Последний раз он так отчаянно цеплялся за уходящий сон, когда ему приснился очень реальный, наделенный мельчайшими подробностями разговор с отцом. Тогда он все утро продолжал беседовать с ним, находясь под впечатлением от того, каким настоящим предстал перед ним отец и насколько актуальную тему он затронул. Вэл даже не удержался и рассказал об этом сне маме, которая с радостью прожила с ним это необычное явление.
Сообщением от Сюзанны, которое, как он думал, ему приснилось, он наслаждался в одиночестве. Ни маме, ни друзьям он уже давно ничего про нее не говорил. Ни один человек не знал, что девушка из Архангельска, с которой он имел непродолжительный роман, до сих пор занимает его мысли.
Вэл тщательно обтерся и, повязав полотенце на бедрах, босиком прошел на кухню.
– Чем завтракаешь, мамуль?
– Доброе утро, сынок. Ты сегодня рано проснулся, я еще не успела ничего приготовить.
– Это не намек. Ты же знаешь, в меня утром ничего не лезет.
– Тогда чайку?
– Да, пожалуйста.
Вэл вернулся в свою комнату, чтобы надеть трусы и взять телефон – несмотря на то что его рабочий день начинался после обеда, важные звонки порой начинали поступать с самого утра. Когда телефон оказался в его руке и на экране высветилось имя Сюзанны, он как раз сбросил полотенце. И так и замер посреди комнаты – голый, недоверчиво пялящийся в экран и почесывающий мокрую бороду.
Смахнув наконец вверх, он увидел текст сообщения: «Привет! Буду в московском офисе через две недели». И как это понимать? Начало общения? Предложение встретиться? Или «когда я буду в офисе, постарайся не попадаться мне на глаза, вообще, желательно, умри к тому моменту»? Или, что страшнее всего, она его разлюбила, простила обиды и готова общаться как со старым знакомым? Может быть, она забыла добавить, что приедет не одна и вообще уже вышла замуж? Или что ей надо написать заявление на декретный отпуск? Хотя нет, для этого не обязательно лететь в Москву. Скорее всего, намечается совещание региональных руководителей, или она, как в прошлый раз, будет в Москве проездом и потом улетит в Германию.
Чтобы немного приостановить бешеный хоровод догадок в своей голове, он написал: «Встречу тебя в аэропорту, скинь рейс». Тут же пришел ответ: «Не надо, Палыч обо всем позаботится, ты же знаешь».
«Ты же знаешь». Он ясно представил ее лицо, взгляд в этот момент, голос, которым она всегда говорила эту интимную фразу. «Я не люблю клубничное мороженое, ты же знаешь». «Я не крашу волосы, ты же знаешь». «Я предпочитаю сверху, ты же знаешь». Три слова, которые сводили его с ума. Эти три слова она написала ему сейчас. И что бы она там ни думала, теперь он точно знает, что она жаждет и боится встречи так же, как и он.
Он примчался в офис раньше обычного в надежде поскорее наведаться к Палычу, хотя тот тоже редко находился в телецентре с самого утра. Но сегодня Вэлу повезло. Он услышал недовольный (ну и черт с ним) голос шефа, едва выйдя из лифта.
Дождавшись, пока Палыч раздаст указания нерадивым сотрудникам, Вэл зашел к нему кабинет. Его целью было насколько возможно завуалированно узнать о визите Сюзанны. Но Палыч быстро его раскусил и на первый же вопрос про архангельский филиал раскрыл рот в радостном удивлении.
– Опачки! Сердце здоровяка еще не остыло! Эта Снегурка тебя пришпилила не на шутку!
Вэл смотрел на него исподлобья, поджав губы, чтобы не выдать по-детски смущенную улыбку. Ему не хотелось юлить, он был слишком счастлив и не в силах этого скрывать.
– Давно ничего от них не слышно, – сказал Вэл, разглядывая эмблему телеканала за спиной Палыча.
– Твоя зазноба будет здесь проездом в июне. У нее намечается командировка во Франкфурт.
– Ясно… Ну, я пошел.
– И даже спасибо не скажешь?
– За что?
– За то, что я не настоял, чтобы она возглавила немецкий филиал и осталась в Германии.
– Ты ей такое предлагал?
– Ничего себе! Я думал, вы общаетесь.
– Некогда, в июне с ней поговорим. Так что она ответила на твое предложение?
– Отпирается, как может. Готова летать туда хоть каждый месяц, лишь бы не оставаться надолго среди фрицев.
Он вышел от шефа, почти пританцовывая, и, несмотря на то что первой, кто встретился на его пути, оказалась улыбающаяся Аглая, он не скривил физиономию. Он так любил в этот момент весь мир, что просто был не в силах презирать ее одну.
Он мысленно расстался с намерением серьезно поговорить с друзьями, чтобы предостеречь их от этой коварной соблазнительницы, – пусть каждый делает, что хочет. Пусть меняется, ошибается, набивает шишки, чтобы рано или поздно обрести счастье и успокоение. Он сам уже не тот, что вчера, не тот угрюмый пассажир этого мира, кое-как карабкающийся по лестнице жизни с шутками и прибаутками, но при этом с неизменной тоской в глазах. Сегодня он наполнен светлой энергией, надеждой и обещанием любви!
На своем рабочем столе он нашел брошюрку-приглашение на речную прогулку – корпоративную вечеринку в стиле Гэтсби. «Маркетингу, что ли, скучно живется?» – подумал он. Завлекательные строки гласили: «Живая музыка 20-х годов! Окунитесь в ту вседозволенность, которую могли позволить себе только аристократы! Насладитесь виртуозной игрой джаз-банда, почувствуйте себя элитой общества по примеру Гэтсби!»
– Копирайтера – на мыло, – выразил он мнение коллегам.
– Да ладно тебе, Валяныч, будет весело! Такая неожиданная щедрость от руководства! Наверное, из-за того, что пришло много новеньких, решили устроить тимбилдинг.
– Да иди ты! Натуральный маскарад же!
Он поискал на брошюрке дату мероприятия. Следующая суббота. Едрить-колотить, Сюзанна приедет позже. А ведь было бы здорово, если бы она попала на этот праздник жизни, и их повторное сближение случилось под яркими звездами, отражающимися в ряби Москвы-реки, под звуки низкого соло контрабаса, в полумраке шика и блеска…
Он поднял глаза, и его сентиментальный романтический настрой разом улетучился. С другого конца опенспейса Аглая приветливо махала ему этой же брошюркой, как бы говоря: «Здорово, не находишь?»
Он плюхнулся на стул, отодвинул в сторону цветастую бумажку с призывом к всеобщему веселью, включил монитор и подумал о том, что придется наведаться к Палычу еще раз. На сей раз – с предложением пригласить региональных сотрудников на Гэтсби-вечеринку. Или скорректировать под нее расписание Сюзанны. Чего уж там, он и так в курсе его сердечных мук.
– Элюшка, это фантастика! Если это твой Мика так на тебя подействовал, я его расцелую!
– Давай не будем про него. Тебе правда понравилось? – Эля сидела на своей кухне в шелковой пижаме и запивала вином легкий салат из овощей и зелени.
В Москве был вечер, а на семь часов отстающий Нью-Йорк звучал в трубке раздражающе бодро. Но Эля все равно улыбнулась своей способности радоваться похвале.
– Ты сейчас поймешь, насколько мне понравилось. Вернее, нам с Мишель.
– Та-ак… – заискивающе протянула Эля.
– Ты берешь полотно, свою прекрасную страдающую попку и прилетаешь ко мне в Нью-Йорк. Нужно успеть до открытия галереи, потому что твоя картина будет красоваться на ее стенах. Вот что мы решили!
– Э-э-э… У меня нет визы. И отпуска в ближайшее время. И где я остановлюсь?.. Черт! Ты серьезно?! – Эля вскочила со стула и начала наматывать круги по своей маленькой кухне. – Поверить не могу! Но как же…
– Так, успокойся и сядь, пожалуйста. – Нонна знала ее слишком хорошо. – Я тебе пришлю номер моей знакомой, она поможет быстро оформить визу. Насчет консульского сбора и билетов не волнуйся. Жить будешь у меня в Бруклине, я тут снимаю симпатичную квартирку. Насчет отпуска тебе придется договориться. Если получится только за свой счет, мы постараемся помочь.
– Нет-нет, что ты! Я уволюсь, если меня не отпустят! Только скажи, она действительно так хороша? Картина, в смысле.
– Даже если бы она не была хороша, я бы придумала повод, чтобы заманить тебя сюда. Но да, картина прекрасна. Мишель со мной согласна. А она настоящий ценитель.
– Не верится, что это происходит… Когда, ты говоришь, мне нужно быть в Нью-Йорке? – Эля как будто пробовала эти слова на вкус, ведь еще пять минут назад она не подозревала, что ей в жизни когда-нибудь придется произнести что-то подобное.
– Жду тебя в конце июня. Постарайся выкроить недели две.
Эля не представляла, что Вселенная способна на такие подарки, да еще и в самый что ни на есть подходящий период. Да разве будет у нее теперь время грустить, винить себя и сокрушаться по поводу совершенных ошибок? Месяц на сборы и приготовления, месяц предвкушений и усердной работы (чтобы наверняка отпустили в оплачиваемый отпуск), немного терпения – и привет, Нью-Йорк!
Будучи не в состоянии усидеть на месте от таких новостей, она продолжала ходить по квартире, прикидывая, как изменится ее жизнь через полтора месяца. Хватит ли этого времени, этих волшебных, насыщенных приятным предвкушением и новыми впечатлениями недель, чтобы исцелиться? Шансы на это круто возросли. Две минуты, один телефонный звонок, и появилась надежда. Сейчас еще сложно было представить, что через два месяца она будет как новенькая, но как бы там ни было, сильнее она станет точно. Ну, или сломается окончательно. Третьего не дано.
При расставании Мика сказал ей: «Я и не такое переживал», как бы обрубая этой фразой ее последнюю надежду на воссоединение, демонстрируя собственную силу и закалку страданиями. Тогда, глядя ему в глаза, она поверила. Она осознала свою слабость и поняла, что ей будет тяжелее, просто потому что у нее такое в первый раз. Но впредь это страдание ей зачтется на тот случай, если ее ждут какие-нибудь еще непредвиденные удары судьбы.
Конечно, она дилетантка по сравнению с ним. Свою первую любовь он потерял из-за страшной трагедии: девушка разбилась на автомобиле. И, как бы глупо это ни звучало, в некотором смысле Эля всегда видела в ней соперницу, а в свете последних событий даже немного ей завидовала. Он не успел ее разлюбить, она покинула его на пике первой страсти и взаимных чувств. Эле лучше было бы никогда не узнать про эту историю, чтобы не сравнивать себя бесконечно с той, которая ушла так трагично и так «красиво». Нет, Мика не давал повода думать, что рана утраты еще саднит, не заговаривал на эту тему, не упоминал первую любовь в философских беседах, если случалось перебрать. Всего лишь по простоте душевной однажды рассказал Эле об этом факте, без дрожи в голосе и наворачивающихся слез. Но Эля видела фотографии в старых альбомах, имя той девушки порой проскакивало в беседах его друзей о бурной молодости («А помнишь, где это было? У Наташи на даче?» или «Кто тогда был за рулем? Мы же все уделались в говнище!.. А, Наташка нас везла!»). Несмотря на сомнительный контекст, все эти воспоминания были такими чистыми, задорными, что Эле на контрасте их сегодняшняя жизнь виделась серой, пресной, чересчур взрослой. И в то же время девушка с красивым нежным лицом и умными карими глазами, взиравшая на нее со страниц старого фотоальбома, казалась Эле несравнимо мудрее ее самой, несмотря на невозможность дожить даже до ее лет. Да любая школьница покажется благоразумнее: ревновать парня к давно умершей девушке? Что за бред?