– Походка, осанка. Впрочем, бывает, что и от природы. Не суть важно.
До дома, где Петр снимал квартиру, они доехали ровно за 4 минуты.
– Действительно, совсем рядом, – удивленно хмыкнул Петр, вылезая из машины. – Подниметесь?
Настя отрицательно покачала головой.
– Мне нужно сделать пару звонков, я внизу подожду.
– Я быстро, – пообещал Петр. – Мне только побриться, принять душ, переодеться, всё нужное в сумку побросать.
– Не торопитесь, – улыбнулась она. – Мы никуда не спешим.
Первый звонок – Сереже Зарубину, заместителю начальника отдела, в котором Анастасия Каменская проработала много лет.
– Ты где? – спросила она, когда Сергей ответил. – Не на службе, надеюсь?
– На даче.
Ну слава богу! Мир не перевернулся, стоит на ногах, и хоть кто-то в этот чудесный теплый субботний вечер оказался за городом, на природе, как и положено добропорядочному обывателю.
– Сержик, помощь нужна.
– Срочно? Мне складывать себя в штаны и куда-то лететь?
В его голосе сквозило беспокойство. В кои-то веки выехал с семьей на дачу – и на тебе! Настя знала Зарубина очень давно и понимала, что ради старой дружбы он сорвется и поедет, куда нужно и когда нужно, даже рискуя нарваться на скандал с женой. У них и без того все непросто в отношениях…
– Без жертв, Сержик. Все решается по телефону.
– Говори! – потребовал Зарубин с нескрываемым облегчением. – Ты же знаешь, матушка Пална, я с виду неказист и невелик, а по телефону я – гигант возможностей.
– Надо подсветить персонажа по фамилии Щетинин.
– Ща, момент, бумажку и ручку возьму. Так… Щетинин… Имя-отчество?
– Только инициалы. Д.А. Предположительно Дмитрий, но не точно.
Ярош назвал Щетинина «Димой», но нельзя забывать, из каких источников социолог черпал информацию. Какое имя на самом деле записано в паспорте? Настя могла бы с ходу припомнить десятки и сотни случаев, когда люди в бытовом и дружеском общении именовались не тем именем, которое дано при рождении и фигурирует в официальных документах. Да тот же Владислав Стасов, которого все называют Владом или Владиком, а его жена Татьяна – почему-то Димой. Марина может оказаться по паспорту Матлюбой, Артем – Сергеем (да-да, и такое было!), Евгений – Евсеем… Не каждого устраивает его настоящее имя, и причины могут быть разными, например, оно неудобно для окружающих, непривычно слуху или труднопроизносимо, оно кажется неблагозвучным или плохо сочетается с фамилией, да просто не нравится, в конце концов. Человек ощущает себя Робертом, с двумя угрожающе рычащими «р», а родители нарекли его сладкозвучным нежным именем «Валентин». За инициалом «Д.» может скрываться не только Дмитрий, но и Денис, и Давид, и Диоклетиан, и бог весть кто еще.
– Год рождения?
– Неизвестен, но не позже семидесятого и вряд ли раньше шестидесятого.
– Ну ты даешь! И как с такими убогими данными его искать?
– Погоди, это еще не все. У него могут быть две судимости по сто сорок пятой и сто сорок шестой в период до девяносто восьмого года.
– Это по старому УК или по новому? Компьютер составов не понимает, он только номера статей знает, а по новому УК номера-то другие.
– Если он к девяносто восьмому году уже отсидел и вышел, значит, первая судимость точно по старому, а вторая – не знаю, но думаю, что тоже.
– Все равно маловато, фамилия не выдающаяся, без имени, отчества и года рождения трудно будет найти правильно, однофамильцев куча, страна-то огромная.
– Круг поисков можно сузить. В девяносто восьмом – девяносто девятом он проходил свидетелем по делу об убийстве. В протоколе указано, что на момент октября девяносто восьмого он числился заместителем директора какого-то фонда, но ты же понимаешь, что мог и наврать, на допросе у свидетелей справку с места работы не требуют, так что сведения ненадежные. Дело вели следователи из Центрального округа Москвы. Есть вступивший в законную силу приговор, дело находится в архиве Мосгорсуда.
– Ну, матушка Пална… – заблажил было Сергей.
– Не «матушка Пална», а номер дела запиши, – засмеялась Настя в ответ.
Она продиктовала шестизначный номер, который видела за последние дни столько раз, что все-таки запомнила наизусть, за что мысленно похвалила себя.
– Это тебе для работы? – деловито поинтересовался Зарубин.
Настя правильно понимала смысл и подтекст вопроса. Частные детективные агентства постоянно и активно пользовались услугами действующих сотрудников полиции как в части наружного наблюдения или охраны, так и в части добывания информации. За это полагалось платить. Зарубин, конечно, денег с нее не взял бы, но не сам же он будет собирать информацию о Щетинине.
– Нет, – честно призналась она, – не для работы. Это частный заказ, мой собственный. Если нужно, я заплачу сколько положено, расценки мне известны.
– Ладно, разберемся по ходу. Как срочно?
– Сутки-двое терпит.
– То есть убиваться насмерть и делать за пять минут не надо?
– Надо, – снова рассмеялась она, – но я не настаиваю. Я же понимаю, выходные.
– Люблю я тебя, матушка Пална, – вздохнул Сергей. – Всегда-то ты утешишь, всегда развлечешь, с тобой не скучно.
– И я тебя люблю, батюшка Кузьмич, всегда-то ты поможешь, всегда поддержишь, – поддразнила Настя.
Второй звонок она сделала своему бывшему начальнику Гордееву, но по мобильному он не ответил, абонент оказался вне зоны действия сети, а по городскому внук сообщил, что Виктор Алексеевич с супругой плавает на круизном теплоходе по Средиземному морю и вернется в Москву дней через 10. Ладно, тогда будем звонить Бычкову.
– Дочка! – обрадовался Назар Захарович. – А я уж решил, что ты меня забыла.
– Имейте совесть, дядя Назар, мы с вами месяц назад разговаривали, – возмутилась Настя.
– В моем возрасте каждый разговор может оказаться последним, – спокойно заметил Бычков, – так что месяц – это очень много. Ты вот как-нибудь позвонишь, а тебе Элка моя скажет: нету дяди Назара, уж месяц как схоронили.
– Да тьфу на вас! Типун вам на язык!
– Ладно-ладно, – дробно захихикал он. – Просто так звонишь, проведать, или надобность какая?
– Мне надо найти людей, которые работали инспекторами по делам несовершеннолетних в Москве в Черемушкинском районе в период с середины семидесятых по середину восьмидесятых. Реально?
– Эк ты замахнулась, дочка! Это ж сколько лет прошло!
– Много, – признала Настя. – Но вы же в здравом уме и при твердой памяти, значит, и они могут быть такими же. Шанс небольшой, но есть.
– Да мне-то скоро восемьдесят стукнет. Не все доживают, не всем так везет. Кстати, придешь поздравить?
– Обязательно! Так как, дядя Назар?
– Поищем, подумаем, попробуем… Что конкретно нужно – скажешь?
– Скажу. Мне нужно знать, не проживал ли в Черемушках в те годы опытный медвежатник с бурным прошлым, вышедший на покой. Понимаю про сто первый километр и про прописку, но всякое ведь бывало, вы сами знаете. Мать-инвалид, единственный кормилец и все такое. Или вообще проживал без прописки.
– А малолетки тут каким боком?
– Да вот подумала, может, он от скуки и одиночества мастерство передавал, молодняк обучал. Инспекторы могли знать об этом, они же в те годы всех проблемных подростков на контроле держали.
– Это да, – согласился Бычков, – если такое было, инспекторы точно знали. Я уже сообразил, кому позвонить и кого поспрашивать. Ладно, с этим решим. Скажи-ка, ты Ромку моего рыженького давно видела?
– Давно, где-то с полгода назад, а что?
– Он женится! – торжественно сообщил Назар Захарович. – Созрел наконец-то!
– Правда? На ком? На Дуне?
– Ну а на ком еще-то?
Бычков, казалось, даже обиделся за своего ученика, заподозренного в легкомысленном донжуанстве и быстрой смене невест. А Настя ужасно обрадовалась. Молодой оперативник Роман Дзюба был ей очень симпатичен своей открытостью, готовностью принимать и обдумывать все новое и неожиданное, гибкостью мышления и незашоренностью. А его Дуняша – просто чудо, золотой лучик, озаряющий светом и обогревающий теплом все вокруг себя. Дай бог им счастья.
Петр проявил хозяйственность и вместе с туалетными принадлежностями и сменой белья прихватил всё, что смог выгрести из своего холодильника: упаковки мясных, рыбных и сырных нарезок.
– Купил себе на бутерброды, – пояснил он, – чего добру пропадать?
– Отлично! На ужин и употребим.
Журналист нарезал толстыми ломтями хлеб, Настя сварила кофе. Съеденная на лавочке скудная еда из кулинарии пробежала через желудки и куда-то провалилась давно и глубоко, у Илоны Арнольдовны оба деликатно пили только чай и к принесенному торту не притронулись, потому сейчас оба сжевали бутерброды со зверским аппетитом.
– Если я буду искать Ксюшину переписку, то как же вы с таблицей одна справитесь? – с беспокойством спросил Петр. – Вы же замучаетесь.
– А я и не буду заниматься таблицей. Я буду искать подтверждения тому, что убийц было двое, может быть, трое, но точно больше одного. На самом деле я почти на сто процентов убеждена, что так оно и было, но подозрения к делу не пришьешь, нужны аргументы. Три разных способа убийства – хорошо, но не достаточно. Поведение Сокольникова на очной ставке – тоже неплохо, наводит на размышления, но по факту ничего не доказывает. Прямых доказательств я, конечно, не найду, даже нечего надеяться, но при убедительном количестве косвенных буду чувствовать себя увереннее. Как только на что-то наткнусь – сразу же вам покажу и все объясню, не сомневайтесь.
– Но вы по-прежнему считаете, что одним из убийц был Сокольников? Вы полностью отвергаете вариант, что он сознательно взял на себя чужое преступление, к которому не имел никакого отношения?
– Петя, мы с вами для чего по буквам разбирали акт судебно-психиатрической экспертизы? У специалистов не возникло никаких сомнений в том, что, говоря об убийстве Георгия Данилова, подэкспертный описывал то, что пережил в реальности. Из троих потерпевших как минимум один совершенно точно на совести Андрея Сокольникова. А вот с двумя другими трупами – большой вопрос. Как погибла Людмила? Кто в нее стрелял? Как погиб ребенок? Идеально было бы, конечно, иметь полный текст протокола первого допроса Сокольникова, чтобы сопоставить его с текстом явки с повинной, последующими показаниями, которые он давал, пока не начал от всего отказываться, и с результатами экспертиз, но увы… Самый главный для нас на данный момент протокол тщательно раздербанен на кусочки. В нем оставлены все жалобы на то, какими плохими соседями были Даниловы и как тяжело жилось рядом с ними интеллигентному молодому человеку, привыкшему к порядку и аккуратности, зато все, что касается ситуации преступления, имеется лишь частично.