Дороти любила кошку, но все же та была для нее не на первом месте. Нет.
На первом месте было ее излюбленное занятие – написание рассказов, которые тоже были особенными, – но и к этому мы скоро вернемся.
Однажды, незадолго до того, как она отправилась жить в больницу, Дороти кое о чем задумалась. Она ткнула пальцем спящую кошку и спросила:
«Имена важны, как ты считаешь?»
«А?» – ответила кошка, потому что была одной из тех редких кошек, которые умеют говорить. (Это и делало ее особенной, но не только это.)
«Имена, – повторила Дороти. – Будь внимательна».
«Я спала, – ворчливо отозвалась кошка. – Это важно?»
«Да, – сказала Дороти. – Знаешь, хоть я и спасла тебя от истязаний, иногда кажется, что я тебе совсем не нравлюсь».
«А кто говорил, что ты должна мне нравиться? – возразила кошка. – Как бы то ни было, выкладывай».
«Ты такая смешная, когда сердишься, – захихикала Дороти. – На чем я остановилась? Ах да, имена. Если мои рассказы когда-нибудь станут знаменитыми, не лучше ли мне придумать другое имя?»
«В смысле? – спросила кошка. – Что не так с именем, которое у тебя уже есть?»
«Граймс не имя для писателя, – сказала Дороти. – Больше подходит для трубочиста. Звучит как грязь. Как будто про пыль, сор и немытые вещи[3]. Я хочу, чтобы на моих рассказах стояло другое имя. Есть же какое-то слово для этого? Псевдоним».
«Разумно, – сказала кошка. – И что же ты выбрала?»
«Я думаю о паутине, о том, как ее свивают пауки. И когда люди лгут, они как будто свивают паутину. Истории тоже бывают такими. Поэтому я выбрала фамилию Уивер»[4].
«Дороти Уивер, – сказала кошка. – Неплохо».
«Нет, нет, только не Дороти», – возразила она.
«Дороти тебе тоже не нравится?»
Она насупилась:
«Дороти сокращают как Дот, а это, как ты знаешь, пятно. Или Дотти – а так называют тронутых, сумасшедших[5]. С меня хватит того, что люди так говорят».
«Так какое имя ты возьмешь?»
Дороти сняла с полки куклу и погладила ее по длинным золотистым волосам.
«Думаю, подойдет имя Долли – куколка[6]. – Она взяла ножницы и принялась кромсать, кромсать, кромсать. Золотистые пряди сыпались ей на колени. – Кукла может быть такой, какой ты захочешь ее видеть. Ты можешь одеть ее как хочешь, заставить ее говорить и делать то, что хочешь. Немного похоже на персонажа из рассказа. – Дороти всадила ножницы в глаз куклы, поддела и выковырнула. Чпок – он выкатился и запрыгал по полу.
«Да, Долли – то что надо. – Она улыбнулась, раздавив стеклянный глаз ногой. – Долли Уивер».
«Превосходный выбор, – сказала кошка. – А теперь, как ты думаешь, нельзя ли мне чашечку чая?»
Перебежчица
Я закрыл отрывок. Читать остальное теперь уже не было необходимости.
– Флейтист, начинай жечь прямо сейчас! – прошептал я. – У нас проблема.
– Что случилось? – встрепенулась Цыганка.
Я поднял папку, показывая, как она подписана.
– Долли Уивер? – У Цыганки от изумления глаза полезли на лоб.
– Это псевдоним. Псевдоним Дороти Граймс. Долли Уивер – это Дороти Граймс! – Я указал на перепачканные края листов. – Теперь все становится ясно. Перчатки – потому что Долли скрывает, как выглядят ее руки… Она писательница. Пятна на ее пальцах – чернила. Наш план ничего не стоит. Но это еще не самое худшее.
Рамблбрук забарабанил в дверь, прервав меня:
– Что вы кричали?
Цыганка испуганно посмотрела на дверь:
– Мидж? О чем еще там говорится?
– Кошка. Табита, – произнося ее имя, я ощутил, как кольнула меня боль предательства. – Она замешана. Она – кошка Долли… то есть кошка Дороти! Наверняка она все это время работала против нас – подслушивала, шпионила и передавала все, что мы говорили!
– А теперь мы здесь в ловушке, а кошка скрылась, – ужаснулась Цыганка. – И знает, что Элис на моей лодке и только Рамон защищает ее… Она пошла не за помощью… она пошла отвести Долли к Элис!
Рамблбрук снова принялся стучать.
– О чем вы там шепчетесь? Я знаю, вы что-то замышляете!
– Мы должны заставить его открыть дверь, – сказал я. – Должны немедленно вернуться к Элис! И я должен разгадать загадку. Если Долли доберется до Элис раньше нас, мне нужно стать хозяином кошки.
Из окна подуло, разбросанные по полу листы зашуршали, некоторые с шелестом отлетели в дальний угол.
Я запихнул найденный рассказ в рюкзак и вытащил листок с записанной загадкой. Еще несколько раз перечитал. Крапива… пчелы… скорпионы.
А если ядом жалю я, то меркнет белый свет…
Что же из этого? Что я упускаю?
– Что вы там делаете? – все громче требовал Рамблбрук. – Мнете бумагу?! Лучше не трогайте мою работу!
– Ух, а мы как раз трогаем! – крикнул Флейтист. – Открыли тут все коробки, и, если ты нас не выпустишь, возьмемся за истории!
– Что? – Рамблбрук зарычал. – Что вы намереваетесь делать?
Цыганка подошла к двери:
– Сжигать их.
– Вы не посмеете! – бушевал он. – Немедленно положите все обратно в коробки, вы меня слышите?
– Заставь нас! – подзадорил Флейтист. – Открой дверь. Я досчитаю до десяти, и первая история превратится в дым!
– Не смей!
Флейтист подпер рукой подбородок и заговорил нарочито театрально:
– Хм. По-моему, он нам не верит. Ну-ка, посмотрим… Что тут у нас? – Он поднял с пола несколько страниц.
Я наклонился и прочел название вслух. «Серебряная клетка».
– Тебе, Рамблбрук, нравится «Серебряная клетка»? – поинтересовался Флейтист.
– Автор Т. М. Винтер, – добавил я.
– «Серебряная клетка» Т. М. Винтера? Нравится? – громко уточнил Флейтист. – Потому что эта история вот-вот исчезнет навсегда!
– Положи обратно сию секунду!!! – завопил Рамблбрук.
– Один, два, три, четыре…
– Предупреждаю тебя…
– …Пять, шесть, семь, восемь…
– Попробуй хотя бы помять страницы, и я сверну тебе шею!
– …Девять, десять. – Флейтист вздохнул. – Мне кажется, что он не собирается открывать дверь, а вам? К тому же здесь так холодно.
Воцарилась полная тишина. Мы с Цыганкой еще не были уверены, выполнит ли он свою угрозу. За дверью Рамблбрук едва осмеливался дышать. Шипение чиркающей спички было странно громким. Даже Рамблбрук услышал его.
– Нет! – завопил он.
Флейтист поднес спичку к бумаге. И бумага, сухая и хрупкая от старости, вспыхнула мгновенно.
– Ого! – Он бросил ее в камин и отступил от жара пламени. Завиток серого дыма спиралью взвился по трубе. Страницы почернели и превратились в пепел.
– Одной истории уже нет, – сказал я, странно опечаленный случившимся на моих глазах исчезновением. – Вы готовы нас выпустить?
Ответа не последовало, но мы услышали, как Рамблбрук расхаживает туда-сюда.
– Хорошо, – кивнула Цыганка. – Ты привлек его внимание. В этот раз сожги две.
Я сгреб с камина несколько историй и взглянул на заголовки двух верхних.
– «Никогда не уйти» – автор Вуди Виккенс и «Les Chats…», «Les…». – Я прищурился в слабом свете. – Не понимаю, не могу прочесть.
Цыганка взяла у меня лист.
«"Les Chats Formidables". Это по-французски, означает "выдающиеся кошки", автор…»
Рамблбрук перестал расхаживать.
– Нет! – взвыл он. – Нет! Только не это!
– Тогда открой дверь! – закричал Флейтист. – Выпусти нас и мы остановимся!
Раздался злобный рык – Рамблбрук пытался справиться с собой и принять какое-то решение. И снова он принялся расхаживать, теперь еще быстрее. Флейтист кинул две истории в камин и бросил зажженную спичку. Слова обуглились и растворились в черном пепле.
– Еще двух нет, – объявил Флейтист. – Сколькими ты готов пожертвовать?
К хождению добавился жуткий скрежещущий звук, как будто стену скребли и процарапывали в ярости чем-то острым.
Ключом.
– Продолжай, – Цыганка понизила голос. – Он готов сдаться, я чувствую…
Она схватила новую пачку историй и начала, не останавливаясь, зачитывать названия – так быстро, что я даже не всё мог уловить, – а произнося каждое, бросала листы в огонь.
– «Озорные чары»… уничтожены! – выкрикивала она. – «Домик на желтом дереве» – уничтожен! «Три сестры»… «Ведьма в бутылке», «Сказка о лесной калитке»… Уничтожена, уничтожена, УНИЧТОЖЕНА!
– Довольно! – Рамблбрук кинулся к двери, вставляя ключ в замок. – Довольно, я говорю!
Замок щелкнул, дверь распахнулась, и мы прижались друг к другу – в комнату ворвался ледяной сквозняк. Он поднял с пола страницы и разметал по комнате.
Рамблбрук ввалился внутрь и застыл, озираясь. Обхватив голову руками, он издал ужасающий звук. Какой-то из поднятых сквозняком листов завернулся у его ноги, как будто приобнял, пытаясь утешить. Рамблбрук, пошатываясь, подошел к камину, упал на колени и, рыдая, стал голыми руками вытаскивать горящие страницы.
– Что он делает? – сказала Цыганка. – Он сумасшедший, если думает, что может их спасти!
Флейтист подтолкнул нас к двери.
– Просто уходите, – прошептал он. – Сейчас нужно думать только об одном: спастись и спасти Элис.
Мы выскочили из комнаты и, топая, сбежали по ступенькам. Внезапно Флейтист замер передо мной и повернул назад, к лестнице.
– Флейтист, нет! – поймала его за руку Цыганка. – Куда ты?
– Моя флейта. Она вывалилась, осталась в той комнате, где я упал.
– Забудь о флейте! – взмолилась она.
– Не могу, ты же знаешь, что не могу. – И он захромал вверх по лестнице.
Я помедлил:
– Давай я ее принесу, ты еле ходишь. Возьму, и встретимся внизу.
– Нет…
Но я протиснулся мимо него и добежал до комнаты, где мы прятались за коробками. Здесь было еще темнее; штабеля коробок загораживали скудный свет, падавший из окна, на котором не было занавесок. Опустившись на колени, я вслепую ощупывал пол, собирая руками грязь и пыль. Затем пальцы коснулись чего-то гладкого и холодного. Я поднял флейту и вышел.