кухни слышались тихие голоса Флейтиста и Табиты, время от времени раздавалось звяканье – Цыганка чинила замок.
Так вот что писала Элис прошлой ночью, перед тем как исчезнуть. Я вспомнил ее страх, ее слова…
…Решила: может, если я сама приведу их сюда, то смогу ими как-то управлять. А потом поняла… поняла, что ошибаюсь…
Именно из-за Элис все случилось так, как случилось. Но она не стремилась к этому: таков был ее способ писать – позволяя мыслям и воображению свободно блуждать в поисках разрешения сюжетных ходов. Бросив страницу в огонь и промахнувшись, она написала все по-иному – история осталась незаконченной, но она дала ей новый поворот. Смятая страница в моем кармане была всего лишь одним кусочком головоломки, которая, похоже, разрасталась. И сколько же мне еще предстояло разгадать… Я снова поднялся в комнату родителей и пошарил под кроватью. Через пару минут среди одиночных носков и клубов пыли я обнаружил то, что искал.
Маленькая деревянная шкатулка, как и говорила Элис.
Там должен быть ответ на вопрос, как найти ее отца. Я отнес шкатулку вниз, внутри что-то перекатывалось и дребезжало, будто пытаясь выбраться. Получится ли обследовать ее содержимое одному? Сколько еще я смогу скрывать правду от Цыганки и Флейтиста? Как только Флейтист проводит нас к тайнику, где спрятал вырванные страницы, Цыганка захочет прочитать их – и, если там упоминается кто-то из них, игра закончится.
Отогнав эту мысль, я шмыгнул на кухню, как собака, стянувшая печенье.
Флейтист поднял на меня глаза:
– Получилось? Ты говорил с Элис?
Я кивнул. Во рту внезапно пересохло.
– Где она?
– Не знаю. – Я посмотрел на свои руки. На них осели черные пылинки. А пятна на лице Элис? Ведь это не синяки. Угольная пыль.
Цыганка отложила отвертку и подошла ко мне, записывая что-то в блокноте.
«Что она сказала тебе? Ты понимаешь уже, что происходит и как ее найти?»
Я покачал головой:
– Я… я все испортил. Задал вопрос, хотя не хотел этого. Но она дала ключ к разгадке. Мы должны найти ее отца. Элис думает, он может нам помочь.
– Вашего отца? – спросил Флейтист. – Разве ты не знаешь, где он?
– У нас разные отцы. Ее – странствующий цыган, писатель, как и сама Элис. Она едва знает его, – объяснил я.
«Какое отношение ко всему этому имеет ее отец?» – написала Цыганка.
– У Элис убеждение: любая история, которую она начинает, должна быть закончена. Я раньше думал, это вроде суеверия, а теперь думаю: не боялась ли она…
– Боялась? – спросила Табита. – Почему?
– Элис думает, что она проклята. Я знаю только, что это как-то связано с ее отцом, но она никогда не говорила мне, в чем дело. А теперь… – Я заколебался, вспомнив, насколько одержима этой мыслью была Элис. Ненормально, нездорово. – Думаю, может, это и есть проклятие – уверенность, что случится что-то ужасное, если не закончить историю.
– Тогда почему она просто не закончила ее? – спросил Флейтист.
– Думаю, не могла. Она зашла в тупик и не могла выбраться уже несколько недель.
Цыганка подтолкнула ко мне свой блокнот:
«Ты долго был наверху. Это все, что сказала тебе Элис?»
Я кивнул, поначалу не в силах вымолвить ни слова. От чувства вины в горле першило, как от угольной пыли. Кашлянув, я приподнял шкатулку, которую держал в руках:
– Долго, потому что искал вот это.
– Что внутри? – крадучись, подошла Табита.
– Еще не смотрел. Элис сказала найти шкатулку. Что там лежит, не знаю, но это приведет нас к ее отцу.
Я поставил шкатулку на стол. Она была из темно-коричневого дерева, резная, покрытая лаком и походила на книгу. Шкатулка выглядела диковинной и дорогой.
– Изящно, – сказал Флейтист. – Похоже, ручная работа. Наверняка кой-чего стоит.
– Наверняка. Так что убери свои лапы. – Я свирепо глянул на него и открыл крышку. Пара фотографий упала на пол. Я подобрал их. На фото была мама, молодая, с маленькой Элис на руках, и мужчина с серебристо-серыми глазами. Отец Элис.
На дне лежало разное. Открытка. Причудливое кольцо с бледным камнем. Две крошечные подписанные бирки. На одной я прочитал свое имя и дату рождения, а на другой – Элис. Это были бирки, которые после рождения надевают в больнице ребенку на запястье, как браслетик, чтобы не перепутать с другими детьми.
В шкатулке оставались две вещи. Длинный тонкий бумажный свиток, перевязанный серебряной лентой, и что-то квадратное, завернутое в темно-синюю ткань. Я вынул это и развернул. С одной стороны ткань была усеяна крошечными серебряными звездочками. В ней – тоже скрепленная тонкой серебряной ленточкой колода карт. Карты не обычные игральные, похожих я не видел раньше. Красиво расписанные, с удивительными маленькими рисунками. На первой была изображена девушка с грустным лицом, в залатанной одежде, подметающая у очага. На второй – двенадцать танцующих девушек, каждая в маленькой короне. Я чувствовал, будто наткнулся на какой-то секрет. Мама никогда не показывала мне карты и не рассказывала о них, но я был уверен, что уже видел эту ткань с серебристыми звездами. Только не у мамы, а в комнате Элис.