После Петра конструкторы М. Данилов, М. Жуков и Н. Мартынов создали целое поколение гаубиц нового образца, лучшей из которых был так называемый «единорог». Он представлял собой нечто среднее между пушкой и гаубицей, он мог стрелять всеми видами снарядов – ядрами, картечью и разрывными бомбами, и сочетал легкость и маневренность гаубицы с мощью пушки. Развивалась идея артиллерийского боя, с использованием одних только пушек. Вскоре появилась возможность проверки этой идеи.
Когда началась Семилетняя война (1756–1763), русские войска встретились с сильным и искусным противником, пехота которого обладала преимуществом в подготовке и маневренности. Обычной тактикой Фридриха II был охват одного из флангов противника, и русской армии приходилось сражаться в самых неудобных позициях.
В решающем сражении при Кунерсдорфе Фридрих II охватил и смял левый фланг русских войск; затем пруссаки с трех сторон пошли в атаку на высоту Шпицберг, располагавшуюся между левым флагом и центром. Генерал Салтыков приказал перебросить на Шпицберг всю артиллерию. Вот как вспоминал об этом полковник Ратч: «Послали за артиллерией центра и правого фланга. Артиллеристы бросили свои тяжелые 12– и 6-фунтовые пушки и, надев на передки одни единороги, поспешили к левому флангу, построили там сильную батарею и исключительно единорогами остановили успехи неприятеля».
Все атаки прусской пехоты были отражены шквалом картечи; в конце концов, Фридрих II бросил в атаку свою знаменитую конницу – гусар генерала Зейдлица, и что же? Почти вся прусская конница полегла на склонах Шпицберга. «Весь артиллерийский корпус заслуживает, чтобы особливое я подал свидетельство, как ужасному действу орудий, так и искусству действовавших оными», – писал в донесении Салтыков. «Эти пушки – порождение дьявола, – говорил король Фридрих. – Я ничего так не боюсь, как русских пушек».
Битва при Кунерсдорфе стала звездным часом русской артиллерии. «Единороги» были сразу же взяты на вооружение австрийской армии, а немного позже и французской. Фридрих II еще до Кунерсдорфа распорядился во что бы то ни стало захватить несколько «единорогов» и скопировать их конструктивные особенности.
«Единорог» был фундаментальным открытием, породившим волну русских завоеваний. Правление Екатерины II стало временем великих побед русской армии. Россия сама оказалась в центре быстро расширявшегося «культурного круга» – в течение следующего полувека ее границы достигли Вислы и Дуная, а население страны увеличилось более чем вдвое. Блеск великих побед сделал Екатерину – Екатериной Великой, а ее правление – золотым веком русской истории.
Однако новое столетие принесло с собой новые фундаментальные открытия: на смену «единорогам» пришли крупповские стальные пушки, и после побед России начались победы Германии.
«В конечном счете победа принадлежит тому, кто совершает открытия и создает новое оружие, – такова технологическая интерпретация истории», – завершают свою статью С. А. Нефедов, В. В. Запарий и Б. В. Личман. И это совершенно верно. Государство, как система, синхронизирующая развитие всех внутренних структур страны, должно быть сильным, чтобы держаться на уровне внешнего вызова и чтобы самому кидать этот вызов, а силу ему дают наука и технологии. Освоение железоделания, изобретение колеса, появление стремян, успехи судостроения, совершенствование огнестрельного оружия – вот этапы истории. Кто сделал открытие и внедрил его в практику, тот и победитель. И наоборот: если истории известно, кто был победителем на фоне сделанного открытия, – можно предположить, что он и сделал открытие, обеспечившее победу.
В растительном и животном мире, и даже в неживой природе мы видим эту закономерность: эволюция происходит через преимущественное право сильного; де-эволюция и исчезновение – через преимущественное право слабого. И то же самое происходит в человеческих сообществах. Рабовладение и феодализм, капитализм и социализм – всего лишь формы, в рамках которых реализуется этот закон.
Разные люди (политэкономический очерк)
Первой формой классового государства на Земле считается рабовладение. Но отношения между людьми типа «хозяин – раб» существовали многие столетия, и отнюдь не только в «седой древности». Жан Боден приводит свидетельства о рабстве в Европе еще и в XIII веке. Те же европейцы практиковали рабство за пределами своего континента, при освоении колоний. В США рабство хотя бы юридически было ликвидировано лишь в результате Гражданской войны 1861–1865 годов. В Бразилии оно сохранялось до 1888 года.
Сегодня, пожалуй, не найдется ни одного исследователя, который не кинул бы своего камня в сторону рабства, как неоправданно жестокой практики организации хозяйства и государства.
Е. А. Разин, прежде чем перейти к истории войн рабовладельческого периода, цитирует Маркса:
«Правительства на Востоке всегда имели только три ведомства: финансовое (ограбление собственного населения), военное (грабеж внутри и в чужих странах) и ведомство общественных работ (забота о воспроизведении)».[4]
Затем Е. А. Разин отмечает, что в то время «преобладали несправедливые войны, которые велись за то, кому больше угнетать и грабить». Но были и «справедливые войны» отдельных стран и народов за свою свободу и независимость. Что ж, мы не вправе ожидать ни от Карла Маркса, ни от Е. А. Разина понимания законов эволюции. И уж тем более знания результатов, полученных этологами в результате изучения поведения животных. В конце концов, этология как наука сформировалась лишь в 1930-е годы.
Между тем результаты получены поразительные. Как оказалось, многие поступки людей вызваны всего лишь срабатыванием «животных» поведенческих программ, а вовсе не нашим высоким разумом.
Животным знакомы шесть форм присвоения:
– захват и удержание источника блага (дерева с плодами, источника воды и так далее);
– грабеж с использованием силы;
– взимание «дани», то есть отнятие добра у слабого, с одновременным подтверждением своего господствующего положения;
– тайное похищение (особенно развито у обезьян);
– попрошайничество;
– обмен, причем обычно жульнический (дать не то, захватить оба предмета и тому подобное).
Однажды ученые обнаружили, что обезьяны изредка раздают излишки своего добра другим, слабым обезьянам. Что это? Неужели благотворительность?! При более внимательном изучении оказалось, что делятся они тем, что из-за бродячего образа жизни не желают таскать сами. По мере же необходимости они проводят новую «приватизацию», отнимая отданное ранее и подтверждая тем самым свое более высокое положение в стае.
Был проведен такой эксперимент. Обезьян научили качать рычаг и за выполнение задания давали жетон. Опустив его в автомат, обезьяна могла «купить» еду, выставленную на витрине. Очень быстро все члены стаи самостоятельно поделились на три группы. Первая – «рабочие», которые своим трудом зарабатывали жетоны; некоторые их копили, а некоторые проедали сразу. Вторая – попрошайки; эти клянчили жетоны у тех, кто их имел. Наконец, третья группа, грабители, силой отнимали заработанное, выстраивая в сообществе пирамиды подчинения. Причем они сообразили, что выгоднее отнимать не уже купленную еду, а именно жетоны, потому что их можно прятать за щекой и тратить в удобное время. Тогда обе команды «рабочих», копивших жетоны и проедавших их, слились в одну команду проедающих. Копить перестали.
Можно ли было ждать от первобытных людей иного поведения? Ведь не ожидаем же мы от своих собственных детишек, что они сызмальства проявят себя как высоконравственные, цивилизованные и культурные существа. Всему свое время!
У человечества тоже было свое детство, ведь законы эволюции всеобщи. Когда в первобытных человеческих племенах появился избыточный продукт, немедленно нашлись желающие его изъять, забрать силой или получить добровольно. Началось выстраивание структур, или иерархических пирамид власти, отличающихся от тех, которые свойственны животным, только разнообразием форм и наличием множества уровней подчинения. Появились законы и люди, которые на законном основании могли не тратить время на непосредственную добычу питания, но быть сытыми, занимаясь ремеслом, искусствами, наукой, жречеством, войной и обслуживанием власти.
И без этого – не было бы эволюции общества.
Но, спрашивается, каков же механизм появления «властителей» разного уровня, тиранов и тиранчиков?… Оказывается, одна из основных поведенческих программ у животных, а равно и у человека – агрессивность. Это качество отвечает за выживаемость вида, ни больше, ни меньше. Слабых зайцев съедят волки; сильные (агрессивные) зайцы убегут и дадут более приспособленное потомство. А человеку агрессивность свойственна даже в большей степени, чем зверям. Но человек не животное, его агрессивность может уравновешиваться общественной нравственностью, которой животные не обладают. Причем нравственность прошла свой эволюционный путь, как подсистема культуры.
Агрессивность проявляется при общении как попытка особи (животного или человека) занять более высокое по отношению к другим положение, доминировать над ними. Такое «выяснение отношений» приводит к самоорганизации группы в иерархическую лестницу, иначе называемую пирамидой подчинения или пирамидой власти. Кто имеет хорошие внешние данные, кто сильнее и нахальнее, тот лезет вверх, чтобы подавлять слабых и робких. Он, конечно, стремится к лучшей жизни для себя; но так достигается ситуация, когда руководители группы сильны и нахальны, и это хорошо, иначе как бы справилась эта группа при столкновении с другой, враждебной группой?
Запомнив это все, отправимся в античную Грецию.
Считается, что десять тысяч лет назад на Земле жило 10 млн человек. К началу нашей эры их стало 200 млн, к 1650 году (условному началу промышленной революции) – 500 млн, к XIX веку – 1 млрд, в начале XX века – 2 млрд, в начале XXI века – более 6 млрд.