Страх или что-то иное управляло мной, но я не смог не заглянуть в комнату, где оставался Рамблбрук. И увиденное пригвоздило меня к месту.
Он стоял на четвереньках и, сняв пиджак, пытался сбить им пламя с горящей бумаги… но только все сильнее и сильнее раздувал его. Тлеющие искры долетели до обветшалых штор. Снизу они уже занялись, и от них шел темный, ядовитый дым.
Рамблбрук выглядел таким раздавленным и несчастным, что невозможно было не почувствовать жалость.
– Вам нужно уходить отсюда. – Я закашлялся, от горького, едкого дыма першило в горле. – Огонь распространяется, и тут полно бумаги. Вы не можете ничего спасти.
Он едва слышал меня из-за треска пламени, но его взгляд метнулся в мою сторону. И взгляд был безумным: эта бумага значила для него больше, чем собственная жизнь.
Внезапно появившаяся рядом Цыганка стала тянуть меня за собой, сдерживая дыхание, чтобы не наглотаться дыма.
– Оставь его. У него есть время уйти, если только он решит это сделать. – Она подтолкнула меня к лестнице, и я чуть не споткнулся, захлебнувшись дымом, который наполнял легкие. Мы с шумом понеслись по ступенькам вниз, где у открытой входной двери ждал Флейтист. Оказавшись на улице и вдохнув сладкий, свежий воздух, я последний раз оглянулся, надеясь, что Рамблбрук все-таки тоже спускается. Но увидел за нами только горящие клочки бумаги, летящие в ночь, как пылающее конфетти.
– Бегите, – сказал Флейтист, поморщившись. – Я постараюсь от вас не сильно отставать.
Мы помчались по Щучьей улице. Прежде чем завернуть за угол, я обернулся на Флейтиста. Он был верен своему обещанию и держался молодцом, но ясно было, что до лодки мы все равно доберемся раньше. Позади, за его спиной, в доме Рамблбрука из окна верхнего этажа вырывались оранжевые всполохи. Я отвернулся, тяжело и прерывисто дыша, горло раздирало болью. Думать об этом сейчас было невозможно.
Луна висела над нами, наполовину спрятанная облаками, своей неподвижностью словно замедляя все вокруг, хотя никогда еще время и быстрота не были так важны. Каждую секунду, каждый раз, как мои ноги на бегу касались земли, я думал об Элис.
«Элис, Элис, Элис. Пожалуйста, пусть с тобой все будет хорошо».
– Я говорила тебе… эта кошка… принесет несчастье! – Цыганка задыхалась от бега.
У меня не хватало ни воздуха в легких, ни сил, чтобы ответить. Хотя и смысла отвечать тоже не было. Я снова думал о загадке и о том, кто и что способно ужалить. Шершень? Холодный ветер, дождь, секущий лицо? Вроде я уже перебрал все, что может ужалить? Пчелы, крапива, скорпионы…
Волосы Цыганки, развевающиеся на бегу, открыли татуировку на ее шее – скорпиона, поднявшего хвост и готового нанести удар.
Я замедлил бег, но сердце забилось быстрее. Скорпион может убить жалом, одним быстрым ударом жала на конце… хвоста.
Но как это сочетается с остальными частями загадки? Я вытащил листок из кармана.
Я наверху, когда я рад, внизу – когда грущу…
Я подумал о животных: у довольных хвост поднят, у огорченных, обиженных – поджат, опущен. Теперь и следующая часть наконец обрела смысл. «Счастливый – ходуном хожу, а недоволен – бью». Собаки виляют хвостом, чтобы показать свое расположение и хорошее настроение, а кошки в раздражении бьют хвостом.
И следующие строчки про волосы! Волосы, собранные на затылке в хвост!
Во мне пульсировала энергия, я ликовал. Я снова побежал быстрее, догоняя Цыганку. Я отгадал, я был уверен в этом! Одно слово… и этой кошачьей перебежчице придется делать все, что я скажу. Мне не терпелось поделиться своим открытием, но я сдерживался. Единственный надежный способ спасти жизнь Элис – если до этого дойдет – убедиться, что кошка подчиняется мне. Мне и никому другому.
Мы добрались до канала. Низкий туман стелился над водой, наползая на дорогу, тянущуюся вдоль берега. Цыганка перешла на шаг и прижала палец к губам, когда мы приблизились к лодке. Я оглянулся, но Флейтиста видно не было: похоже, он отстал безнадежно.
Лодка слегка покачивалась на воде. Цыганка тихо прокралась к окну. Оно было чернильно-темным.
– Лампа выключена, – пробормотала она. – Ничего не вижу.
Она перелезла через борт на палубу и потянула дверь. Та беззвучно приоткрылась. По коже у меня пробежал холодок:
– Рамон точно не оставил бы ее незапертой…
– Оставайся, где стоишь. – Цыганка распахнула дверь шире.
– Нет. – Я тоже забрался в лодку. – Вместе безопаснее.
Цыганка не стала спорить.
– Тогда просто держись сзади. – Она просунула руку в каюту и пару раз щелкнула выключателем, но в лодке было все так же темно.
Дрожащим голосом она позвала:
– Рамон?
Тишина.
Цыганка громко сглотнула:
– В кухонном шкафу есть выключатель резервного генератора. Я спущусь внутрь. – Медленно, на ощупь, она двинулась по ступенькам.
Я попробовал разглядеть кровать, на которой мы оставили Элис, но почти ничего не было видно. Цыганка скользнула в темноту, затем вскрикнула, споткнувшись обо что-то и явно едва не грохнувшись. До меня донесся какой-то нервный всхлип, затем стук: роясь в шкафу, она отбрасывала в сторону мешающие вещи.
– Что там с тобой? – спросил я высоким от страха голосом.
– Споткнулась и чуть не упала… – голос Цыганки дрожал. – Там что-то… кто-то на полу…
«Только не Элис, пожалуйста, только не Элис», – мысленно молился я.
Раздался резкий щелчок, и над нашими головами вспыхнул тусклый свет.
Мы увидели Рамона, распластавшегося на полу. Запястья и щиколотки туго перетягивала веревка, на лбу была шишка размером с яйцо. Приоткрытые окровавленные губы вспухли. Рядом на полу, среди капель крови, валялся обломок зуба. Должно быть, Рамон падал ничком и разбил лицо. Кровь блестела – свежая, не запекшаяся.
– Он… мертв? – спросил я.
Цыганка склонилась над ним.
– Нет. Дышит. – Она легонько коснулась его плеча. – Рамон? Вы меня слышите?
Он не пошевелился, но застонал.
– Рамон! Очнитесь. Это Цыганка.
Но ответил не Рамон. Полудетский голосок где-то рядом начал напевать:
– Вот мадам Веретено, у нее ведро одно…
Первый раз после того, как зажегся свет, я посмотрел в сторону койки. Не знаю, как мне удалось совладать с собой, чтобы не закричать.
Элис лежала на кровати, где мы ее оставили. Только теперь она была не одна.
– Трое беленьких котят в том ведре на донце спят. Что за радость – потопить, а потом и дочь сгубить!
Долли Уивер провела перепачканными в чернилах пальцами по шерсти черной кошки, сидящей у нее на коленях, а затем улыбнулась нам:
– Сюрприз!
Хозяин кошки
Цыганка бросилась к кухонному ящику и стала лихорадочно рыться в нем. Захлопнула и кинулась к сушилке, стоящей у раковины. Тарелка с грохотом упала на столешницу, оттуда – на пол и разбилась, едва не задев Рамона.
– Ищешь это? – Долли вытащила из-под подушки большой кухонный нож и улыбнулась. Свет блеснул на лезвии.
– Пожалуйста, Долли, – сказал я. – Не причиняй вреда Элис.
Долли приложила лезвие плашмя к щеке Элис:
– Пока я получаю то, что хочу, никто не пострадает.
Цыганка взяла с сушилки маленький нож для чистки овощей и присела на корточки рядом с Рамоном, потянувшись к веревкам.
– Нет, нет, нет! – Долли игриво погрозила пальцем. – Папочка останется там.
Цыганка оставила попытку разрезать путы, но не двинулась с места.
– Ты слишком туго затянула веревки, у него синеют руки. Дай я хотя бы ослаблю их.
– Нет. Это ненадолго. Ты можешь отложить этот ножик.
Цыганка медленно встала, не выпуская овощной нож.
– Пожалуйста, не серди меня, – сладким голосом произнесла Долли. Затем погладила Элис по голове, приподняла прядь волос, отрезала ее и бросила на пол.
Я ахнул:
– Не трогай ее!
– Каждый раз, как вы меня ослушаетесь, я буду отрезать от Элис еще немного. Долли провела ножом по кончику ее носа. – После волос, пожалуй, я займусь ее языком. – Она улыбнулась Цыганке. – Кстати, о языке. Ты, кажется, обрела свой, хотя мой пушистый маленький друг говорит, что только на время… пока ты ходишь в ее обуви, носишь ее одежду. Это… заслуживает внимания. – Она посмотрела на Цыганку, перевела взгляд на меня. – Вы только вдвоем? Куда подевался твой воришка-дружок?
– Сбежал, – сухо сказала Цыганка. – Решил спасти свою шкуру.
– Хм. Как любопытно. Интересно, как поступила бы с ним Элис в конце концов? – Долли склонила голову набок, изучая Цыганку, как птица, которая смотрит на жука. – И не думай, что я не заметила, что этот дурацкий маленький ножик все еще у тебя.
Цыганка положила нож в раковину и отошла оттуда.
– О чем ты говоришь? Как поступила бы Элис – о чем это?
– О Флейтисте. Она никак не могла решить, что с ним делать. – Долли сделала паузу. – Оставить его в живых или пусть умрет.
– Откуда ты знаешь? – спросил я.
– Из тетради, – ответила Долли. – Тем не менее теперь Элис не распоряжается сюжетом, благодаря моему маленькому другу.
– Да, твой пушистый маленький друг принес немало пользы, не так ли? – сказал я с горечью. – Ты с самого начала втерлась к нам в доверие, да, Табита? И передавала все ей. – Я вспомнил, как впервые увидел кошку. – Неудивительно, что я нашел тебя в комнате Элис. Теперь все понятно. Ты ведь уже тогда искала историю, так?
Кошка медленно моргнула.
– Не принимай это на свой счет, – произнесла она почти извиняющимся тоном. – У меня и выбора особо не было.
– Вы с самого начала знали все про историю Элис. Вы с Долли. Откуда?
Долли окинула глазами Цыганку и задержала взгляд на ее одежде.
– Изначально нет, – уточнила она. – А потом мне повезло. Очень повезло. Я имела удовольствие познакомиться с Элис. С этого момента все пошло наперекосяк. – Она хихикнула. – Как и сама Элис. Немножко.
Я уставился на нее в замешательстве:
– Ты встретила Элис? Когда? Как?