[932]. После революции работала в компартии в СССР, преимущественно в женском движении, принимала участие в первых двух конгрессах Коминтерна, трагически умерла (от холеры!) в 1920 г. не то на Волге, не то на Кавказе…[933]
Вот все, что могу вспомнить о ней. Думаю, что интимная сторона жизни Ленина ни разнообразна, ни бурна — долголетняя, спокойная связанность с Над[еждой] Конст[антиновной]. Которая была столько же женой, сколь и секретаршей. «Роман» с женой Алексинского, ничего бурного в себе не заключавший, в нем ничего от Достоевского, это Вам не Митя Карамазов! И, как говорили и, кажется, говорили верно, спокойная связь (опять с секретаршей!) — с Фотиевой[934]! Аскетом Ленин не был, разные жизненные блага — очень скромные — ценил, но не до самозабвения. Иногда хорошо, сытно поесть — не бог весть, какие деликатесы, кружка хорошего пива, занятная партия в шахматы, радость победы — даже в таком маленьком деле — спокойная прогулка в красивом месте, радость одоления какой нибудь горы — вот, пожалуй, и вся амплитуда личных вкусов и «страстей», которые были у покойника. Не в личной области — о, там другое дело — «одной лишь думы власть, одна, но пламенная страсть…»
Нью Йорк, 9‐е марта 1951 г.
[…]
Я очень благодарна Вам за указание книги Жерара Вальтера. Я ее выписала и прочла с большим интересом. Конечно, она написана на несравненно более высоком уровне, что книга Шуба[935], хотя и эта книга очень полезна для среднего американского читателя, который вообще ничего не знает и кое-чему все же может научиться. Здесь она (книга Шуба) имела очень большой успех и даже вышла в маленьком, дешевом издании (покет-бук). Шуб говорил мне, что она переведена на 14 языков! Даже вышла или выходит по-японски…
Книга Вальтера, конечно, написана очень добросовестно, с большим желанием разобраться в материале, который он изучил, но он, как и каждый автор, который будет писать о Ленине ли, Сталине ли, будет во власти фальсифицированных материалов. Любопытно, что большинство воспоминаний, которые Вальтер добросовестно изучил, вышли уже после смерти Ленина и, вероятно, Крупской. Убеждена, что ни он, ни она не позволили бы так подхалимски врать, как врут все мемуаристы. Ведь бедный Вальтер, со слов какого-то «мемуариста» утверждает, что «к тому времени Анна Ильинична стала красивой девушкой». Бог ему прости! Она всегда, как и другие члены семьи были очень некрасивы, почти патологически некрасивы. И с несомненными следами вырождения. Лысым с раннего возраста был не только сам Ленин, но и его сестры имели необычайно мало волос, были почти плешивыми! И, заметьте, вся семья, и брат, и сестры — бездетны… Я думаю, что они все как-то несли на себе последствия болезни, вероятно, отца, а не матери, — сифилиса… Я думаю, и болезнь, сведшая Ленина в могилу, была именно последствием этого, а вовсе не покушения Каплан[936]. Знал ли сам Ленин (в молодости), чем он болен, я не знаю и затрудняюсь сказать. Вы заметили у Вальтера указание, что однажды (в ранней молодости) он просил о заграничном паспорте для лечения, в чем ему было отказано; я слышала об этой истории, в архивах департамента[937] было найдено это прошение с пометкой «отказать, у нас есть подобные лечебные воды». Были указаны какие-то воды на Кавказе, где в те времена лечили сифилис или его последствия. С другой стороны, я знаю, что в бытность в первой ссылке Ленин однажды писал моему брату, что он очень-очень обеспокоен тем, что приехал новый товарищ, рабочий, которого, по человечеству, надо пригласить обедать у них, но он болен — сифилисом, и он, Ленин, опасается «заразы». Если сам Ленин знал, что у него наследственный сифилис, у него не было причин опасаться заражения; конечно, он мог опасаться за Надежду Константиновну… Словом, если верно, что его болезнь была результатом сифилиса, а это, кажется, верно, то я почти убеждена, что сам заразиться он не мог — не такой был человек! знал ли он это или нет, сказать не могу, но полагаю, что знать должен был. Его младший брат, Дмитрий, был врачом (тоже был смолоду плешивым и никогда не имел детей; он к тому же любил выпить и выпивал сильно) и когда-нибудь должен был просветить старшего брата…
Это, конечно, не существенно, как не существенна и странная путаница, которая имеется у Вальтера в связи с «романом» Ленина, в связи с Инессой. Был ли там роман, я не знаю, но знаю, что масса подробностей, которые он упоминает в связи с Инессой, упоминает (и соната Бетховена и т. д.) и жена Алексинского, которая издала свои воспоминания и где довольно подробно рассказывает о своем «романе» (очень мало эротическом и скорее «скучном»), приводит письма Ленина и т. д. Это было издано в свое время во Франции и в несколько ином виде напечатано в «Иллюстрированной России» (тоже в Париже)[938]. Знаю также, что Алексинский предлагал все это дело «Последним Новостям», но Милюков[939] не взял. Знаю также, что Алексинский старался продать большевикам эти письма[940] и они (большевики) приглашали даже Николаевского[941], как эксперта — настоящие ли письма, и Николаевский, по почерку, должен был признать, что письма Ленина. Пикантная сторона всей этой истории, характеризующая уж не большевиков, а г. Алексинского, что торговал-то он письмами, адресованными его жене!..
Самым существенным, по-моему, не соответствующим действительности в книге Вальтера является его взгляд, что «Искра» была предприятием Ленина и только Ленина. Это стопроцентно не верно! Можно говорить, с некоторой долей убедительности, что ни Плеханов[942], ни Аксельрод[943] не могли чувствовать себя вполне хозяевами в «Искре» и были в какой-то степени людьми «со стороны», но Мартов, но Потресов[944], даже Засулич[945], были в такой же мере хозяевами, как и Ленин. Поэтому частые выражения Вальтера «Ленин и его журнал», «Ленин в своем журнале» мне кажутся совершенно необоснованными. В моей памяти, наоборот, сохранилась необыкновенная спаянность этого коллектива. Право, мне кажется, что слово «я» очень редко там раздавалось, преобладало «мы». У меня часто становится очень мучительный для меня вопрос — что произошло, ведь, у Ленина не только не было ни одной черточки от «диктатора», но и величайшее отвращение к этому. Ведь я не одна так видела его, также его видели и понимали много более, чем я, опытные люди; откуда же все это явилось позже? К манере Плеханова ставить ультиматумы Ленин питал самое непритворное отвращение. В те годы он был по-настоящему сентиментален. Теперь я наткнулась в каком-то «Ленинском сборнике» на отрывок его письма после какого-то столкновения с Плехановым — самого первого, которое навсегда решило его отношение к Пл[еханову]; позже он мог с ним коалировать, но по-настоящему он уже к нему очень плохо относился. Отрывок такой — «…ну, а раз человек, с которым мы хотим вести общее близкое дело, становясь в интимнейшие с ним отношения, раз такой человек пускает в ход по отношению к товарищам шахматный ход, тут уж нечего сомневаться в том, что этот человек не хороший, именно нехороший, что в нем сильны мотивы личного, мелкого самолюбия и тщеславия, что он — человек несимпатичный!»… Согласитесь сами, что это Ленин не 17–18 года! В эти годы уж не шахматные ходы были позволительны по отношению к товарищам, хотя, быть может, и в эти годы Ленин все же был бы неспособен на расстрел ближайших товарищей. И все же надо признать, что в каком-то смысле Ленин — законный отец Сталина. Я иногда в этом сомневалась, но именно книга Вальтера, его рассказы, совершенно правильные, о Брест-Литовском мире, высказывания Ленина, разве не это повторил Сталин при пакте с Гитлером. Конечно, обстановка не вполне идентична, там катастрофа тут же наступила, тут, в 39 г. могла наступить, тогда Ленин мог провести все дело в напряженной борьбе против своих товарищей, Сталин никого не должен был спрашивать, и т. д. и т. д., но метод рассуждения тот же самый. И тут я подхожу к тому, что роднит Ленина со Сталиным (хотя у последнего много добавочных личных черт, целиком отсутствующих у Ленина) и что так отличало его от Мартова и товарищей его молодости. Всем нам было присуще убеждение, что благо революции — наивысший моральный закон, что во имя его можно и должно на все пойти, но Мартов, Потресов и др. понимали, что благо революции не есть успех сегодняшнего дня, а имеет и завтрашний день, что то, что полезно сегодня, может обернуться злом завтра и потому этого надо избегать, он же полагал, что завтра вообще не существует, не имеет значения, что его можно сотворить так, как мы, как он захочет. Тут не только больший волюнтаризм, но и некоторая неспособность к диалектике (в чем был так силен Мартов), некоторая стабильность и, если хотите, ограниченность мышления Ленина, что в известные моменты было его сильной стороной, делало его таким действенным, но что, по-моему, совершенно исключало возможность считать его гением…
Конечно, Вальтер читал много воспоминаний, где утверждалось, что «Искра» была его (Ленина) и только его предприятием, но он должен был, сопоставляя факты, упоминаемые теми же мемуаристами, увидеть, что в действительности было иначе. Ведь не мог же Ленин, когда хотел, провести Троцкого в редакторы[946]