Бесс протягивает мне письмо, которое он привез, не говоря ни слова. Я узнаю руку Сесила, но накорябаны строчки так, словно он лишился рассудка. Сердце мое обрывается, когда я вижу, что адресовано оно мне, но поверх написано: «5 сентября 1571 года, в девять вечера. Срочно, как можно скорее. Скорее, скорее, Бога ради, ради самой жизни».
– Открывай! Открывай! Где ты был? – кричит на меня Бесс.
Я ломаю печать. Гонец на земле задыхается и просит воды. Никто к нему не подходит.
– Что там? – требует Бесс. – Это королева? Только не говори, что она умерла.
– Испанцы идут, – отвечаю я.
Я слышу, что голос мой сдавлен и холоден от страха.
– Сесил пишет, что испанцы собираются высадиться с шестью тысячами войска. Шесть тысяч. Шесть тысяч. Они идут ее освободить.
– Что нам делать? Ехать в Татбери?
Гонец поднимает голову.
– Смысла нет, – хрипло произносит он.
Бесс смотрит на меня пустыми глазами.
– Нам ехать на юг?
– Вы – доверенное лицо Сесила? – спрашиваю я гонца.
Он криво улыбается, словно говоря, что таких нет.
– Увозить ее слишком поздно. У меня приказ, – говорит он. – Я должен выяснить, что ей известно, и вернуться к милорду. Вы останетесь тут ждать вторжения. Убежать от них вы не успеете.
– Боже правый, – говорит Бесс. – Что нам делать, когда они придут?
Он ничего не отвечает, но я знаю ответ: «Убить ее».
– Королеве ничто не грозит? – спрашиваю я. – Нашей королеве, Елизавете?
– Когда уезжал, не грозило, – говорит он. – Но милорд послал стражу в Одли-Энд, чтобы ее сопроводили обратно в Лондон.
– Они собираются захватить королеву Елизавету, – коротко сообщаю я Бесс. – В письме так говорится. У них обширный план. Захватить королеву Англии, освободить королеву Шотландии, поднять народ на восстание. Испанцы пойдут через нас.
Я поворачиваюсь к гонцу.
– Лондон был наш, когда вы выехали?
Он кивает.
– Слава богу, мы опережаем их на несколько дней. Шпион королевы Шотландии, некий Ридольфи, разболтал об их планах английскому купцу в Мадриде. Благодарение Господу, тот понял, о чем речь, и послал весточку Сесилу так скоро, как мог отправиться его гонец. Сесил отправил меня к вам. Мы думаем, что испанцы высадятся через несколько дней. Армада вышла, испанские Нидерланды поставлены под ружье, и папа присылает средства, чтобы вооружить предателей и призвать к оружию английских папистов.
Я сверяюсь с письмом.
– Сесил пишет, что я должен допросить королеву и настоять на том, чтобы она рассказала мне все, что знает.
– Я должен быть с вами, – говорит он.
Он с трудом поднимается на ноги и отряхивает грязь со штанов.
Я ощетиниваюсь из-за подразумеваемого недоверия мне. Гонец прислоняется к входной двери, он слишком устал.
– Здесь речь о чем-то большем, чем гордость, – говорит он, видя, что я хочу отказать ему в доступе к королеве. – Я должен увидеть ее и обыскать комнату на предмет документов. Шотландская королева может знать, где высадятся испанцы. Нам нужно подготовить армию и встретить их. Речь о жизни и смерти Англии, а не о королеве.
– Я поговорю с ней, – я поворачиваюсь к Бесс. – Где она?
– Гуляет в саду, – отвечает она с мрачным лицом. – Я пошлю за ней служанку.
– Идем, – решает молодой человек, но ноги его не слушаются, когда он пытается сделать шаг.
– Вы на ногах не стоите! – восклицает Бесс.
Он хватается за луку седла и выпрямляется. Бросает на Бесс исполненный отчаяния взгляд.
– Я не могу отдыхать, – говорит он. – Не смею. Мне нужно услышать, что скажет нам королева, и вернуться к милорду. Если она знает, в каком порту высадятся испанцы, мы, возможно, сумеем даже перехватить армаду в море и отбить нападение. Если все шесть тысяч высадятся, у нас не будет ни единого шанса; но если мы удержим их в море…
– Тогда идемте, – говорю я. – Ступайте со мной.
Я подаю ему руку, и мы вдвоем – я слабый от подагры, он от усталости – хромаем в сторону сада.
Она стоит у ворот, словно девушка, ждущая возлюбленного.
– Я слышала колокол, – говорит она.
Лицо ее светится надеждой. Она переводит глаза с молодого человека на меня.
– Что случилось? Почему подняли тревогу?
– Ваше Величество, я должен задать вам несколько вопросов, и этот джентльмен…
– Сэр Питер Браун, – кланяется он ей.
– Этот джентльмен нас выслушает. Он прибыл от лорда Бёрли с очень тревожными вестями.
Она встречается со мной глазами, и взгляд у нее такой честный и правдивый, что я уверен, она ничего об этом не знает. Если испанцы высадятся, то без ее ведома. Если они придут за ней и заберут ее у меня, то без ее согласия. Она дала слово лорду Мортону и мне, что больше не будет затевать заговоров ни с кем. Она хочет вернуться в Шотландию по договору с Елизаветой, а не уничтожив Англию. Она дала слово, что заговоров больше не будет.
– Ваше Величество, – начинаю я со всем доверием, – вы должны рассказать сэру Питеру все, что вам известно.
Она слегка опускает голову, как цветок, отяжелевший от дождя.
– Но я ничего не знаю, – нежно отвечает она. – Я знаю, что меня отрезали от друзей и родных. Вы и сами знаете, что каждое письмо от них вы просматриваете, а я ни с кем не вижусь без вашего разрешения.
– Боюсь, вы знаете больше, чем я, – говорю я. – Боюсь, что вы знаете больше, чем рассказываете мне.
– Вы мне теперь не верите?
Ее темные глаза раскрываются, словно она поверить не может, что я предал нежные чувства к ней, словно она вообразить не может, что я обвиняю ее в нечестности, особенно при постороннем, да еще соратнике ее врага.
– Ваше Величество, я смею не доверять вам, – неуклюже говорю я. – Сэр Питер привез мне письмо от лорда Бёрли, мне дан приказ вас допросить. Вы замешаны в заговоре. Я должен спросить вас, что вам известно.
– Может быть, присядем? – спрашивает она отстраненно, как истинная королева, и, повернувшись к нам спиной, ведет нас в сад.
Под деревом там есть скамья, по обе стороны которой растут розы. Она расправляет юбки и садится, как девушка, собирающаяся говорить с поклонниками. Я беру табурет, на котором сидела ее придворная дама, а сэр Питер опускается на траву у ее ног.
– Спрашивайте, – разрешает она мне. – Прошу, спрашивайте о чем хотите. Я хочу очистить свое имя. Хочу, чтобы между нами все было в открытую.
– Вы даете мне слово, что скажете правду?
Лицо королевы Марии открыто, как у ребенка.
– Я никогда не лгала вам, Чюсбеи, – нежно произносит она. – Вы знаете, я всегда настаивала на том, чтобы мне разрешили писать личные письма друзьям и семье. Я признавала, что они вынуждены писать мне тайно, как и я – отвечать им. Но я никогда не участвовала в заговоре против королевы Англии и никогда не поощряла восстание ее подданных. Можете спросить меня о чем пожелаете. Моя совесть чиста.
– Вы знаете флорентийца по имени Роберто Ридольфи? – тихо спрашивает сэр Питер.
– Я слышала о нем, но никогда не встречалась с ним и не состояла в переписке.
– От кого вы о нем слышали?
– Я слышала, что он ссудил герцогу Норфолку деньги, – с готовностью отвечает она.
– Вы знаете, для чего были эти деньги?
– Для его личных нужд, полагаю, – отвечает она и поворачивается ко мне. – Милорд, вы знаете, я больше не получаю писем от герцога. Знаете, что он отказался от нашей помолвки и поклялся в верности королеве. Он разорвал нашу помолвку и покинул меня по приказу королевы.
Я киваю.
– Это правда, – тихо говорю я сэру Питеру.
– Вы не получали от него писем?
– Нет, с тех пор, как он взял назад свое обещание. Я не приму письма от него, даже если он напишет, раз он меня отверг, – гордо произносит она.
– А когда вы в последний раз получали вести от епископа Росского? – спрашивает сэр Питер.
Она хмурится, стараясь вспомнить.
– Лорд Чюсбеи, возможно, помнит. Его письма мне всегда доставлял лорд Чюсбеи.
Она поворачивается ко мне.
– Он писал, что благополучно вернулся в Лондон, погостив у нас в Чатсуорте, ведь так?
– Да, – подтверждаю я.
– После этого он вам не писал?
Она снова поворачивается ко мне.
– Не думаю. Писал? Нет.
Сэр Питер поднимается на ноги и упирается рукой в теплый камень стены, словно поддерживая себя.
– Вы получали письма от папы или от Филиппа Испанского, или от кого-либо из их слуг?
– Вы хотите знать, получала ли я их когда-либо? – слегка озадаченно спрашивает она.
– Я имею в виду этим летом, в прошедшие несколько месяцев.
Она качает головой.
– Ничего. Может быть, они писали мне и их письма затерялись? Я знаю, лорд Бёрли за мной следит и ворует мои письма, так что скажите ему, что это нехорошо.
Сэр Питер кланяется ей.
– Благодарю, что удостоили беседой, Ваше Величество. Теперь я вас оставлю.
– У меня есть вопрос, – говорит она ему.
– Да?
– Я пленница, но это не обеспечит мне безопасности. Я встревожилась, когда услышала колокол, и ваши вопросы меня не успокоили. Прошу, сэр Питер, скажите мне, что происходит? Прошу, уверьте, что с моей кузиной королевой все в порядке.
– Вы думаете, ей может грозить опасность?
Она опускает глаза, словно этот вопрос ее смущает.
– Я знаю, многие не согласны с ее правлением, – говорит она, стыдясь. – Боюсь, есть те, кто плетет против нее заговоры. Могут найтись и такие, кто прикроется моим именем. Но это не означает, что я к ним примкнула. Я желаю ей только добра, как всегда желала. Я в ее стране, в ее власти, я заточена ею, потому что поверила любви, которую она мне пообещала. Она уклонилась от любви, она уклонилась от связи, которая должна скреплять королев. Но пусть так, я никогда не желала ей ничего, кроме доброго здоровья, безопасности и удачи.
– Ее Величество счастлива подобной дружбой, – отвечает сэр Питер, и я гадаю, не в насмешку ли он это говорит.
Я бросаю на него быстрый взгляд, но ничего не могу понять. У них с королевой одинаково безмятежные лица. Я не могу сказать, что они по-настоящему думают.