Другие животные защищались маскировкой: сливались с окружающей средой прямо на глазах у Мышки. Коричневые белки на коричневых деревьях, белые кролики на белом снегу… Девочка попыталась скопировать и это: надела футболку в красно-розовую полоску, легла на красный полосатый коврик и убедила себя, что теперь она невидимка: если кто-то войдет в комнату, то наступит прямо на нее, потому что не заметит.
Третьи животные прикидывались мертвыми или давали отпор. Четвертые выходили только ночью, чтобы их не заметили. Их Мышка ни разу не видела, потому что в это время спала, но наутро находила их следы на снегу или на земле. Значит, они были здесь.
Мышка пыталась повторить и это — вести ночной образ жизни.
Выбрав время, когда ее отец и Фальшивая Мама должны были крепко спать, девочка вышла из своей комнаты и на цыпочках обошла дом. Отец и Фальшивая Мама спали в отцовской комнате на первом этаже. Мышке не нравилось, что Фальшивая Мама ночевала там: это кровать отца, а не чья-то еще. Мышка считала, что Фальшивой Маме нужно завести свою кровать, свою спальню и свой дом.
Но в ту ночь, когда Мышка попробовала перейти на ночной образ жизни, Фальшивая Мама не спала в кровати отца. Теперь Мышка знала, что Фальшивая Мама не всегда спит и, бывает, тоже ведет ночной образ жизни. Потому что иногда она стояла на кухне, не зажигая свет, и говорила сама с собой. Фальшивая Мама ни разу не сказала ничего осмысленного — просто болтала всякую чепуху. Обнаружив, что Фальшивая Мама бодрствует, Мышка молча и бесшумно развернулась, прошла на цыпочках тем же путем к себе в комнату и заснула.
Из всех животных Мышке больше всего нравились птицы: их так много и они такие разные! Еще ей нравилось, что почти все они ладят между собой, кроме ястреба, который пытался съесть остальных, а это нехорошо.
Хотя Мышка понимала, что люди ведут себя примерно так же: большинство ладят между собой, а немногочисленные исключения пытаются причинить другим боль.
Девочка пришла к выводу, что ей не нравится ястреб: он безжалостный, скрытный и коварный. Ему все равно, кого есть, — даже птицу с птенцами. Птенчики — особое лакомство: ведь они такие беззащитные… Легкая добыча. И у ястреба острое зрение. Он следит за тобой, даже когда ты ни о чем не подозреваешь. Как будто у него глаза на затылке.
Со временем Мышка стала думать, что Фальшивая Мама чем-то напоминает ястреба. Потому что она все сильнее приставала к девочке, когда отец уезжал в свой второй офис или говорил по телефону за закрытой дверью. Фальшивая Мама знала, что Мышка похожа на птенчиков, беззащитных по сравнению с птицами-родителями. Правда, Фальшивая Мама, в отличие от ястребов, не пыталась съесть Мышку, а действовала тоньше. Задевала девочку локтем, проходя мимо. Забирала последнее печенье «Салерно» с ее тарелки. При каждом удобном случае упоминала, как сильно ненавидит мышей — грязных мелких грызунов.
До появления Фальшивой Мамы Мышка много времени проводила с отцом. Он научил ее ловить бейсбольный мяч, бросать кёрвбол, делать слайд на вторую базу[39]. Они вместе смотрели старые черно-белые фильмы. Играли в «Монополию», карты и шахматы. Даже придумали собственную игру без названия — просто в один дождливый день к ним пришла идея: они вставали в гостиной и бегали по кругу, пока не начинала кружиться голова. А потом нужно было застыть на месте, в какой бы дурацкой позе ты ни оказался. Кто первый пошевелился, тот и проиграл. Обычно проигрывал отец, потому что нарочно поддавался — как и в «Монополии», и в шахматах.
А еще они любили походы. В хорошую погоду грузили все необходимое на заднее сиденье отцовской машины и уезжали в лес. Там девочка помогала ставить палатку и собирать хворост для костра. Они жарили на огне маршмеллоу[40]. Больше всего Мышке нравилось, когда зефирки становились хрустящими и коричневыми снаружи, оставаясь мягкими и белыми внутри.
А вот Фальшивой Маме все это не нравилось, потому что Мышка с отцом отправлялись в поход с ночевкой. Фальшивой Маме не хотелось оставаться в одиночестве. Ей хотелось, чтобы отец Мышки был рядом. Когда она видела их в гараже, пакующими палатку и спальные мешки, то прижималась к отцу так, что Мышке становилось не по себе. Клала ладонь ему на грудь и утыкалась носом в шею, будто нюхая ее. Обнимала, целовала и жаловалась, как ей одиноко и страшно по ночам, когда дома никого нет.
Тогда отец убирал палатку и обещал Мышке «сходить в другой раз». Но Мышка была умной девочкой. Она понимала, что «другой раз» означает «никогда».
Сэйди
Захожу в кабинет и вижу офицера Берга. В ожидании меня он, в отличие от других пациентов, не сидит на кушетке, а расхаживает по комнате и трогает все подряд. Снимает крышки с баночек, наступает на педаль металлической мусорной корзины.
У меня на глазах он берет резиновые перчатки.
— Вы же знаете, что перчатки выдаются не просто так? — спрашиваю я.
Берг сует их обратно в коробку.
— Извините. Вы застали меня на месте преступления.
И объясняет, что его внук просто обожает делать из таких воздушные шары.
— Плохо себя чувствуете, офицер? — интересуюсь я, закрывая за собой дверь и начиная поиск его медицинской карточки. Но пластиковая коробка, в которую обычно кладут карточки пациентов, пуста. Я быстро понимаю, что офицер Берг в добром здравии и пришел не лечиться, а поговорить.
Это не медосмотр, а допрос.
— Я рассчитывал продолжить нашу беседу.
Сегодня у него еще более усталый вид, чем в прошлый раз. Кожа обветренная, красная. Подозреваю, он проводит очень много времени на воздухе, следя за прибывающим и убывающим паромом. В последние дни полицейских на острове больше обычного. Следователи с материка пытаются наступать Бергу на пятки. Интересно, что он об этом думает. В последний раз убийство на острове произошло в 1985 году — кровавое, жуткое и до сих пор нераскрытое. Преступления против собственности здесь бывают часто, а вот против личности — редко. Офицеру Бергу не хочется, чтобы расследование завершилось очередным нераскрытым делом. Ему надо повесить на кого-нибудь это убийство.
— Какую беседу? — уточняю я, присаживаясь на крутящийся стул. И тут же жалею об этом: теперь полицейский возвышается надо мной на добрых два фута. Мне приходится смотреть на него снизу вверх, как ребенку.
— Ту, которую мы начали на днях в вашей машине.
Впервые за несколько дней я чувствую проблеск надежды. Теперь у меня в телефоне есть доказательства, что в тот день, вопреки заявлениям мистера Нильссона, я не ссорилась с Морган Бейнс. В тот день я находилась здесь, в клинике.
— Я уже говорила, что не знакома с Морган. Мы никогда не общались. Возможно, мистер Нильссон обознался? Он уже в годах, — напоминаю я.
— Конечно, и такое возможно, доктор Фоуст… — начинает Берг, но я перебиваю. Меня не интересуют его теории, потому что у меня есть доказательства.
— Вы сказали, что ссора между Морган и мной якобы произошла первого декабря. В пятницу.
Достаю из кармана халата телефон, открываю приложение «фотографии», листаю и нахожу нужную.
— Видите ли, первого декабря я находилась в клинике. Работала здесь весь день. Значит, я не могла ссориться с Морган, потому что нельзя быть в двух местах одновременно, не так ли?
Мои слова звучат самодовольно. Что ж, имею право.
Протягиваю телефон, чтобы полицейский убедился сам. Увидел снимок календаря с маркерной доской с квадратиком, куда Эмма вписала мое имя. Девятичасовая рабочая смена в пятницу, первого декабря.
Офицер Берг рассматривает фотографию и после секундного колебания смиряется с правдой. Кивает, сдаваясь. Отодвигается на самый край кушетки, не сводя глаз со снимка, и потирает глубокие морщины на лбу. Уголки его рта мрачно опускаются.
Я пожалела бы его, не пытайся он повесить на меня убийство Морган.
— Вы, конечно, уже проверили ее мужа и его бывшую жену?
Только после этого вопроса офицер поднимает глаза.
— Почему вы вдруг сказали о них? — То ли он искусный притворщик, то ли всерьез не рассматривал версию, что Джеффри Бейнс мог убить жену. Даже не знаю, что пугает сильнее.
— Просто мне кажется, что логично начать с рассмотрения этих кандидатур. Ведь в наше время женщины погибают в основном от домашнего насилия, не так ли, офицер?
— Больше половины женщин погибли от руки своего партнера, если вы об этом, — подтверждает полицейский.
— Вот именно. Разве этого мало, чтобы допросить мужа Морган?
— У мистера Бейнса алиби. Как вы знаете, во время убийства он находился за границей. Есть доказательства, доктор Фоуст. Видеозапись с мистером Бейнсом в Токио. Его имя в списке пассажиров авиарейса, который вылетел на следующий день после преступления. И в списке гостей отеля.
— Убийство необязательно совершать самому, — замечаю я, но Берг не заглатывает наживку. И отвечает, что в случаях домашнего насилия мужчины, как правило, действуют кулаками, а женщины первыми берутся за оружие.
Я молчу. Тогда он продолжает:
— Разве вы не знаете, доктор? Женщины не всегда жертвы, они могут быть и преступницами. Хотя обычно мужчин клеймят ярлыком «истязатель жены», случается и наоборот. Последние исследования показывают, что более чем в половине случаев женщины первыми прибегают к насилию в нездоровых отношениях. А основная причина убийств в Соединенных Штатах — это ревность.
Не понимаю, к чему это он.
— Как бы то ни было, — продолжает Берг, — я пришел поговорить не о Джеффри Бейнсе или его браке. А о вас, доктор Фоуст.
Но я не хочу говорить о себе.
— Мистер Бейнс раньше был женат. — Полицейский скептически смотрит на меня и отвечает, что он в курсе. — Вы не думали, что за убийством может стоять она? Бывшая жена Джеффри?
— Я думаю, неплохо, если бы для разнообразия вопросы задавал я, доктор Фоуст, а вы на них отвечали.
— Я уже ответила на ваш вопрос, — напоминаю я про предъявленное доказательство. — Кроме того, у меня алиби, как и у Джеффри. В момент смерти Морган я была дома с Уиллом.