Что касается дальнейшего, я не могла поступить иначе. Я была обязана защитить то, что принадлежит мне.
Сэйди
Позже, той же ночью, я просыпаюсь. Медленно прихожу в себя и обнаруживаю Уилла в зачехленном кресле в углу комнаты. В сумраке с трудом различаю фигуру — черный контур силуэта и слабое свечение белков глаз. Он сидит, наблюдая за мной. Некоторое время я лежу, еще слишком сонная и растерянная, чтобы спросить, чем это он занят, и предложить ему вернуться в постель. Растягиваюсь на кровати, перекатываюсь на другой бок, увлекая за собой одеяло, и поворачиваюсь спиной к сидящему в кресле Уиллу.
Он сам вернется, когда сочтет нужным.
Сворачиваюсь в позу эмбриона: подтягиваю колени и прижимаю к животу. И задеваю что-то на кровати. Сначала мне кажется, что это плотная подушка Уилла с пенным наполнителем, но вскоре я ощущаю выпуклость позвонков и лопатки. Муж лежит рядом со мной. Без рубашки. Его кожа липкая и теплая на ощупь. Волосы откинуты набок и спадают на шею и на матрас.
Уилл со мной в постели, а не в углу в кресле.
В комнате есть кто-то еще.
И этот кто-то наблюдает за нами — спящими.
Резко сажусь и вглядываюсь в темноту. В горле комок.
— Кто здесь? — пытаюсь спросить я, но удается выдавить только «ах».
Тянусь к прикроватному столику, чтобы повернуть выключатель лампы. Но, прежде чем я успеваю это сделать, до меня доносится тихий размеренный голос. Ее слова тщательно взвешены:
— На твоем месте я бы этого не делала.
Имоджен встает с кресла, подходит и осторожно присаживается на край кровати.
— Что ты здесь делаешь? Тебе что-то нужно? — Стараюсь не выказать тревогу, но притворяться не так-то просто — я в панике. Мне следует почувствовать облегчение, что это Имоджен, а не кто-то чужой, но я не чувствую. Ей нечего делать поздно ночью в моей спальне.
Я уставилась на девушку, пытаясь понять, почему она здесь. Ищу взглядом какое-нибудь оружие… хотя мне тошно от одной мысли, что Имоджен могла прокрасться в нашу спальню, чтобы причинить вред.
— Что-то не так? Хочешь о чем-то поговорить?
Уилл даже не шелохнулся. Спит крепко, как и всегда.
— Ты не имела права, — шипит Имоджен, тихо закипая, — залезать в мою комнату.
Сердце сжимается в груди. Первое, что приходит мне в голову, — соврать.
— Я не заходила к тебе. — Теперь мне стоит вести себя как можно тише. Не хочется, чтобы Уилл знал, куда я ходила. Что вместо того, чтобы принимать ванну, я обшаривала ящики и карманы его племянницы. Уилл назвал бы это вторжением в личную жизнь. Он не одобрит подобный обыск.
— Врунья, — цедит Имоджен сквозь зубы.
— Да нет же! Честное слово, я не заходила к тебе.
Ее следующая фраза — как удар под дых.
— Тогда что там забыло твое вино?
Мое лицо вытягивается. Да, меня поймали на горячем. В памяти всплывает четкая картинка: я ставлю бокал на стол, чтобы без помех обыскать комнату. А потом, убегая второпях, забываю его на столе. Как можно было сделать такую глупость?
— Ой…
Я пытаюсь придумать оправдание, но ничего убедительного не приходит на ум, и я молчу. Никогда не умела хорошо врать.
— Если ты когда-нибудь… — начинает Имоджен. И резко замолкает, оставляя меня теряться в догадках.
Встает с кровати. Теперь она выглядит еще выше, что дает ей преимущество. Она возвышается надо мной, и у меня перехватывает дыхание. Имоджен не слишком крупная девушка; наоборот, худенькая. Но высокая — видимо, гены по отцу: Элис была миниатюрной. Теперь Имоджен совсем близко. Она никогда раньше не казалась такой высоченной. Наклоняется и выдыхает мне в ухо:
— Держись подальше от моей комнаты. — И слегка толкает меня локтем для пущей убедительности.
А потом исчезает. Выходит из спальни, бесшумно скользя по деревянному полу. Значит, и вошла она так же бесшумно.
Я лежу, взволнованная, не в силах заснуть, внимательно прислушиваясь, не вернется ли она.
Не знаю, сколько это продолжается, но в конце концов я уступаю дреме и снова погружаюсь в сон.
Сэйди
Во время обеденного перерыва я выхожу из клиники. Стараюсь незаметно прокрасться за дверь, пока никто не видит, но Джойс все равно замечает:
— Опять уходишь?
Судя по тону, она совсем не одобряет меня.
— Только быстренько перекушу, — зачем-то вру я, хотя лучше было бы сказать правду.
— И когда нам ждать твоего возвращения?
— В течение часа.
Джойс хмыкает.
— Часа? Поверю, когда увижу своими глазами.
Несправедливый намек на то, что в обед я отсутствую дольше положенного. Но спорить нет смысла. Я ухожу. На душе по-прежнему тревожно из-за вчерашнего появления Имоджен в спальне. Видимо, она поняла, что я побывала в комнате, как только увидела бокал вина. Она могла бы поговорить со мной сразу. Но вместо этого дождалась, пока я буду сонная. Ей хотелось напугать меня. Она сделала это нарочно.
Имоджен не какое-то наивное дитя. Она достаточно хитра.
Нахожу свою машину на стоянке, сажусь и трогаюсь с места. Я пыталась отговорить себя от панихиды. Сначала мне казалось, что ехать туда незачем, если не считать желания увидеть Джеффри Бейнса. Мы уже не первый день на острове, а я так и не рассмотрела этого человека как следует. Никак не могу отделаться от мысли, что он убил жену. Ради своей безопасности и безопасности моих родных мне нужно знать, кто он такой. Мне нужно знать, кто мои соседи. Мне нужно знать, можем ли мы чувствовать себя спокойно, когда через дорогу от нас живет такой человек.
Методистская церковь — белое здание с высоким шпилем. По четыре неброских витража с каждой стороны. Типичная провинциальная церквушка. Украшенные красными бантами вечнозеленые венки свисают с гвоздиков на двойных дверях. Прелестная картина. Небольшая стоянка забита машинами. Паркуюсь на улице и захожу в церковь вслед за остальными.
Панихида проходит в зале для встреч[19]. Там расставлены штук десять-пятнадцать круглых столов, покрытых белыми скатертями. Ближе к входу — банкетный стол, на нем — блюда с пирожными.
Я пришла не просто так. У меня такое же право быть здесь, как и у всех, что бы там ни говорил Уилл. Когда я вхожу, незнакомая женщина тянется ко мне для рукопожатия и благодарит, что я пришла. В руке у нее скомканный носовой платок. Она плакала. Женщина представляется матерью Морган и спрашивает, кто я.
— Сэйди, — отвечаю я, — соседка. — И почтительно добавляю: — Я так сожалею о вашей утрате…
Женщина старше меня лет на двадцать-тридцать. У нее седые волосы, морщинистая кожа. Черное платье чуть выше колен. Ее ладонь холодна. Когда она пожимает мне руку, я ощущаю зажатый между нашими ладонями платок.
— Очень мило с вашей стороны приехать, — говорит она. — Я так рада слышать, что у моей Морган были подруги…
Я бледнею. Разумеется, мы не были никакими подругами, но скорбящей матери это знать необязательно.
— Она была такой милой, — не нахожу я ответить ничего лучшего.
Джеффри Бейнс стоит позади футах в пяти, беседуя с пожилой парой. Если честно, он выглядит скучающим. Ни капли горя, которое открыто демонстрирует мать Морган. Да, понятно, что плакать — это не по-мужски. Но горе может проявляться по-разному, не только слезами. Гнев, неверие в случившееся… Однако я не замечаю у Джеффри ничего подобного: он похлопывает старика по спине и смеется.
Раньше я никогда не оказывалась так близко и не могла разглядеть его как следует. Джеффри — лощеный, высокий, изысканный, с зачесанной вверх и откинутой назад копной темных волос. Смуглолицый, глаза скрыты за очками в толстой оправе. Черный костюм, явно сшитый на заказ. Довольно красивый мужчина.
Пожилая пара отходит. Я еще раз заверяю мать Морган, как мне жаль, и перехожу к Джеффри. Он крепко сжимает мою ладонь. Его рука теплая.
— Джеффри Бейнс, — представляется он, выдержав мой пристальный взгляд.
Я представляюсь и рассказываю, что наша семья живет совсем рядом — через дорогу от него.
— Конечно, припоминаю вас, — отвечает он. Но сомневаюсь, что Бейнс хоть раз обращал внимание, что происходит на другой стороне улицы. Он производит впечатление одного из тех толковых бизнесменов, которые знают, как обхаживать клиентов, и владеют тонким искусством пудрить людям мозги. С виду просто очаровашка. Но под этой маской кроется нечто невидимое мне.
— Морган пришла в восторг, что на нашей улице появилась «свежая кровь». Она бы обрадовалась, что вы здесь, Сэнди.
— Сэйди, — поправляю я.
— Да, точно, Сэйди, — повторяет Джеффри и подсмеивается над собой, как бы извиняясь. — У меня всегда была плохая память на имена.
Он выпускает мою ладонь. Я тут же убираю ее и скрещиваю руки на груди.
— Да, такое часто бывает. Наверное, сейчас вам очень тяжело… — Я решила не говорить стандартное «соболезную вашей утрате» — банальность, которую сегодня повторяли слишком много раз. — Должно быть, ваша дочь вне себя от горя.
Пытаюсь выразить свое сочувствие языком жестов — склоняю голову, хмурю брови.
— Не представляю, каково ей сейчас, — добавляю я.
Однако Джеффри выдает неожиданный ответ:
— Увы, они с Морган никогда не были близки. Видимо, последствия развода, — добавляет он небрежно, не подчеркивая тот факт, что его дочь и жена не ладили. — Никакая другая женщина никогда не заменит мать.
— А… — даже и не знаю, что ответить. Если б мы с Уиллом когда-нибудь развелись и он женился бы снова, то, хочется надеяться, мальчики любили бы меня больше, чем мачеху.
Но Морган убили. Она погибла, и маленькая девочка нашла ее тело. Такая беззаботность Джеффри меня удивляет.
— Она здесь? — спрашиваю я. — Ваша дочь.
Бейнс отвечает, что нет. Сейчас она в школе. Странно, что девочка на уроках, пока оплакивают ее мачеху.
Я не могу скрыть удивления.
— В этом году она болела, — объясняет Джеффри. — Попала в больницу с пневмонией, ей ставили антибиотики. Ни я, ни ее мать не хотели бы, чтобы она и дальше пропускала школу.