Таким образом от первоначальной группы осталось только четверо человек, которые не спеша отправились за проводником по извилистой тропе, исполненные желания достичь своей цели. Иногда, если позволяла дорожка, они шли плечом к плечу, но чаще следовали друг за другом гуськом, почти не разговаривая в пути. Все разгорячились и устали. Мэри заметила, что мистер Хейворд добыл откуда-то палку и время от времени бил ею по траве или перебрасывал ее из руки в руку. Эти жесты, казалось, выдавали накопившееся беспокойство и напряженную внутреннюю борьбу. Мэри ощутила сочувствие к нему и тут же постаралась запрятать его как можно глубже. Спасать себя он должен сам – ему достаточно задать вслух мучивший его вопрос, и все разрешилось бы. Лекарство находилось в его собственных руках. Если бы он только заговорил, все могло бы тут же уладиться. Она вспомнила листок бумаги с изречением Аристотеля, который дал ей мистер Коллинз – «Наше счастье зависит от нас самих» – но как, задавалась она вопросом, достичь счастья в мире, где все избегают откровенности и так боятся признаться в собственных чувствах? Ей было больно признавать это, но, возможно, мистер Райдер все-таки был прав?
Ее разум оказался настолько поглощен этими мыслями, что, когда проводник окликнул их, она вздрогнула, вернувшись в настоящее.
– Господа, мы почти достигли места назначения. – Проводник указал на плато, лежащее в небольшом отдалении. – Мы окажемся на Эшридже минут через десять, если прибавим шаг.
Совсем скоро группа путешественников оказалась там. Они стояли, прикрывая глаза от солнечного света, на маленьком клочке земли, которого так стремились достичь, и каждый в наступившей торжественной тишине испытывал ликование от своей победы. Казалось, весь мир развернулся перед ними. Гряды холмов, изредка перемежаемые серебристыми бликами озер, тянулись до самого горизонта. Проводник тем временем показывал основные достопримечательности: с одной стороны – Кесвик, Борроудейл и Бассентуэйт, а если развернуться в другом направлении, можно увидеть горы Скиддо, Хелвеллин и Сэдлбэк. Наконец, с апломбом фокусника, раскрывающего свой лучший трюк, проводник указал на линию голубой воды на горизонте.
– А это, господа, залив Солуэй. Дальше начинается Шотландия.
Мэри почувствовала, как буквально оцепенела от восторга; она не могла оторвать взгляд от окрестностей.
– Итак, наконец, мы «созерцаем далекое море», как и надеялись ранее.
Мистер Хейворд подошел и встал рядом с ней. Она не повернулась, чтобы взглянуть на него, но продолжала восхищенно осматривать пейзаж.
– Да, – произнесла она, – это действительно великолепно.
– Так же великолепно, как вы ожидали?
– Я никогда не видела ничего прекраснее.
– Я представлял все именно так, но в меньшем масштабе. Кажется, природа намного превосходит возможности моего воображения в создании подобной красоты.
Он придвинулся немного ближе к Мэри.
– Я очень рад, – мягко продолжил он, – что мы смогли увидеть это вместе.
Она не знала, что сказать. Она не могла подавить гнев, захлестнувший ее, и теплота, с которой он говорил сейчас, после былой отчужденности только раздувала пламя ее недовольства. Что он имел в виду, проявляя к ней всю эту нежность сейчас, когда уже приложил все усилия, чтобы вежливо отдалить ее от себя? Как понимать его поведение?
Отчасти Мэри чувствовала себя глубоко задетой, практически раненой, но в то же время ее привлекал волнующий факт его близости. Поразительным было и написанное у него на лице глубокое отчаяние. Ей потребовалось все имеющееся самообладание, чтобы не рассыпаться в словах, не сказать, что все не так, как он думает, и что еще не поздно все исправить, если он этого хочет. Ее сердце твердило, что пришла пора открыться. Говори же! Если хочешь стать вершителем своей судьбы и кузнецом своего счастья – говори сейчас! Вот он, твой шанс, и другого может не представиться. Скажи ему, что чувствуешь – если он не может этого сделать, покажи, что ты сильнее, ты можешь!
Она почти решилась – слова вот-вот должны были сорваться с языка, – но тут в ней заговорила гордость, затем страх, стыд и негодование, и вся храбрость тут же испарилась. Вместо этого Мэри ответила с хладнокровием, призванным показать равнодушие, которого она и в помине не испытывала:
– Да, теперь мы можем поздравить себя с этим замечательным достижением.
Она подпустила в голос столько напускного безразличия, что ей самой стало противно, однако она не сдала позиции и не смягчилась.
– Сегодня утром мы почти не разговаривали друг с другом.
– Как и вчера, и позавчера.
– Это правда, кое-что отвлекло меня.
– Я заметила это.
Она застыла, замерла, подготовилась. Ему предоставилась возможность сделать то, на что ей решиться не удалось, – открыть свои чувства и мысли, объясниться, искупить свое поведение в ее глазах. Мэри в ожидании сжала кулаки. Прошло еще несколько секунд. Ничего. Мистер Хейворд оказался не храбрее ее самой. Она больше не собиралась ждать объяснений, которых никто не собирался давать.
– Что ж, – сказала Мэри с фальшивой веселостью, – оказывается, эта прогулка заставила меня проголодаться. Думаю, пора пойти разузнать, что же наш проводник собрал нам в дорогу.
Ошибки быть не могло – мистер Хейворд явно не ожидал, что она тут же развернется на каблуках и уйдет; его лицо вытянулось, но Мэри не дрогнула и больше оглядываться не стала.
– 80 –
Проводник нашел каменную плиту, расстелил на ней чистый кусок скатерти и сейчас доставал масло, буханку хлеба, сыр и яблоки. Кэролайн Бингли как раз вытаскивала фрукты, когда увидела приближающуюся Мэри, но никак не показала, что рада встрече, а вот мистер Райдер вскочил, чтобы поприветствовать ее.
– Хотел бы я знать, что может быть лучше трапезы на свежем воздухе. Могу я вам чем-нибудь помочь, мисс Беннет?
Мэри взяла сыр и яблоко. Она не хотела ссоры с мисс Бингли, поэтому вежливо попрощалась и стала искать место, где можно поесть в одиночестве. Вскоре ей подвернулся клочок покрытой сухой травой земли с удобным камнем, на который можно было опереться. Она с облегчением присела, прислонившись к нему спиной, сняла шляпку и встряхнула головой, как бы пытаясь сбросить тяжесть своего разочарования. На нее нахлынула усталость. У нее больше не осталось сил думать о мистере Хейворде. Сколько она себя помнила, казалось, ее против воли заставили играть в игру, правила которой не объяснили, да и расклад был не в ее пользу. Она изо всех сил пыталась вникнуть в суть, но почему-то всегда ошибалась.
Созерцая далекие холмы, Мэри почувствовала, как же ей хочется освободиться от всей этой фальши, позерства, лицемерия и хитростей. И снова слова мистера Райдера эхом отозвались в ее голове. Почему никак нельзя избежать недопонимания в отношениях между мужчиной и женщиной? Почему они не могли быть такими же естественными, честными и простыми, как дыхание? Мэри обняла колени и закрыла глаза, чувствуя солнце на своей шее; ее мысли блуждали, и через несколько секунд она задремала.
Она не знала, что именно ее разбудило, но, едва открыв глаза, была поражена, увидев мистера Райдера, который сидел недалеко от нее с травинкой во рту и безмолвно смотрел на горизонт. Мэри встревоженно заозиралась.
– Господи, сэр, должно быть, я заснула! Надеюсь, ненадолго?
– Около пяти минут назад, – ответил он. – Может, и десяти.
Она присела, подобрала шляпу и начала вставать; но мистер Райдер жестом остановил ее.
– Думаю, вы можете не торопиться. Все сейчас заняты. Том и наш проводник делятся впечатлениями о пейзаже, а мисс Бингли отдыхает. Давайте же воспользуемся моментом и полюбуемся этой панорамой.
Его спокойствие передалось и ей, так что Мэри не смогла возразить на это предложение. Они вместе наблюдали, как тени, не успевая за облаками, бегут по зеленым склонам холмов. Граница между морем и небом, между серым и голубым, незаметно стиралась на горизонте. Трудно было представить более красивое место.
– Такое чувство, что здесь даже я могу творить стихи, – пробормотал мистер Райдер. – Кажется невозможным удержаться. Любой в таком месте станет поэтом.
– При одном взгляде на это небо рука сама потянется к перу.
– Даже ваша рука, мисс Беннет? Ждать ли нам теперь от вас стихов? Возможно, «Покоряя Скофелл»?
– Вряд ли в этом заключается мой талант.
Мэри заприметила в траве рядом с собой пятачок, усеянный маргаритками, и начала плести венок, срывая один цветок за другим. Мистер Райдер доброжелательно наблюдал за ней.
– Простите за мой тон. Я уверен, вы сможете сделать все, чего действительно хотите.
– Вы очень любезны, мистер Райдер, но, боюсь, совершенно неправы. Я могла бы записать несколько рифмованных строк на бумаге. Это может сделать любой. Однако настоящий поэтический дар – редкость. Я знаю, что не обладаю им.
– Вот и Том говорит то же самое, – заметил мистер Райдер. – Частенько, особенно после знакомства с моим творчеством, он повторяет, что желание писать стихи никак не связано со способностями. И если вы чувствуете, что это не ваш талант, лучше искать себя где-нибудь еще.
– Действительно, вполне в его духе, – тихо сказала Мэри.
– Что ж, если не судьба мне узнать из стихотворного сборника ваше мнение о природе вокруг нас, – продолжал мистер Райдер, – можете выразить свои впечатления в прозе. Что вы думаете, когда смотрите на все это?
Она вгляделась в мерцающую голубую даль, будто стараясь запечатлеть ее в памяти.
– Первое, что бросается в глаза, – красота. Цвет, свет, воздушность. Но чем больше смотришь, тем больше понимаешь, что сильнее всего поражает масштаб общей картины. Она так велика и необъятна, и мы по сравнению с ней малы и ничтожны.
– И мне на ум приходят те же мысли! – воскликнул мистер Райдер. – Это великолепно, но и жестоко тоже. Этому миру нет до нас никакого дела. И мы ему безразличны. Все наши мелкие заботы и хлопоты, смешные условности, диктующие нам, как жить, теряются в местах, подобных этому.