– Сержик! – с упреком протянула она и бросила опасливый взгляд на Петра, сидящего за столом. Для этого пришлось приподняться и повернуться. Движение получилось непродуманным и неловким, Настя забыла о травме и всем весом оперлась на ушибленное место. Боль пронзила такая, что из глаз искры посыпались и дыхание перехватило. Она поскорее приняла прежнее положение, даже не успев сообразить, увидела Петра или нет.
– Про участие в неонацистской группировке сведения подтвердились? – спросила Настя, отдышавшись.
– Да, был причастен, но не активен.
– А с подольской ОПГ какие были связи? Он же там жил, вряд ли мимо подольских братанов проскочил.
– Не, он там только родился и проживал до пяти лет, потом семья перебралась в Москву. Первую ходку ему уже Черемушкинский райнарсуд обеспечил, малолетки же почти все безмозглые, шкодят в том же районе, где живут.
Черемушки… Илона Арнольдовна тоже жила в Черемушках, когда обнаружила открытую дверь и розу. Снова закон парных случаев? Подзадолбало уже, если честно.
– Адрес в Черемушках есть? На какой улице жил Щетинин?
– Улица Новочеремушкинская, тот здоровенный жилой комплекс, который мы в те годы называли «Дворянским гнездом», помнишь? Прикинь, совсем рядом с нашим ГИАЦ. Во юмор у жизни!
Да уж, юный грабитель – и в двух шагах от Главного информационно-аналитического центра МВД. Правда, в те годы, когда Дима Щетинин промышлял грабежами и разбоями, буквы «А» в аббревиатуре еще не было. Просто ГИЦ МВД СССР.
Она собралась задать Зарубину очередной вопрос, когда вдруг услышала полный отчаяния шепот Петра:
– Анастасия Павловна! Анастасия Павловна!
– Секунду, Сержик, – бросила она в трубку и отключила громкую связь.
– Что случилось?
Разговаривать, не видя собеседника, было ужасно неудобно. Пока они с Петром болтали, тот подкатил кресло к дивану и сидел лицом к Насте, а когда потребовалось записывать, переместился к столу и выпал из поля зрения. Но поворачиваться снова Настя уже не рискнула.
– Горевой – это отец Кати Волохиной, – с ужасом произнес Петр. – Ну… Или однофамилец… Не знаю. Но фамилия ее отца точно Горевой, и он богатый бизнесмен, об этом много говорили на пресс-конференции.
Нет, это, пожалуй, не закон парных случаев.
Настя поднесла телефон к уху.
– Сержик, можно я перезвоню?
– Когда?
– В течение получаса. Не поздно?
– Нормуль. Я тогда пока здесь покантуюсь, заодно зимнюю резину проверю, переобуваться же скоро. У меня в гараже жуткий бардак, а тут и повод подвернулся хоть что-то разобрать.
Она отключила связь.
– Идите сюда. В смысле – подъезжайте, чтобы я вас видела, – велела Настя.
Петр подкатился, не вставая с кресла.
– Теперь всё сходится, – возбужденно и быстро заговорил он. – Щетинин в молодости жил в Черемушках, как раз там, где вскрывали квартиры. Это он, теперь можно не сомневаться! Горевой разорвал отношения с дочерью, как я понял, из-за ее мужа, который отцу не нравится. Выгнал из дома, никак не помогает, они не общаются. Если Щетинин работает на Горевого аж с девяносто восьмого года, значит, знает Катю с раннего детства, она выросла у него на глазах. Вот смотрите: он к ней очень привязан, не одобряет поступок шефа, но стремается открыто идти против его воли, поэтому оказывает Кате тайные знаки внимания, чтобы она чувствовала моральную поддержку.
– Возможно, – задумчиво кивнула Настя.
Она не была искренней в этот момент, ибо сильно сомневалась в возможности такого построения. Но не хотелось обескураживать Петра с первого же слова.
– Щетинин работает на Горевого двадцать лет, – горячо продолжал Петр. – Наверняка он очень дорожит своим положением и не станет рисковать, в открытую идя наперекор своему шефу. Вы согласны?
– Согласна, – снова кивнула она, на этот раз не покривив душой.
– Но и Катю он знает двадцать лет, любит ее, жалеет, сочувствует ей. Ведь может такое быть?
– Может.
– И в Черемушках он жил.
– Жил, – подтвердила Настя. – Только объясните мне, Петя, зачем человеку совершать разбойное нападение, если он превосходно умеет открывать двери квартир. Кража – состав менее тяжкий, чем грабеж и тем более разбой, за нее дадут меньше, если поймают, а унести можно куда больше, чем взять во время разбоя. Нерационально получается. Вроде как калькулятором гвозди заколачивать.
– Ну… – Петр запнулся, но тут же просиял: – А может, он инкассаторов грабил, вы же не знаете. У инкассаторов можно очень прилично взять, больше, чем в квартире.
– Зато я знаю Уголовный кодекс, – усмехнулась Настя. – Деньги, которые перевозили инкассаторы, были государственной собственностью, это совершенно другие статьи и другие сроки. Если бы Щетинин нападал на инкассаторов, то его судили бы по девяностой и девяносто первой статьям, а у него судимости по сто сорок пятой и сто сорок шестой, значит, объектом посягательства была личная собственность граждан.
Она попросила Петра сварить кофе и снова позвонила Зарубину.
– Сержик, а про Горевого ты что-нибудь знаешь?
– Много чего, я же его опрашивал, когда в прошлом году вся эта канитель с покушением завертелась. Начальство побоялось моих ребят к нему запускать, меня отправили, чтобы погонами посверкал. Мужик он противный донельзя, но в целом очень приличный, и бабешка у него правильная.
– Бабешка?
– Типа гражданская жена. Или любовница. Или сожительница. Выбирай сама.
– Насчет «противный, но очень приличный» – можно поподробнее?
– Противный потому, что знает только два слова: «да» и «нет». Никаких тебе «наверное», «возможно» и так далее. У него вся жизнь черно-белая, без полутонов. Не люблю я таких людей, их ни в чем не убедишь, ничего им не докажешь, они вообще никого не слушают. Ты ж меня знаешь, матушка Пална, я гибкий, верткий, а с такими, как Горевой, мне всегда трудно.
– То есть твое знаменитое обаяние на него не подействовало?
– Зришь в корень. Если бы не его бабешка, он бы меня в три щелчка из своего дома выставил. Она защитила, спасибо ей, век буду благодарен.
– Так ты домой к нему ездил опрашивать? Не в офис?
– Обижаешь! Хотели, чтобы все было культурно, мягко, без нажима. Сверху звонили, велели проявлять деликатность, ну, сама знаешь, как это бывает.
Судя по тому, как охотно и подробно Зарубин вспоминал свои впечатления от Виталия Горевого и его подруги Алины Римицан, возвращаться домой он совсем не торопился. Что ж, бывает. К сожалению, даже чаще, чем хотелось бы.
Найти Алину Римицан в интернете ни малейшего труда не составило, у нее был отлично оформленный и удобно сделанный сайт, выпавший в первой же пятерке ответов на поисковый запрос. На фотографии Алина выглядела очень симпатично: приятная женщина лет тридцати пяти или даже меньше, умные серьезные глаза, короткие темные вьющиеся волосы. Как и говорил Зарубин, дама была индивидуальным предпринимателем и занималась дизайном интерьеров. Настя ввела текст в окно сообщений, над которым красивым шрифтом сияло обещание «связаться в самое ближайшее время». Обещание оказалось не пустым, ответ пришел в течение пятнадцати минут. Похоже, Алина Римицан умеет быть оперативной или держит хороших помощников. Насте понравилось, что дизайнер не стала корчить из себя сильно востребованного специалиста, который у всех нарасхват и не имеет в ближайшие две недели ни одной свободной минуты, чтобы встретиться с новым заказчиком. «Буду рада видеть вас завтра с 11 до 20 часов в любое время по вашему выбору. Мой адрес…» Далее следовало подробное описание маршрута, которым следовало добираться до загородного дома Виталия Горевого. Эти подробности Настя уже и без того знала от Сергея Зарубина.
– Думаете, подруга Горевого расскажет нам о Щетинине что-то интересное? – недоверчиво спросил Петр.
– Нет, не думаю. Зато мы ей расскажем.
– Зачем? Анастасия Павловна, опять вы начинаете… Уже сами все решили, а меня за болвана держите и ничего не объясняете.
Настя поморщилась от досады на саму себя.
– Иногда нужно давать человеку то, чего он хочет. Не доказывать ему, что он хочет неправильно и что это ему не положено, не оправдываться, что ты бы с удовольствием, но в данный момент у тебя нет возможности, не сотрясать воздух. Просто дать ему возможность получить то, чего он так добивается.
– Но для чего?
– Чтобы посмотреть, что он будет с этим делать. Знаете, Петя, перестраивать мозги очень полезно, для этого иногда бывает достаточно всего лишь переменить позу. Я пару часов полежала на диване и вдруг увидела ситуацию в другом свете. Человек, который убирал из дела упоминания о Щетинине, не прятал его.
– Как – не прятал? – удивился Петр. – А что же он делал?
– Он специально наводил нас на Щетинина, обращал на него наше внимание. То, что я приняла за ошибку, просчет, недомыслие, вовсе не было ошибкой. Это был прекрасно продуманный план, который сработал на сто процентов. Мы перестали заниматься следователями и полностью переключили внимание на Щетинина. Мы сочли некое обстоятельство ошибкой, но на самом деле это была приманка. Нам подсунули Щетинина – мы клюнули.
– Выходит, мы с вами лохи? – огорченно спросил Петр.
– Это как посмотреть, – Настя ободряюще улыбнулась. Она понимала, как неприятно этому парню чувствовать себя обманутым. – Иногда рыба попадается на крючок не для того, чтобы стать жертвой и окончить бренную жизнь в котле с ухой.
– А для чего же тогда?
– Чтобы вылезти из воды, если она по каким-то причинам не может сделать этого сама. Она использует рыбака вместе со всеми его удочками, лесками, крючками и наживками. Использует в собственных интересах. Не думайте, что я такая умная, Петя. На самом деле я значительно глупее, чем могу показаться со стороны. И наживку я заглотнула как миленькая, даже не поперхнулась. Зато теперь буду пытаться выбраться из воды или искать еще какой-нибудь бонус, коль уж рыбаку так сильно хочется меня подсечь. Ну, хочется ему! Так пусть получит и успокоится. Давайте-ка поищем, что в нашей любимой сети есть на Горевого. Не в смысле бизнеса, а в смысле идеологии и политических пристрастий. Сильно подозреваю, что всю эту игру затеял именно он.