Я нахмурился:
– В ее первой жизни? А как насчет остальных восьми?
– Они так и оставались у нее. Ведь они предназначены, чтобы кошки выбирались из передряг, а как я уже сказала, она не была безалаберной…
– То есть кошка прожила свою первую жизнь, а ты использовала еще две, – сказал я. – Это значит, у тебя осталось шесть?
– Безусловно, – согласилась Табита, лукаво взглянув на Флейтиста и Цыганку. – Могу еще немного победокурить.
Цыганка подошла ближе. До сих пор я не был уверен, что она слушает, но она подняла свой блокнот и показала на него.
– Цыганка хочет знать, что произошло с кошкой после того, как вы поменялись местами.
– Жизнь номер один была израсходована, – сказала Табита. – Итак, на тот момент у меня оставалось семь. Мы тогда уже скрывались. Весь город был готов поохотиться на ведьму – если бы меня нашли, то разорвали бы на части голыми руками, не то что сожгли. Я понимала: еще немного – и они обнаружат мое укрытие. – Табита грустно икнула. – Как только киса оказалась в моем человеческом теле, а я в этом, она выпила сонное зелье, которое я смешала. Достаточно сильное, чтобы не очнуться больше никогда. Она угасла во сне. Потом я обмакнула кончик хвоста и одну лапу в муку, чтобы не быть полностью черной, – так замаскировалась и сбежала.
– Бедная кошка, – пробормотал я, запыхавшись от подъема, и взглянул вверх. – Мы почти пришли?
– Похоже, уже близко, – сказал Флейтист. – Лишь бы дождь не пошел. Эге-ге-ге! – заорал он, распугав птиц на деревьях.
Табита вскочила ему на плечо и вцепилась в него когтями, когда он попытался стряхнуть ее.
– Ты что делаешь? Брысь! Аййй! Слезь с меня!
– Я устала, – пожаловалась она, втягивая когти и обвиваясь вокруг его шеи. – Вот. Так лучше?
– Нет! – просипел он и дернул плечами.
Табита аккуратно приземлилась на все четыре лапы. Встряхнувшись, она уставилась на Флейтиста.
– Что? – спросил он. – Ты же говорила, что хочешь размяться.
– Уже размялась, – холодно сказала она.
– Попробуй снова, и расстанешься еще с одной жизнью. – Флейтист потер шею. – Чуть не удушила, – буркнул он себе под нос.
– Я слышу.
– Хорошо.
– А как ты потратила две другие жизни? – спросил я.
– А, эти? – небрежно сказала кошка. – Отдала их по своей воле.
– Отдала? – Флейтист хмыкнул. – Неужто ты думаешь не только о себе?
– Как правило, только о себе, – ответила Табита без тени смущения. – По моему опыту, на доброте далеко не уедешь. Но в данном случае я была в долгу.
– Перед кем?
– Перед человеком, который спас одну из моих жизней – а возможно, и все, – вздохнула она. – Видишь ли, я привлекла к себе ненужное внимание. Разговаривала, когда не следовало.
– Прямо-таки удивительно, – вставил Флейтист.
– Не перебивай, – сказала Табита. – В общем, меня поймал этот ужасный мальчишка, который изо всех сил старался заставить меня снова заговорить. Кто знает, как далеко бы он зашел, если бы меня не спасли. Так что, понятно? Это было весьма большое одолжение. И я отплатила за него по справедливости.
– Что ты сделала? – спросил я, расстегивая куртку. От подъема становилось жарко, я чувствовал, как гудит кровь в ногах.
– То же, что и прежде, – ответила Табита. – Поменялась местами с человеком, попавшим в трудное положение, а потом поменялась еще раз. – Она вздохнула. – Возвращаться было печально, но такова была часть уговора. Тем не менее всегда есть надежда, что в один прекрасный день условия соглашения будут иными.
– Ты предпочла бы быть человеком? – спросил я.
– Конечно. Проводить две трети времени во сне быстро наскучивает. Плюс ко всему питание просто ужасное.
– Кто?.. – начал я, но прервался из-за Флейтиста.
– Мы на месте! – крикнул он и помчался вперед, Цыганка – за ним.
Я вприпрыжку побежал за ними, хотя ноги отяжелели. Сквозь деревья проглядывала высокая стена. Дальше, на каменной колонне, возвышавшейся на заросшем павильоне, стоял олень. Дорога из гравия вела мимо него к громадному, явно заброшенному дому, находившемуся поодаль.
– Похоже, в этом месте давно никого не было. – Флейтист остановился, когда мы с Цыганкой догнали его.
Произнеся одними губами два слова «кто-то есть», Цыганка указала рукой.
Не сразу, но мне удалось разглядеть в павильоне скрючившуюся фигуру.
– Отлично, – заметил Флейтист. – Как раз то, что нам нужно: какой-нибудь бродяга, путающийся под ногами.
– Похоже, спит, – сказал я, когда мы подошли ближе.
Земля была вся в колдобинах и усеяна мусором, оставленным непрошеными гостями. Сейчас, однако, кроме нас, тут никого не было. Плюс некто у павильона. На секунду я подумал: не Рамон ли это? В конце концов, из-за него мы пришли сюда. Не слишком ли просто получается?
Флейтист прищурился:
– Это точно человек? Не куча какого-то старья?
– Нет, человек, – сказал я. – Смотри, вон нога…
Я остановился. Мне показалось, что остановилось и мое сердце.
– Что случилось? – спросила Табита.
– Это не Рамон, – прошептал я.
Не успев понять, что делаю, я ринулся туда – никогда еще я не бегал быстрее.
– Мидж, подожди! – кричал Флейтист, но я мчался вперед: теперь, когда я увидел эту ногу… когда узнал пижаму. Я слышал, как остальные пустились вдогонку, но добежал до павильона первым, заскочил внутрь и заскользил по мраморному полу.
Под крышей павильона стояли четыре каменные скамьи. На одной из них лежала она, свернувшись калачиком, подложив под щеку ладонь, как ребенок. Глаза были закрыты, а губы, бледные, но все еще розовые, слегка разомкнуты.
Мне страшно было дотронуться до нее, но все-таки я прикоснулся к ее щеке.
– Элис, – прошептал я. – Элис, проснись!
Она не двинулась.
Я потряс ее за плечо:
– Пожалуйста, проснись! – Что-то мешало мне видеть, все плыло перед глазами. Только когда Цыганка протянула руку и вытерла мне лицо, я понял, что рыдаю. – Почему она не просыпается? – захлебывался я. – Она?..
Флейтист опустился на колени рядом с Элис и коснулся пальцами ее шеи:
– Она не умерла. Она дышит и почему-то даже не замерзла.
– Ты уверен? Теплая? – прошептал я. – Но как? Она, наверное, провела здесь всю ночь!.. Ее не было почти два дня…
Теперь и я видел: слегка вздымается и опускается ее грудь, она дышит. Я почувствовал, как кто-то обнял меня, уловил знакомый запах, такой похожий на запах Элис, но не ее. Цыганка притянула меня к себе.
– Нужно ее перенести, – пробормотал я. – Она умрет, если останется на холоде. Чудо, что она вообще жива, здесь, в пижаме… в феврале! Мы должны отвезти ее в больницу!
Флейтист отвел прядь волос с щеки Элис.
– Как же вы похожи, Цыганочка, – в голосе звучала нежность. – Как будто смотрю на тебя.
Лицо Цыганки превратилось в маску потрясения – она не могла оторвать глаз от Элис. Я обнял ее.
– Ты прав, давай отнесем ее туда, где тепло. – Флейтист осторожно приподнял Элис, поддерживая голову. Из ее руки что-то выпало и приземлилось у моих ботинок.
Уже догадавшись, что это, я наклонился. Знакомый рисунок. Карта судьбы – все еще хранившая тепло Элис.
Я перевернул карту. На ней была изображена молодая девушка в глубоком сне. Спала она явно давно – длинные-предлинные волосы рассыпались по подушке и протянулись по всей комнате. На заднем плане виднелась прялка, поросшая колючей ежевикой.
– Проклятие, – пробормотал я.
– А по-моему, ее называют Спящая красавица, – сказал Флейтист.
– Да, верно, – ответил я. – Но ее прокляли, как Элис… и как Цыганку.
– Плохо дело, – Табита мотнула головой в сторону Элис. – И без карты ясно, что это не дремота. Лекарства и больницы тут не помогут.
– Элис пыталась снять проклятие, – медленно произнес я. – Наверное, она пришла сюда за тем же, за чем и мы, – чтобы найти отца. Но опоздала.
– Интересно, – Табита завернула хвост аккуратной петлей. – Поворот сюжета или?..
– Мне все время казалось, что Элис попала в саму историю. – Я вспомнил угольную пыль на ее лице, когда она появилась после Призыва, и угольную пыль на листке, который я нашел у камина. – Если только… если только она как-то иначе не участвует в ней.
– А как насчет ее появления в моем чае, а? – напомнила Табита. – Она была здесь, в чашке или в истории? Не могла же она быть сразу в трех местах.
– Разве ты не понимаешь? – сказал я. – Ее тело было здесь – она, наверное, отправилась сюда сразу, как ушла из дома. Но ее разум… он в истории. – Я посмотрел на карту судьбы. – Это как сон, из которого она не может выбраться. Призыв не мог вернуть ее полностью – только самую сильную ее часть. Ее разум. Вот почему она появилась как отражение.
– Так все-таки, где же Рамон? – с досадой спросил Флейтист. – Мы проделали весь этот путь, а о нем ни слуху ни духу.
– Не знаю. Наверное, мы что-то упустили. – Я вышел из павильона и сделал несколько шагов, чтобы получше рассмотреть оленя. На скругленных каменных стенах павильона были вырезаны две буквы: W и S. Инициалы прежнего хозяина дома? И тут я заметил кое-что еще:
– У оленя не пять ног. Поднимаясь сюда, мы разглядывали, кто там лежит, а на это не обратили внимания. Но посмотрите.
Флейтист подошел и встал рядом со мной. Цыганка и Табита остались на месте – присматривали за Элис, лежащей на каменной скамье.
– Так сколько их у него? – спросила Табита.
– Четыре, – сказал Флейтист. – И еще кусок дерева, жердь какая-то, что-то вроде подпорки. Издалека выглядит как пятая нога.
Я глазел на оленя, не в силах избавиться от разочарования. Так хотелось, чтобы это было правдой, чтобы действительно где-то существовал волшебный олень с пятью ногами… Да, именно о таком написала бы Элис, только сочинила бы какое-нибудь чудесное предание про пятиногого оленя.
– В общем, ближе к Рамону мы не стали, – сердито заключил Флейтист.
– А что насчет дома? – безнадежно спросил я и повернулся, вглядываясь в заколоченные окна: хоть бы малейший знак, что там кто-то может быть. Дом давно уже был непригодным для житья, не нужным никому – разве что лисам, мышам или людям, которым совсем некуда было податься.