– Ну же, Мэри, не злись. Ты же не думала, что одна будешь играть этим вечером.
Голос ее звучал утешительно, и она протянула к ней руку, но Мэри, рассердившись, оттолкнула ее.
– Это все ты! Ты заставила отца меня остановить!
Теперь настала очередь Элизабет опускать глаза. Когда она наконец встретилась с сердитым и оскорбленным взглядом Мэри, стало ясно, что сестра решила признать вину. У нее хватило такта выглядеть немного смущенной, когда она подтвердила, что Мэри права.
– Прости, мой поступок был очень груб. Наш отец мог бы повести себя более тактично. – Элизабет снова протянула к сестре руку. – Это было для твоего же блага. Я не хотела, чтобы над тобой смеялись. Я действительно не хотела, чтобы ты пострадала.
Охваченная негодованием, Мэри сбросила ноты с колен. Страницы медленно полетели на пол и приземлились у ее ног.
– Как я могла не пострадать? Все это видели. Все. И не смей убеждать саму себя, что ты сделала это ради меня. Это ложь. Ты сделала это для себя – чтобы не смущаться перед людьми, на которых хочешь произвести хорошее впечатление. – Слезы выступили у нее на глазах. – Я не думала, что ты можешь быть такой жестокой, Лиззи.
Элизабет сидела очень тихо, на этот раз, казалось, ей нечего было возразить. Затем появилась Шарлотта и обняла Мэри за плечи, успокаивая, чтобы та не плакала, и протягивая ей носовой платок, чтобы вытереть лицо.
– Пойдем подышим свежим воздухом, – тихо сказала она, – только вдвоем.
Элизабет не попыталась ни остановить их, ни пойти с ними, а просто осталась на месте. Никто не заговорил с Мэри и Шарлоттой, пока они пробирались сквозь толпу. Подходя к двери, они миновали мистера Коллинза, который что-то громко вещал любому, кто соглашался ему внимать. Если бы ему посчастливилось уметь петь, уверял мистер Коллинз своих слушателей, то он с превеликим удовольствием порадовал бы публику своим видом.
– Ведь музыка – это очень невинное развлечение, вполне совместимое с профессией священника. – Кузен был в прекрасном настроении и не обратил никакого внимания на Мэри, когда та прошла мимо него, опираясь на руку Шарлотты.
Его безразличие стало для Мэри последним ударом. Она сочла, что это стало заслуженным наказанием за ее самонадеянность. Она не понимала, почему вообще позволила себе вообразить, будто достойна внимания хоть какого-то мужчины и сможет сделать что-то, чтобы его порадовать. В общем, она была должным образом наказана за свою глупость, оскорблена и унижена теми, кто должен был ее полюбить. И, несмотря на все, что ей пришлось пережить, даже теперь она занимала в мыслях мистера Коллинза не больше места, чем тогда, когда он впервые приехал в Лонгборн.
Когда они вышли на садовую террасу, Шарлотта усадила Мэри и заговорила с ней с той твердой добротой, с какой можно было бы обращаться к несчастному ребенку. Она убеждала Мэри, что очень немногие, кроме нее самой, заметили случившееся и никто и не подумал, будто вмешательство мистера Беннета вызвано чем-то иным, кроме отеческой заботы о том, чтобы она не слишком устала. Что же касается Лиззи, то та не желала причинить Мэри никакого вреда. Обе они заметили ее волнение ранее вечером, так что сестра просто была не в себе и действовала в пылу момента.
Однако Мэри была безутешна.
– Думаю, ты знаешь, что все это неправда, – ответила она. – Элизабет чувствовала, что я позорю ее, и если буду продолжать, то сделаю все еще хуже. Это было ее единственным побуждением. – Мэри сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с волнением. – Она думала только о себе. Я всегда любила Элизабет сильнее других сестер. Я знала, что она не любит меня так, как любила когда-то, но до сегодняшнего вечера никогда бы не подумала, что она так сильно меня стыдится.
Шарлотта сжала ее руку.
– Сегодня вечером ей было стыдно за всех. И если я вообще ее знаю, а я полагаю, что знаю, то теперь ей будет стыдно и за себя тоже. Не принимай все слишком близко к сердцу. Сейчас ты немного успокоилась. Может, вернемся и посмотрим, не оставили ли нам Лидия и Китти мороженого?
Мэри в последний раз вытерла глаза, и девушки вернулись внутрь. Однако, несмотря ни на что, Мэри отказалась вернуться на прежнее место рядом с матерью. Ей было невыносимо видеть любопытство миссис Беннет, и она опустилась на стул в самом дальнем углу зала, где никто не мог ее заметить. Поначалу Шарлотта преданно оставалась рядом с ней, но в конце концов вернулась к прежней компании, пообещав регулярно навещать Мэри. В одиночестве Мэри слегка полегчало, и постепенно она успокоилась. Чтобы не возвращаться мыслями к моменту своего унижения, она заставила себя оглядеть собравшихся со своего укромного места. Если она не могла наслаждаться балом, то по крайней мере имела возможность наблюдать за тем, чем занимались другие. Мэри нашла это занятие до странности утешающим. Воображая, будто она выше тех чувств, которые управляли всеми остальными в Незерфилде, Мэри постепенно успокаивалась. В отрешенном настроении она наблюдала, как Джейн снова и снова танцевала с мистером Бингли, скромно отводя глаза от его восхищенных улыбок. Она пристально посмотрела на мисс Бингли, которая стояла так близко к мистеру Дарси, как только могла, при этом ее резкие черты лица, когда он того не видел, выражали страстное желание. Так вот как это бывает? Мэри отвернулась. Среди танцующих она смогла разглядеть Лидию и Китти в середине зала, их платья белели на фоне блестящей униформы партнеров, а когда Лидия обернулась, ее лицо отражало восторг.
Ободренная ощущением, что ее на самом деле здесь никто не замечает, Мэри поднялась со своего места и прошла немного дальше по затемненной части зала. Она видела мать, которая говорила без умолку с леди Лукас, в то время как та, склонив голову, покорно слушала. Заметила мистера Коллинза, который обреченно крутился вокруг Элизабет с настойчивостью, сводившей на нет все ее попытки избавиться от него. Только когда рядом с ней появилась Шарлотта, Лиззи наконец-то вырвалась из общества кузена. Сердце Мэри смягчилось, когда она увидела, как Шарлотта уводит мистера Коллинза, самоотверженно направляя его к столу с едой и болтая на ходу. Шарлотта сделала бы что угодно в стремлении помочь друзьям, даже когда они не заслуживали такого обращения, как в случае с Лиззи.
Убедившись, что смотреть больше не на что, Мэри медленно вернулась на свое место. Там она с удивлением обнаружила маленький стаканчик с клубникой, на котором лежала серебряная ложечка. Озадаченная, Мэри огляделась, чтобы понять, кто мог оставить его там, подозревая, что это была Шарлотта, но вместо этого увидела широкую спину мистера Беннета, поспешно скрывавшегося в толпе. Мэри взяла стаканчик и повертела его в руках. Она осознала: таким способом ее отец пытается загладить вину – это лучший найденный им вариант, чтобы признать, что он причинил ей боль.
Мэри понимала: по своей воле отец никогда не заговорит с ней о произошедшем. И даже если бы она настояла на объяснениях, почему он оставил клубнику, не вручив ее лично, то легко могла представить себе ответ:
– В этом поступке есть все достоинства извинений, но отсутствует неловкая необходимость объясняться.
Вопреки себе, она почти улыбнулась. Отец никогда не испытывал к ней тех чувств, которые испытывал к Лиззи, но их было достаточно, чтобы принести ей клубники. Он знал, что обидел ее, и сожалел об этом. Мэри решила, что это уже кое-что. Когда она пододвинула к себе стакан, вынула одну ягоду и впилась в нее зубами, на ее глаза вновь навернулись слезы.
Вскоре после этого бал подошел к концу. Совсем поздно, когда миновало два ночи, Беннеты собрались в холле, ожидая карету. Они устроились внутри, и даже болтовня Лидии вскоре стихла. Ее голова склонилась на плечо Китти, и Лидия уснула. Все хранили молчание, одни – от счастья, другие – от усталости, третьи – от осознания, что вечер прошел не так, как они надеялись. И только мистер Коллинз всю дорогу до Лонгборна поддерживал разговор, ничуть не смущаясь тем, что ему никто не отвечает.
– 28 –
На следующее утро Мэри долго не вставала с постели, не находя в себе сил присоединиться к остальным. Она понимала, что разговоры будут только о бале, и была уверена – ее унижение за роялем станет слишком захватывающей темой, чтобы вежливо ее проигнорировать. Мэри слишком хорошо представляла себе, как именно Лидия сможет ее подразнить, и решила остаться там, где была, пока завтрак не закончится. Миссис Хилл принесла ей чашку чая и предложила расчесать волосы, но ей не удалось убедить Мэри выйти из комнаты.
Таким образом Мэри пропустила драматические события, которые развернулись после того, как со стола убрали еду. Даже наверху она почувствовала: что-то случилось. Мэри услышала торопливые шаги в прихожей и сердитое восклицание матери. В этом не было ничего необычного, но только когда Китти и Лидия ворвались в комнату, Мэри поняла, что именно случилось.
– Мэри, ты должна одеться и спуститься вниз! – кричала Лидия. – Там такой сумасшедший дом, ты просто не поверишь!
– Ты не представляешь, что произошло! – вторила ей Китти. – Не догадаешься ни за что на свете!
Мэри вздохнула.
– Наверное, не догадаюсь. Но мне все равно.
– О, я думаю, что это неправда, – сказала Лидия. – Даже тебе это понравится.
– Вы объясните, в чем дело, или нет?
– Мистер Коллинз сделал Лиззи предложение! – воскликнула Китти. – И она отказала ему!
Мэри резко выпрямилась, ее сердце бешено заколотилось. Она не удивилась, что мистер Коллинз сделал это. Она всегда знала – это произойдет. Лишь не ожидала, что так скоро.
– Мама в бешенстве, – сказала Лидия, бросаясь на кровать Мэри, – и говорит, что Лиззи примет его предложение, уж она это гарантирует. Мама отвела Лиззи к отцу, чтобы тот ее образумил, но тот сказал Лиззи, что выбор перед ней стоит не из лучших: мать никогда больше не взглянет на нее, если она откажется выйти замуж за мистера Коллинза, а отец никогда больше не посмотрит на нее, если она это сделает!