Чуть не забыл, отлавливаю Любаву и озадачиваю засолкой рыбы на зиму, бочки-то появились. Спрашиваю, как принято солить рыбу у них. Оказывается, просто солят, и всё. А мы добавим специй, если денег хватит, конечно. Интересно, тут селёдка есть или нет? Не забыть бы разузнать… И, вообще, чем ждать, лучше съездить и закупить сразу потребное количество рыбы для засолки, а ловить будем свежую на еду. Вот заодно и слух пустим.
Утром озадачил Еленю самостоятельной работой. Ничего – порядовка у него есть, справится, а полдня ничего не решат. Выдернул Головню из кузни и обязал присмотреть за строителями и за порядком, Гром Громом, а личный присмотр никто не отменял. Мало ли кто появится.
А мы с Любавой поехали за рыбой, надо ещё соли прикупить, специи посмотреть да и слухи распустить.
Через месяц наша стройка закончилась, я рассчитался с Тишилой, и тот, довольный, обещался по первому зову прибыть к нам. А так, договорились, что весной, как установится тепло, продолжим сотрудничество. Ещё решили – если работы у него не будет, может начать заготавливать строительный лес для нас. Леса надо будет много, будем ставить лесопилку. Конечно же, ватажник заинтересовался, и я кратенько обрисовал ему перспективы. Тут же начались торги за срубленный лес, за будущую продукцию. В конце концов, мне это надоело – делить шкуру неубитого медведя, о чём и сказал Тишиле. Да и плачу я хорошо, не обманываю, а таких ватажек много, зимой же работы ни у кого нет. Будет торговаться, найду других. Старшина насупился, посопел, но согласился со всем вышесказанным. Вот и ладно.
Печь в доме просохла полностью, и мы начали сушить избу.
А в конце недели я пошёл в баню. Любава наделала кваса, и я напарился вволю. Кто бани не любит, кто не парился, тот не поймёт, как это здорово – завалиться на разогретый полок, полежать и просто подышать горячим воздухом, напоённым тягучим ароматом раскалённой смолы, ощущая, как распрямляются косточки и отмякает каждая жилочка. А на второй заход взять берёзовый веничек и самыми кончиками листочков медленно провести по телу до появления мурашек. Конечно, ещё нужно уметь правильно запарить веник. Не слушайте того, кто предлагает веник просто сунуть в кипяток и варить его там пока не сварятся листья, а после парной опять этот многострадальный веник засунуть в тот же кипяток. В результате нет никакого удовольствия, и веник превращается в тяжёлую мочалку.
Грамотно будет обдать сухой веник горячей водой, чуть подержать в зависимости от сухости, чтобы листики не отрывались, а потом взять и положить на края шайки, чтобы прогревался паром и ещё сверху накрыть другой шайкой или полотенцем. А после каждого захода веник только ополаскивается и подсушивается.
И начинать париться надо берёзовым веником, чтобы поры раскрылись и кожа начала дышать. Так вот, после того, как пройдёшься по телу веничком, легонько касаясь кожи, надо подождать, поддать парку и подышать. А вот потом можно начинать париться, постепенно нагнетая пар. А если ещё травок заварить душистых и полезных… А как хорошо после парной посидеть в предбаннике, выпить холодного кваса, а потом уже, когда остынешь от жара каменки, можно и побаловать себя горячим чайком, опять же заваренным на травках. Заканчиваю париться обычно дубовым веником, чтобы кожа стала крепкой и упругой.
Для начала надо полюбить баню и тогда постепенно выработается свой собственный ритуал этого священнодействия, сами собой подберутся нужные тебе лично веники и настои. И, главное, не надо суетиться в бане, суеты парная не любит.
Посещение бани – это целое событие, ритуал, который обрастает своими тайнами и обрядами, традициями, передающимися из поколения в поколение.
А когда напаришься, тогда нужно немного остыть и отдохнуть. Завершать сие знаменательное мероприятие надо торжественно.
Вот поэтому я и настоял, чтобы ватажники мне срубили в бане комнату отдыха, где можно полежать на лавке, попить чаю за столом. Похрустеть баранками.
Эх, жаль, что электричества нет и баня возможна только при свете солнышка, до стёкол тоже ещё далеко, слюдяные плохо дневной свет пропускают. А после меня желающих много, так что, как ни хотелось бы ещё погреться, а надо заканчивать – народ ждёт. Ничего, теперь можно топить почаще.
В доме тепло и сухо, к зиме мы успели сделать очень много. Хорошо, что решил выехать из Опочки раньше, чем собирался вначале. А то пришлось бы рыть землянки. А сейчас у нас полноценный хутор, даже запас кирпича есть на следующий год. Сена нам хватит до весны, соломы на подстилки тоже достаточно, рожь и даже пшеничку Любава закупила, будем с хлебом. Рыбу ловить так и не пришлось, теперь нам её, как и свежую дичь с мясом, привозят прямо сюда.
Вот картошки нет, не хватает мне её.
Репа и брюква, конечно, хороши, но по картошке скучаю. А от брюквы только живот бурчит.
А может, Америку открыть? Задружиться с индейцами, выкурить трубку мира и выкупить остров Манхэттен чисто символически. Будет там Новорось. Картошки наемся… Вот до каких мыслей голодный желудок довести может, хотя сама идея вполне себе ничего – живая.
Вот с бойцами и охотниками пока ничего не получается, присматриваются люди…
Стол накрыт, но надо всех подождать. Решил устроить сегодня праздничный ужин и подвести промежуточные итоги. Пойду пока полежу, отдохну. Кстати, теперь по моему примеру у всех сделаны подушки, очень уж с ними удобно. А вместо одеял шкуры – тепло и хорошо. Вот только соломенный матрас меня совсем не устраивает, сбивается быстро. На следующий год купим шерсти и набьём, должно быть гораздо удобнее. Хотя тоже сбиваться будет, придётся перед сном взбивать. А ведь ещё пуховые перины были в сказках – читал же в детстве. Посмотрим.
Так и продремал до ужина, Гром забился под мою лавку, а она у меня удобная, широкая, по моему проекту сделанная. И теперь его оттуда можно только пайкой выманить. Хотя для него специально место выгородили в коридоре, но он там редко спит, в основном под моей лавкой.
Наконец, меня пригласили за стол. Собрались все распаренные, красные, дети только розовые. Смотрят на меня и ждут. Никто за ложки-миски не берётся.
Встал и выдал речь минут на десять, где поздравил всех с благополучным завершением нашего переселения, рассказал про появившиеся возможности, которые открылись перед нами, наметил первоочередные задачи на зиму и весну и рассказал про свою главную задумку о том, каким я вижу наше поселение и наш коллектив. Сказал и то, что и так было всем известно. О своём скором отъезде. Старшим назначил Головню и ещё раз обязал всех выполнять все его указания.
Отъезд назначил сам себе через неделю – поеду верхом, Грома забираю с собой. Возьму свой арбалет и броню, мало ли.
Если начнут приходить люди, со всеми разговаривать, выяснять, кто что умеет делать, узнавать про семью, детей, где живут да почему к нам решили прийти. До моего приезда никому утвердительных ответов не давать, приеду, посмотрю. А вот плохих людей можно гнать сразу же, но без грубости и хамства, отказывая под благовидным предлогом.
На этом я закончил свою прочувствованную речь, и мы, наконец-то, приступили к ужину.
Всю неделю что-то доделывали, переделывали, наводили порядок во дворе, конопатили мхом щели, делали кирпич, пока позволяла погода.
А через неделю я уехал в сопровождении Грома, надев свою бронь и приготовив арбалет. На пояс прицепил нож и меч, через плечо пристегнул свою перевязь с ножами. Взял три десятка болтов, думаю, хватит. В перемётные сумы Любава собрала выходные одежды из новой, купленной на торгу, ткани и зимнюю новую шубу и шапку. Свои, сделанные ещё в Опочке, я отдал Еленю, его совсем худые были. Не забыла Любава положить и новые сапоги. Собрала нам с Громом еды на два дня. Раскланялся я со всеми, поклонился новому дому и поехал в Изборск с замирающим от волнения сердцем. Впереди встреча с князем, и от этой встречи многое будет зависеть.
Через Великую перевезли на большой платформе из двух лодок с настилом – парома тут ещё нет. На той стороне стоит что-то вроде таможенного поста, берут плату за перевоз и мыто с купцов. Повезло, что очереди не было, а то, говорят, долго приходится ждать, пока пересчитают товар, посчитают пошлину, перевесят деньги. Заодно уточнил дорогу на Изборск, и что можно ожидать на пути. Услышав, что всё спокойно, всех татей переловили, можно ехать, ничего не опасаясь, вскарабкался на своего коня и потихоньку двинулся вперёд.
К вечеру добрался. Подъехав к воротам, поздоровался и спросил, можно ли переговорить с десятником Изяславом. Рассказав основные правила поведения в крепости, меня пропустили в ворота, показав направление, в котором можно найти десятника. Добравшись до детинца, ещё раз спросил об Изяславе.
Пока ждал, осмотрелся вокруг. Само городище вокруг детинца похоже на плесковское – такие же домишки, только народу меньше. А вот крепость почти такая же – только стены пока ещё не каменные, а деревянные.
Наконец показался Изяслав. Увидев меня, разулыбался, видно, что искренне обрадовался.
Обнялись с ним, как добрые старые друзья, по спине друг друга похлопали.
– Рассказывай, как добрался, где поселился, что успел сделать и каковы планы? – засыпал вопросами. А сам смеётся, довольный.
– Прямо здесь рассказывать? Или тебе в двух словах? – Смеюсь.
– Опять ты прав. Пошли в харчевню, перекусим да поговорим.
– Подожди, я же не один. Вон, конь у меня и Гром, надо сначала устроить всех, да и самому куда-нибудь пристроиться.
– Вот и пошли в харчевню. Там и сам пристроишься, и животину свою пристроишь. – Дёргает меня нетерпеливо.
Возвращаемся назад и проходим по мосту через ров, поворачиваем налево и метров через сто пятьдесят упираемся в ворота, гостеприимно распахнутые. Тут же подскочил пацанёнок, принял у меня повод и увёл коня. Оставив Грома под крыльцом, поднялись по высоким ступенькам и перешагнули выступающий порог.
– Это чтобы много не пили в харчевне, а то будешь выходить пьяным, споткнёшься и головой с высоких ступеней кувырком – так можно и шею сломать? – спрашиваю своего спутника, показывая на бревно порога.