ее воле. Она отняла у тебя мать. Потом она отняла твой голос. Почему бы не забрать его обратно?
– Цыганка, не слушай ее! – взметнулся я.
Неосознанно Цыганка дотронулась до своего горла. До своих губ.
– Ты можешь это исправить. – Долли придвинулась ближе. – Можешь стать ею. Ты окажешь ей услугу. В конце концов, ты – лучшая ее версия. Версия, которой она хочет быть.
Долли положила нож поперек кровати, придерживая лезвие большим и указательным пальцами. Рукоятка словно указывала на Цыганку и находилась от нее на расстоянии вытянутой руки.
– Все, что тебе нужно сделать, это всего лишь убедиться, что она никогда не проснется…
Лезвие гипнотически сверкало. На его блестящей поверхности отражались почерневшие, обгрызенные пальцы Долли.
– Можешь убить ее? – прошептала Долли. – Хватит ли у тебя смелости взять свою судьбу в свои руки? У тебя хватит духа, Цыганка?
По щеке Цыганки скатилась слеза.
Долли ухмыльнулась:
– Нет, как я и думала. Ты слишком слаба.
– Нет, – проговорила Цыганка сквозь стиснутые зубы. – Я этого не сделаю. И не потому, что я слаба, – я какая угодно, но не слабая. Я сильнее тебя. Я прошла через многое, и это сделало меня той, кто я есть. Это ты на моем месте выбрала бы убийство Элис. Стать ей было бы проще простого. Но я не ты. И я не Элис. Я – Цыганка Веретено и всегда буду ей.
Пальцы Долли сомкнулись на лезвии ножа, ее глаза сузились. Красные капли сочились из ее сжатой руки, стекая на одеяло.
– О, не будь такой благородной, это скучно! – Она закатила глаза. – Я могла бы позавидовать тебе, Цыганка. Признаюсь, поначалу я и завидовала. Как не завидовать: ты ведь хорошая девочка, ты героиня и у тебя в конце все будет хорошо. У тебя даже имя как из сказки, а я старая добрая Дороти Граймс. Я всегда была плохой, и чем дальше, тем больше. Но знаешь что? Это лучше, чем быть размазней. В общем, ты, Цыганка, сиди сложа руки как хорошая девочка и жди, когда к тебе вернется твой голос. Дум-де-дум-де-дуу! – глумливо пропела она, и ее лицо снова изменилось. Теперь оно выражало неприкрытую злобу. – Больше я тебе не завидую, мне тебя жаль. Не будь ты такой размазней, ты бы уже поняла, что быть плохой гораздо веселее.
Она разжала ладонь с лезвием, теперь испачканным ее кровью, затем схватила нож за рукоятку и высоко занесла его. Красная капля сорвалась с его кончика и упала на сердце Элис.
– Нет! – закричал я. – Мы дали тебе то, что ты просила! Ты сказала, что не причинишь вреда Элис!
Рот Долли скривился в уродливой ухмылке:
– Я писатель. А это делает меня отменной лгуньей.
В ярости я бросился на нее, но грохнулся – забравшийся на лодку Флейтист в прыжке оттолкнул меня и всем весом придавил к полу, так что я не мог глотнуть воздуха.
– Держись от нее подальше, – выдохнул он, скатываясь с меня и вставая на ноги. – Она убьет тебя!
– О, прекратите этот шум, – захихикала Долли… и вонзила нож в сердце Элис.
Из моего рта вырвался дикий крик. Я не знал, что человек может так кричать. Я освободился из хватки Флейтиста и кинулся к Элис, оттолкнув Долли. Я прижал Элис к себе. Она не пошевелилась, не проснулась – совсем ничего. Ее лицо было умиротворенным, как если бы она ничего не почувствовала. Я кричал за нас двоих, кричал так, будто это мое сердце рассекли надвое. Я вцепился в нож, по рукоять вонзенный в грудь Элис, и выдернул его.
– Не трогай! – прохрипел Флейтист, но слишком поздно.
Я сморгнул слезы, сбитый с толку. Почему он так сказал? Ведь ясно же, что я не могу оставить нож в груди Элис… И тут я понял почему.
Темное пятно растеклось по платью цвета морской волны, расползаясь с каждым угасающим ударом сердца. Я сделал все еще хуже.
Я встал, нависая над Долли, ненависть к ней переполняла меня… и увидел, что с ней что-то происходит. Она откинулась назад, прижав одну руку к сердцу. Под пальцами расцветало темное влажное пятно. Отняв от него руку, она подняла ее – с пальцев капало что-то черное.
Не кровь. Чернила.
За моей спиной раздался стон. Я резко обернулся и закричал.
Флейтист и Цыганка лежали на полу, бок о бок, между ними растекалась черная лужа. Губы Цыганки безмолвно шевелились, одной рукой она держалась за Флейтиста. Другая рука трепетала на груди, теребя карман, странным образом отделяющийся от шерстяного кардигана Элис. Он отслаивался, как будто его аккуратно срезали, а на оборотной стороне виднелись слова, черные на белом – как на бумаге. Флейтист повернулся, его лицо было серым. Он положил руку на сердце Цыганки, словно пытался залатать рану. Раздался сухой, глухой звук, как будто рвали бумагу.
Флейтист закашлялся, разбрызгивая капли чернил. Разлетаясь в воздухе, они мельчайшим туманом оседали на лице Цыганки.
– Держись, Цыганочка, – прошептал он. – Ты так легко от меня не избавишься.
Они умирали.
– Нет! – выкрикнул я.
Должен был быть выход… История Элис не могла закончиться вот так. Элис не могла так закончить! Но, взглянув на белое, обескровленное лицо сестры, я понял, что теряю ее.
Я помчался на кухню, нашел овощной ножик, разрезал связывавшие Рамона веревки и принялся трясти.
– Очнитесь, – молил я. – Рамон, нам нужна помощь!
Проблеск сознания мелькнул в его глазах, попытка прийти в себя…
– Элис… – пробормотал он, стараясь подняться на колени, но снова рухнул без чувств.
Кинувшись назад, к Элис, я споткнулся о свой раскрытый рюкзак. Из него вылетело почти все, карты судьбы рассыпались по полу. Одна упала у моих ног: черная кошка.
Девять жизней.
Меня осенило: их все еще можно спасти. Я открыл рот, готовый произнести ответ на загадку… и замер, увидев, что Долли, задыхаясь, поднимается. Только тут я заметил, что Табита тоже едва шевелится, ее мокрая шерсть пропитана чернилами.
– Ты готова, Табби? – Долли скривилась, ее зубы окрасились черным. Она окинула взглядом Элис, затем Флейтиста и Цыганку. Но у нее – не как у них – на лице не отражались ни потрясение, ни безнадежность. Только торжество. – Сделай это сейчас. Спаси нас.
В одно мгновение я понял все.
– Ты знала, что это случится, – прошептал я. – Знала, убивая Элис, что никто из вас не останется в живых. Что вы существуете только до тех пор, пока есть Элис.
– Почти так, – Долли потянулась к кошке. – Я думала, что, возможно, вместе с ней умрет только один – тот, кто это сделает. Вот почему я пыталась убедить Цыганку прикончить ее, хотя я догадывалась… догадывалась, что это может… не сработать. – Она поморщилась и, помолчав, продолжила: – Но я приготовилась к этому и к тому, как спасти себя. Я победила, Цыганка.
Она повернулась к кошке:
– Чего ты ждешь?
Табита с жалким видом встала на лапы. Взгляд ее золотистых глаз, смотревших на меня, обжигал. Она склонила голову:
– Прости меня.
Судорога пронзила кошачье тельце, сотрясая конечности как электрический ток. Когда все затихло, показалось, что ей уже легче стоять, хотя было ясно, что она еще слаба. Она спасла себя, израсходовав жизнь. Теперь она посмотрела на Долли, и ее снова охватила судорога, на этот раз более сильная.
Долли медленно села и потрогала разрезанную ткань у себя на груди. На моих глазах все ее раны затягивались. Еще одна жизнь Табиты была потрачена зря.
– Хвост! – закричал я.
Глаза Долли расширились.
– Нет, – прошептала она в ужасе, – нет, ты не можешь…
– Ответ на загадку – хвост, – повторил я Табите. – А значит, теперь я твой новый хозяин.
– Остановись! – простонала Долли, но еще до того, как слово слетело с ее губ, кошка придвинулась ко мне. Долли снова дернулась к ножу, но была еще слишком слаба. Опередив ее, я схватил нож, взбежал по ступенькам и, размахнувшись, швырнул в воду.
– Ты надоедливый маленький мозгляк! – прошипела Долли. – Я убью вас всех голыми руками, как только восстановлю силы. – Изрыгая проклятия, она завалилась назад, на подушки.
– Табита! – крикнул я. – Спаси их! Спаси их всех: Элис, Цыганку и Флейтиста. Быстрее! Они почти исчезли!
Лодка сильно раскачивалась, и при каждом крене до моих ушей доносился странный звук. Не то чтобы скрип, а потрескивание. Как будто скручивают бумагу.
Что-то капнуло на меня сверху. Подняв глаза, я увидел, что крыша лодки стала всего лишь бумагой, с которой текли чернила. Я присел на корточки рядом с Цыганкой и Флейтистом и коснулся их лиц. Их кожа потрескивала под моими пальцами, белая, полупрозрачная, с черными полосами. Слова бежали под ней, просвечивая, как вены. Я отвернулся, не в силах смотреть. Сейчас они оба были более настоящими, чем когда-либо.
Я шагнул к Элис, едва не поскользнувшись на картах судьбы. История Элис, смешение образов, собранных воедино: веретено прялки, Крысолов с флейтой, черная кошка…
– Мидж? – голос был очень слабым и хриплым.
– Элис! – я погладил ее по голове.
Глаза Элис были открыты, она медленно моргала. Слезы текли по моим щекам, а я обнимал сестру и обнимал, и обнимал. Она поцеловала мое мокрое лицо, потом подняла руку, протерла заспанные глаза и попыталась сесть.
– Осторожнее, – сказал я. – Не торопись, двигайся медленнее.
Потрясенная, очень слабая, Элис подползла к Флейтисту и Цыганке. Они жались друг к другу, изнуренные, но с каждой минутой набирающиеся сил – жизнь возвращалась в них. За их спинами я увидел, как шевельнулся лежащий Рамон, его ноги дернулись. С тихим стоном он перекатился на четвереньки.
– Мидж, – сказала Элис. – Теперь ты хозяин Табиты. У нее осталась одна жизнь.
– Я знаю, – ответил я.
– Ты помнишь, чего она хочет? – спросила Элис.
Я кивнул:
– Она хочет снова стать человеком.
– Да. Сделай это, – сказала Элис.
– Табита, – позвал я кошку. – Используй свою последнюю жизнь, чтобы поменяться местами с Долли. Ты перейдешь в ее тело, а она будет в твоем.
– Что? Нет! – завопила Долли, ее стеклянные глаза оторопело выпучились.