– Боюсь, всего лишь младший.
– Но я уверена, что это не надолго, – снисходительно отметила миссис Гардинер. – Мы возлагаем на вас большие надежды, Том.
– Значит, вы пишете о юридических вопросах? – спросила Мэри. – Может быть, о конституционных?
– Вовсе нет. По профессии я адвокат, но моя истинная страсть – поэзия.
Мэри не могла поверить своим ушам. Встретить человека, который пишет статьи для журналов, уже само по себе было удивительным, но обнаружить, что его вдохновляет поэзия, – удивительно вдвойне. Мэри не определилась, как, по ее мнению, должен выглядеть и говорить подобный человек, но мистер Хейворд с его открытыми, дружелюбными манерами, темными вьющимися волосами и здоровым аппетитом оказался совсем не таким, как она ожидала.
– Поэзия, сэр?!
– Поэзия, мэм. А вы сами как к ней относитесь?
– Не могу сказать, что очень ей интересуюсь. В прошлом я часто перечитывала «Ночные размышления» Эдварда Юнга, но вот уже много лет не заглядывала в эту книгу.
– Если эти мрачные стихи были вашим единственным опытом в поэтическом искусстве, то я не удивлен, что вы перестали им интересоваться. Неужели вы не читали ничего более свежего?
– Боюсь, что нет, а если и читала, то не помню.
Впервые с момента знакомства с Мэри мистер Хейворд стал совершенно серьезен – настолько серьезен, что отложил второй кусок пирога и бросил салфетку на стол.
– Право же, мисс Беннет, мне очень грустно это слышать. Вас нельзя оставлять в столь непросветленном состоянии – вы должны позволить мне познакомить вас с некоторыми новыми работами! Если мои любимые стихи не подействуют на вас так же, как на меня, – не лишат вас дара речи от восхищения, – тогда я обещаю никогда больше не упоминать о них.
– Давайте не будем сейчас говорить о поэзии, – вмешалась миссис Гардинер, настороженно поглядывая на мистера Хейворда. – Стоит начать, и мы уже никогда не остановимся. А нам еще нужно закончить с покупками.
Мистер Хейворд смутился.
– Верно, – признался он, – я могу без конца говорить на эту тему, если меня не одернут.
– Что вы, сэр, – серьезно ответила Мэри, – очень волнующе слышать, как кто-то с такой убежденностью делится с другими своими мыслями.
Радостная улыбка мистера Хейворда побудила ее продолжать.
– Мое невежество в современной поэзии – это большое читательское упущение, и я очень хотела бы его исправить, – поспешно добавила она, опасаясь, как бы мужество вести беседу не оставило ее. – Если бы вы были так добры и дали какие-нибудь рекомендации, то, можете быть уверены, я бы очень усердно им следовала.
– Для меня это большая честь, – отозвался мистер Хейворд. – Хотя я думаю, стоит вам их прочесть, как вы и сами заметите, что оценили их по достоинству. Их надо читать не только головой, но и сердцем.
Он пристально посмотрел на нее. Мэри первой отвела взгляд. Тут к столику подошел официант и поинтересовался, не принести ли им еще чего-нибудь; он явно хотел, чтобы они покинули столик, и миссис Гардинер начала собираться на выход.
– Похоже, мы злоупотребили гостеприимством и должны идти, – сказала она. – Мы вернемся к нашему шелку и хлопку, а вы с Томом можете продолжить разговор за следующим обедом. Мистер Хейворд – один из наших постоянных визитеров, поэтому у него будет возможность убедить тебя разделить его энтузиазм, когда он в следующий раз появится на Грейсчерч-стрит.
Мистер Хейворд встал и снова поклонился.
– Очень на это надеюсь. Я еще сделаю из вас в любителя поэзии, мисс Беннет. И я настаиваю на выборе зеленой ткани в золотую полоску, обещаю, вы не пожалеете.
Мэри попрощалась и последовала за тетей прочь от стола. Когда они подошли к двери, она не удержалась и оглянулась. Мистер Хейворд был занят тем, что расплачивался с официантом, в то время как нетерпеливая супружеская пара быстро заняла освободившиеся стулья. Мэри поспешно отвернулась. Ее бы очень смутило, если бы мистер Хейворд заметил, что она смотрит на него. Мэри обрадовалась, когда тетя взяла ее под руку и они направились обратно в зал с тканями.
– Том Хейворд мне очень нравится, – призналась миссис Гардинер, когда они проходили мимо огромной витрины с носовыми платками для джентльменов. – Он один из самых добродушных людей, которых я знаю, за исключением, конечно, мистера Гардинера. Я знала Тома еще маленьким мальчиком и не могу припомнить, чтобы он сказал хоть одно недоброе слово.
– Сегодня он был в прекрасном настроении, – ответила Мэри. – Казалось, он находил все вокруг забавным.
– Да, – согласилась тетя. – Если у Тома и есть недостаток, так это склонность к причудам. Он слишком легко поддается порывам фантазии, иногда для того, чтобы развлечь других, а иногда, как мне кажется, просто чтобы доставить удовольствие самому себе. Я уже указывала ему на это раньше – ты, наверное, заметила, что я сделала это и сегодня, – но, боюсь, он ко мне не прислушивается.
Внезапно миссис Гардинер остановилась, восхищенная парой перчаток, которую заприметила издалека. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что у них не тот оттенок желтого цвета, и, двинувшись дальше, миссис Гардинер снова вернулась к разговору о мистере Хейворде.
– Том по своей природе обладает живым нравом, – продолжала она, – и любит упражняться в остроумии. Однако было бы большой ошибкой полагать, что из-за склонности к шуткам он не способен на серьезные чувства. За его внешней беззаботностью скрывается очень вдумчивый молодой человек, такой же уравновешенный и рассудительный, как все, кого я знаю.
– Думаю, эти качества необходимы адвокату, если он хочет добиться успеха в своей профессии.
– Да, и, насколько я понимаю, его очень высоко ценят в коллегии адвокатов. Мистер Гардинер говорит, что в профессиональном качестве Том всегда требователен и точен, что совершенно не похоже на тот легкомысленный образ, который он предпочитает принимать среди своих друзей.
Они снова подошли к прилавку с тканями. Для них пододвинули стулья; продавец достал и с показным радушием выложил перед ними каталог с образцами, которые они изучали, но миссис Гардинер никак не могла оставить интересную тему о мистере Хейворде и вернуться к выбору хлопка.
– Странно, Мэри, но, по моему опыту, большинству мужчин нравится думать о себе как о серьезных людях. Они культивируют чувство собственного достоинства и наслаждаются тем, что их считают непреклонными и суровыми. Но Том совсем не такой. Он предпочитает скрывать свою серьезность. Конечно, время от времени она в нем проявляется, но не специально.
– Возможно, – предположила Мэри, – необходимость проводить так много времени в среде адвокатов истощила его стремление к рассудительности. Возможно, он боится стать таким же напыщенным, как они, если не будет поддерживать в себе жизнерадостность?
– Думаю, это возможно, – согласилась миссис Гардинер. – И его семья большая, так что ему приходится рассказывать анекдоты, чтобы его заметили!
– Вы упомянули, что он ваш родственник?
– Его мать – моя двоюродная сестра, на несколько лет старше меня. Она вышла замуж за отца Тома, для которого брак стал вторым. Они жили счастливо, пока два года назад он не скончался. С тех пор я ее не видела, но мы по-прежнему переписываемся.
Миссис Гардинер открыла каталог с образцами, собираясь вернуться к разговору о хлопке, но теперь Мэри почему-то уже не хотелось оставлять интересную тему о мистере Хейворде.
– А сестры, о которых упоминал мистер Хейворд, – это дочери вашей двоюродной сестры или первой жены его отца?
– Это дочери моей двоюродной сестры. Все они уже замужем. У ее мужа был сын от первого брака, который унаследовал семейное поместье. Будучи младшим сыном, Том всегда знал, что ему придется самому пробивать себе дорогу в этом мире. И, к его чести, он сделал это с замечательной решимостью и очень хорошо.
Мэри на мгновение замолчала, переваривая услышанное.
– А стихи? – спросила она. – Откуда в нем эта страсть?
– Господи! – воскликнула миссис Гардинер. – Право, не могу сказать. Это слишком личный вопрос, чтобы я могла на него ответить. Тебе придется спросить его самого.
Она взглянула на большие настенные часы.
– И на этой ноте, я думаю, мы должны оставить Тома в покое и вернуться к нашим покупкам. Ты уже приняла решение?
Мэри быстро взглянула на образцы и закрыла каталог, к большому облегчению продавца, который подошел с вопросительным видом.
– Думаю, мистер Хейворд был прав насчет зеленой ткани, – сказала она. – Я считаю, что мы действительно должны купить ее.
Когда платья Мэри были заказаны и пошиты, миссис Гардинер вспомнила про очки племянницы и повела ее к окулисту, мистеру Долланду. Тот осмотрел глаза Мэри и внимательно изучил ее очки.
– Для сельской медицины это линзы превосходного качества, – заметил мистер Долланд. – Но я думаю, что мы можем предложить вам что-нибудь в более изящной оправе.
– Их сделал для меня один очень талантливый молодой человек, – тихо ответила Мэри. – Кажется, сейчас он стажируется в одной из лондонских больниц.
– Где, без сомнения, преуспеет, если уже показал такие способности. А теперь, мэм, могу я попросить вас посмотреть в этом направлении?
Мэри примеряла все новые и новые пары очков. Когда консультация закончилась, она выбрала два красивых экземпляра в изящных серебряных оправах, которые мистер Долланд настоятельно рекомендовал ей.
– Мне кажется, это больше подходит молодому лицу. Вы хотите оставить у себя прежние очки? Если хотите, я могу от них избавиться.
Мистер Долланд протянул ей очки на чистой белой салфетке. По сравнению с новыми они казались тяжелыми и, возможно, немного неуклюжими, но при взгляде на них сердце Мэри слегка сжалось.
– Я хотела бы оставить их себе, если позволите.
Он передал старые очки своему помощнику, который тщательно завернул их в вату.
Вернувшись на Грейсчерч-стрит, Мэри отнесла сверток в свою комнату и аккуратно распаковала. Она держала очки в руках, думая обо всем, что произошло с того дня в гостиной дома Лонгборнов, когда Джон Спарроу застенчиво заявил о своем намерении лично отшлифовать линзы. Теперь этот мир исчез, его обитатели разошлись в разные стороны. Ничто уже не будет как прежде. Что сделано, то сделано. Мэри поднесла очки к губам и нежно поцеловала их, прежде чем завернуть обратно в вату. Потом она открыла ящик туалетного столика и аккуратно положила их в самый дальний угол, рядом с маленьким словарем греческого языка.