за нами, вдруг мы приведем ее к Элис.
– Почему бы нам и не проследить за ней, – Рамон пожал плечами. – Зависит от того, насколько для тебя важна твоя кошка.
– Я не позволю Твич умереть. И если мы хотим избавиться от Долли, лучше не вызывать у нее подозрений и прийти на встречу.
– Избавиться? – вскинулся Флейтист. – Ты имеешь в виду… убить ее?
Я медленно кивнул, потрясенный собственными словами.
«Как? – написала Цыганка. – Никто из нас не убийца».
– Знаю. Но у нас два варианта. Первый – разбудить Элис и уговорить, чтобы она прикончила Долли в книге.
– Непросто, учитывая, что мы не понимаем, как ее разбудить, – сказал Флейтист.
– И даже если нам это удастся, неизвестно, сумеет ли она закончить историю, – добавил Рамон. – А второй вариант?
– Сделать так, чтобы Дороти Граймс убила Долли.
– Девушка из больницы? – недоуменно спросил Рамон. – Но ты говорил, что вы еще не сталкивались с ней.
– Что-то я не уверен, что нам захочется с ней связываться, – с сомнением произнес Флейтист. – Похоже, она еще больше помешанная, чем Долли.
– Вот поэтому нам она и нужна, – сказал я. – Она сделает за нас грязную работу.
«Почему ты так считаешь?» – спросила Цыганка.
– Я вот думал, какое отношение ко всему этому имеет Рамблбрук. Уверен: у него хранится рассказ Дороти Граймс. Дороти очень хочет его вернуть. И для этого сделает все что угодно. Получим рассказ первыми – и у нас будет что предложить ей за согласие убрать Долли с дороги.
– Но Дороти в психбольнице для преступников, – напомнил Флейтист.
– Была там, в том отрывке, который я читал, – сказал я. – Но кто знает, что происходило дальше – в той части книги, которая у Долли? Неважно, насколько хорошо охраняется больница, Элис наверняка нашла способ, чтобы Дороти вышла оттуда. Она здесь, не сомневаюсь.
– Тогда надо заполучить историю у Рамблбрука, – предложил Флейтист.
«Каким образом? – написала Цыганка. – Как заставить его отдать нам рассказ, не объяснив ему, что происходит?»
– Очень просто, – сказал Флейтист. – Стянуть.
– Кража – твой способ решать все проблемы? – поинтересовалась кошка.
Флейтист пожал плечами:
– Судя по всему, многие истории в музее тоже не сами собой оказались в руках у Рамблбрука. Почему бы мне не выкрасть одну обратно?
– Это не воровство, ведь в действительности история принадлежит Элис, – сказал я. – Точно так же, как и все остальные в музее.
Я был доволен своим ответом, пока не увидел лицо Цыганки. Она словно получила пощечину.
То, что я сказал, было правдой… Но это означало, что все написанные ею рассказы тоже были рассказами Элис.
Мы вернулись в Скрипичную Лощину ближе к вечеру. На улицах уже зажглись фонари, и мокрые от моросящего дождя тротуары отражали их оранжевый свет. Пришвартовав лодку Цыганки, Флейтист спустился вниз, одной рукой убирая влажные волосы с лица.
– Рамон причалил прямо за нами. На дороге никого. Мы должны перенести Элис, пока все чисто. – Его рука застыла, когда он поглядел на спящую фигуру. Затем перевел взгляд на Цыганку: – Разве только…
Цыганка вопросительно посмотрела на него.
– Ты о чем? – Мне было неясно, что его остановило.
– Я подумал, что знаю, как ее замаскировать.
– Как?
– Представить все так, будто Элис – это Цыганка. А Цыганка – Элис. Переодеть их.
– Переодеть?..
– Да. Поменять все. Одежду, обувь, украшения… Прически. Чтобы одна выглядела как другая. Пока Элис в таком состоянии, ей не защититься от Долли. Не убежать. Но, если Долли примет ее за Цыганку, у нее не будет причины нападать на нее.
– Зато у нее появится причина напасть на Цыганку, – заметила Табита. – Если она поверит, что Цыганка – это Элис.
– Сначала ей придется иметь дело со мной. Да и Цыганка не так беззащитна, как Элис сейчас. – Флейтист посмотрел на Цыганку. – Как ты сама считаешь?
Цыганка взглянула на Элис и кивнула.
– Ты кое-что упускаешь, – напомнил я. – Если Цыганка действительно столкнется с Долли, все раскроется, как только Долли заговорит с ней. Она ведь не сможет ответить.
– Она не станет отвечать. Она убежит. – Флейтист твердо посмотрел на Цыганку. – Так?
Видно было, что Цыганку мучают противоречивые чувства. Беспокойство, которое поднималось во мне, усилилось.
– Думаю, это блестящая идея.
Я оглянулся на голос Рамона. Он вернулся на нашу лодку и стоял на верхней ступеньке, прислушиваясь.
– Лучший способ что-то спрятать – оставить на виду.
Цыганка сняла ожерелье и подошла к Элис.
Флейтист толкнул меня локтем.
– Пошли, Мидж. – Он взглянул на Цыганку: – Встретимся наверху, когда ты… когда ты станешь Элис.
Мы вышли на холод – Рамон, Флейтист и я. Топая ногами, чтобы согреться, и почти не разговаривая. Низкий туман, поднимавшийся от воды, обвился вокруг наших ног. Я был мокрый, усталый и грязный. С тех пор как пропала Элис, я толком не спал и нормально не мылся.
На палубе раздался звук шагов, и я обернулся.
Цыганка стояла неловко, как ребенок, которого заставили надеть неуклюжую школьную форму. Она смыла косметику, причесала волосы так, чтобы они свисали вокруг лица. От моей сестры ее отличали только глаза – зеленые, с очень густыми ресницами.
Рамон протянул ей руку и помог сойти с лодки. Она спустилась, неуверенно ступая в ботинках Элис. Даже держалась она теперь иначе. Гордой осанки как не бывало. Сутулая, съежившаяся. Мне потребовалось некоторое время, чтобы, глядя на нее, осознать, что это не Элис. Но теперь я видел, насколько же они отличаются друг от друга.
– А Элис? – спросил Рамон.
Цыганка указала на окно. По очереди мы заглянули внутрь. Единственная лампа горела внутри лодки, освещая фигуру на кровати. И это уже была не Элис. Цыганка лежала на боку; согнутая в локте рука под головой. Другая рука – на страницах открытой книги. Отсюда казалось, что она читает; не видно было, что глаза ее закрыты.
– Я останусь с ней, – сказал Рамон.
– Я тоже, – Табита, появившаяся из ниоткуда, запрыгнула на крышу лодки, напугав нас всех.
Флейтист отодвинулся от окна:
– Нет, ты пойдешь с нами.
– Я устала! – пожаловалась кошка.
– Как ты можешь устать? – возмутился он. – Ты только и делаешь, что спишь!
Кошка широко зевнула:
– Теперь я проснулась. Почти.
– Ну, вот и дальше не спи, потому что ты идешь с нами. Сможешь стоять на стреме, когда придет время. И, если что-то случится и надо будет сообщить Рамону, более подходящего человека, извини… кошки, для этого не найти.
– Прекрасно, – огрызнулась Табита. – Но завтра я просплю весь день, и кто-нибудь купит мне сардину в рыбной лавке.
Флейтист закатил глаза:
– Вот ведь… Пошли. – Он посмотрел на Цыганку. – Ты готова?
Она кивнула, плотнее закутываясь в мешковатый кардиган Элис:
– Ненавижу такую одежду.
– Пока лучше приноровись к ней, – отозвался Флейтист. – И, вообще, это всего лишь… Что ты сказала?!
– Я… Голос… – руки Цыганки взлетели ко рту. – Не… не похож… на мой.
– Это голос Элис! – я был ошеломлен.
Радость, вспыхнувшая в ее глазах, быстро погасла.
– О… Я подумала… я…
– Это потому, что на тебе одежда Элис, – сказал Рамон. – И потому что она в твоей.
– Все из-за того, что поменялись одеждой?.. – поразился я.
– Я спрашивал себя, что это изменит, – ответил Рамон. – Дело не только в одежде. История, карты судьбы: нас окружает магия. Хотя одежда и сама по себе обладает огромной силой. С ее помощью мы выражаем себя. Она несет наш запах. Она становится частью нашей личности. Со старых времен у цыган осталось поверье: нельзя носить одежду того, кто умер, – это притягивает несчастье.
Цыганка вытащила нитку из кардигана и обмотала вокруг кончика пальца.
– То есть, когда мы поменяемся обратно, я снова не смогу говорить.
Рамон кивнул:
– Голос Элис вернется к ней.
– Мы найдем способ, Цыганочка. – Флейтист неотрывно смотрел на нее. – Я как-нибудь верну тебе голос, ей-богу.
Она поднесла пальцы к губам:
– По крайней мере, если столкнемся с Долли, мне не придется сразу бежать. Теперь ничто не выдаст, что я не Элис.
– Не стоит этому особо радоваться, – предостерег Флейтист. – Она хочет, чтобы Элис умерла.
Мы оставили Рамона на лодке и молча пошли под светом уличных фонарей. Кошка обиженно кралась поблизости, держась в тени. Внезапно она молниеносно метнулась в сторону, раздался обреченный писк какого-то мелкого существа, и ее настроение улучшилось. Когда Щучья улица была уже совсем неподалеку, Табита запрыгнула на низкую стену, что-то напевая.
– Кошкам не положено петь, – напомнил я ей.
– Ой. Все время забываю.
– И перестань болтать.
– Сам перестань болтать, – парировала она. – Я всего лишь отвечаю тебе. В любом случае тут никого, кроме нас.
И правда. Улицы опустели. Чуть раньше на пути попадались торговцы, которые закрывали свои магазинчики, но сейчас уже никого видно не было. Да и нас теперь не видел никто.
Я смотрел на дом Рамблбрука. Все окна были темными. В прошлый раз я не обратил внимания, что и здесь, и в соседних домах они забраны решетками.
– Похоже, Рамблбрук ушел на ночь. И как же нам попасть внутрь?
– Должна быть задняя дверь. – Флейтист поманил нас дальше по улице. – Глядите, вот проход.
Следом за ним мы двинулись по узкому проулку рядом с рыбной лавкой, пока не достигли другого, более широкого, который тянулся позади зданий. Вонь от ящиков из-под рыбы стала невыносимой.
Мы перелезли через ящики и пробрались мимо мусорных баков, потревожив рывшуюся в помоях лису.
– Вот, – Цыганка ткнула пальцем. – Это дом Рамблбрука.
Флейтист сдул челку, упавшую на глаза. Подошел к двери, подергал, затем опустился на колени и заглянул в замочную скважину. Достав из кармана коробок спичек, зажег одну и поднял повыше.