Пенал. Стыд
Однажды, в классе первом или втором, я решила, что у меня украли пенал. Я не смогла его найти после урока, и тогда, сразу подумав о худшем, подошла к учительнице и сказала, что пенала нет, наверное, его кто-то взял. Мама часто говорила мне, что другие дети могут забрать мои вещи и надо всегда быть настороже, поэтому, если что-то пропадало, – я сразу думала на этих самых других детей. Я вообще от них хорошего не ждала. Учительница задержала весь класс и попросила всех посмотреть у себя, нет ли у кого моего пенала. Никто не признавался. Но учительница сказала, что не отпустит нас, пока пенал не найдётся. Так прошли минут пятнадцать, после чего учительница попросила меня ещё раз проверить мой ранец. Я проверила – и там оказался пенал. Всех отпустили домой. Ни учительница, ни дети ничего мне не сказали, но всё было и так понятно. Мне было невероятно стыдно.
Таинственные плевки
В первом классе и у меня, и у моих подруг весь чёрный фартук от школьной формы (она тогда как раз существовала последний год) был в засохших плевках. Происхождение этих плевков было неизвестно. Мы возвращались домой, все оплёванные, и не знали, кто нас оплевал. Плевков вокруг было много, плевались мальчишки со всех сторон, но вроде никто не целил специально в нас. Просто плевки летели отовсюду, как дождь, и какие-то оседали на наших фартуках. Моя бабушка не верила мне и считала, что кто-то специально меня оплёвывает. Она постоянно хотела положить мне в сумку какую-то дубинку, которую я должна была показать обидчику, когда он начнёт плеваться. Я отказывалась, понимая, что показывать некому. Какое-то время плевки так и продолжали появляться, а потом перестали. Может быть, их притягивала советская школьная форма, а как только её отменили – и плевки закончились. Есть много вещей на свете, про которые вовсе не нужно понимать, откуда они берутся, а надо просто ждать, когда они прекратятся.
Я вижу твои сны
Одно время я интересовалась эзотерической группой хакеров сновидений и общалась с поколением их младших последователей. У нас был практикум, в ходе которого мы должны были добиться совместных осознанных сновидений. Я практиковала вместе с девушкой по имени Арфа. Она приезжала ко мне домой, и мы подолгу настраивались друг на друга: сидели в полутёмной комнате и рассказывали друг другу разные важные истории о себе, наблюдая при этом едва различимые наплывы разных цветов в полутьме на наши тела. Совместных осознанных снов никто из проходящих практикум так и не добился. Однако у нас с Арфой произошло одно интересное явление. Как-то раз, когда я гуляла, Арфа позвонила мне и сказала, что собирается лечь спать и попробовать посновидеть. После этого я зашла в книжный магазин и моё внимание привлекла книга, на обложке которой большими буквами было написано «ИБИ». Я подошла полистать эту книгу, и оказалось, что это как раз книга на тематику, близкую к хакерам сновидений, кажется, даже в той же книжной серии, где выходили книги про них, – вероятно, поэтому я и обратила на неё внимание. Я прочитала в аннотации, что ИБИ – это институт биохимических исследований, где якобы проводились какие-то экстрасенсорные опыты. Полистав книгу, я пошла домой, и мне снова позвонила Арфа. Она сказала, что ей удалось заснуть, и у неё было осознанное сновидение, в котором она вышла на кухню, и на кухне на стене большими буками было написано «ИБИ». «Ты не знаешь, что это может значить?» – спросила меня Арфа.
В байкерском клубе
Лет в двадцать я любила тусоваться в байкерском клубе. Байкеры катали меня на мотоциклах по ночному городу, мы пили пиво, танцевали под хорошую рок-музыку, и так продолжалось, пока я на пьяную голову не пообещала одному байкеру выйти за него замуж. Он запомнил и стал требовать выполнения обещания. Пришлось перестать туда ходить.
Подстава с ударением
Я очень много прогуливала, но экзамены всегда сдавала на пятёрки. Первую в жизни четвёрку на экзамене я получила, сдавая античную философию и отвечая билет про Плотина. Я всё рассказала очень хорошо, но было одно «но». Поскольку я прогуляла лекции и готовилась к экзамену по книгам, я не знала, как произносится имя Плотина, и говорила «Пло́тин». Тем самым я сразу себя выдала. «Пло́тин? Ну-ну», – сказал наш замечательный преподаватель по античной философии, Царствие ему небесное, и впаял мне четвёрку.
Открытия
Мы с моим первым мужем Денисом очень многое открывали друг для друга. Так, Денис рассказал мне, что на планете Уран нет урана, а на планете Плутон – плутония. А я рассказала ему, что изюм делают из винограда.
Под наблюдением
Однажды на вечеринке, где я случайно оказалась, ближе к концу одна девушка мне сказала: «Всё, я ухожу спать, рада была знакомству. Правда, мы с вами так и не пообщались, но я внимательно за вами наблюдала. Спасибо за этот бесценный опыт».
Синюшные бабы поцапались
Наши соседи по даче на тот момент уже давно перестали приезжать, и вот как-то раз на майские праздники приехал, видимо, их выросший мальчик Дима со своей бабой. И эта баба очень громко включила музыку и стала танцевать. Дедушка пошёл и сделал ей замечание из-за музыки, которая орала на все участки, а она в ответ его обругала. А дедушка у меня – это святое. И тогда я пошла к ней, чтобы бить ей морду. Пошла в своём обычном дачном виде – в ватнике, с длинными растрёпанными тёмными волосами. Бить я её не била, просто наехала на неё, что она дедушке нагрубила, а она в ответ истошно орала на меня на все участки и назвала меня «синюшной бабой» и «черномазой шлюхой». Мама после этого повела меня в парикмахерскую, чтобы мне сделали приличную причёску. А соседи эти больше не приезжали, и я в сентябре вошла к ним на участок – как весной была – в ватнике и с грязными спутанными волосами, собрала урожай сливы и тут же съела. Всё равно добро пропадало.
Имечко
Однажды мне приснилась женщина. Её звали Адегдуазельбдых.
Сжигая свой архив
Когда мне было тринадцать, за плечами у меня уже были стопки написанных стихов, романов и интимных дневников. И вот я наконец поняла, что бо́льшую часть из этого лучше уничтожить как можно скорей, пока никто не нашёл и не прочитал, да и слишком уж много всего накопилось. Тогда я заперла дверь в комнату, сложила все эти бумаги на предварительно расчищенный стол, подложив клеёнку, и развела костёр прямо на столе. Костёр горел весело и ярко. Потом я вышла из комнаты и увидела перепуганных бабушку с дедушкой, которые, как оказалось, в это время бегали по этажам – искали, где пожар.
Ну и вопрос
Однажды лечащий меня психиатр подозрительно посмотрел на меня и спросил: «А вам не кажется, что весь строй идёт не в ногу, а вы одна идёте как надо?» В ответ я улыбнулась улыбкой глубокого, безнадёжного идиота.
Вот так
Однажды летним вечером на даче моя религиозная подруга вдруг сказала мне: «Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец». Мы молча продолжили пить.
Плохие новости
В 2009 году прекрасным летним утром мы с Денисом проснулись на даче под Красноярском, телевизора у нас не было, но нам позвонили и сказали, что произошла авария на Саяно-Шушенской ГЭС, что это крупнейшая техногенная катастрофа XXI века, трещина в плотине, всю Хакасию и Абакан эвакуируют, а в Красноярске объявлено чрезвычайное положение. Скоро придёт огромная волна и всех смоет. Потом выяснилось, что всё не совсем так страшно, но утро, мягко говоря, было испорчено.
Ну и вопрос-2
Однажды, много лет назад, лечащий меня психиатр заботливо спросил: «Ну и почему мы живём без нейролептиков?» Что тут скажешь. Не живём мы без них. Уже десять лет не живём. И не предвидится без них жить. Не может к нам больше быть таких вопросов. У кого-нибудь другого спросите. А у нас этот вопрос, похоже, окончательно снят.
Одно из двух
Однажды ветер донёс до меня таинственный обрывок чужой речи: «…что-то вы развеселились, улыбаетесь: или вас послали, или вас кто-то любит».
Торможение
Однажды мама очень осторожно завела со мной разговор о, видимо, давно наболевшем:
– Аллочка, боюсь тебя спрашивать…
– А что такое?
– Мы с дедушкой уже давно обеспокоены… В общем, когда с тобой говоришь по телефону, когда о чём-то тебя спрашиваешь, перед тем как ты ответишь, всегда долгая пауза, секунд десять. Почему это? До тебя что – сразу не доходит?
…
Красноярск
Когда мы жили с Денисом, я каждое лето ездила к нему на родину в Красноярск. Я очень полюбила этот город. Мы жили попеременно в Зелёной роще в Советском районе и на даче в Солонцах. Гуляли по степным холмам, ходили на Чёрную сопку, на Столбы, в Роев ручей. Я помню солнечную мельницу – Хуун-Хуур-Ту – над нашими головами, тыквенное поле, подсолнухи. И над нами парила сова. Когда я была в Красноярске последний раз, мы с Денисом ещё не решили окончательно, расстанемся или нет, и он мне сказал: «Вот, Кошь, может, ты последний раз в Красноярске, а может, и нет». Столько самых счастливых дней в моей жизни прошло в этом городе. И действительно, с тех пор больше там не бывала.
Под столом
В детстве на больших семейных праздниках я любила ползать под столом и хватать гостей за ноги. Но и когда выросла – если мне по- настоящему хорошо и уютно на празднике, в какой-то момент от переполняющего меня счастья я залезаю под стол и начинаю щипать гостей за ноги. Увы, это случается редко, очень редко. Кажется, последние разы это было на восьмидесятилетии дедушки, восьмидесятилетии бабушки… На восьмидесятипятилетии дедушки я уже не залезала под стол – дедушка праздновал, уже умирая от тяжёлой болезни, было не до весёлых шалостей. Бабушка до своего восьмидесятипятилетия не дожила. И с тех пор нет таких праздников, где я была бы настолько родная, настолько своя, что могла бы позволить себе залезть под стол и щипать всех за ноги, – снова стать счастливым ребёнком в окружении любящих взрослых. Где эти люди, с которыми можно будет – так? Какой страшный холод – когда так больше нельзя, до самой смерти.