Самый простой ответ – во всем виноваты технологии. Роберт Сапольски приводит мне его в пример, чтобы затем объяснить, почему самый очевидный ответ – не всегда самый верный. «Средства коммуникации действительно становятся все быстрее: газеты, радио, телевидение, теперь интернет. Проще всего сказать, что мы приучаем каждое новое поколение быть все более нетерпеливыми по отношению к получению информации, – говорит Сапольски. – Но я думаю, что есть кое-что более фундаментальное. Исследования показывают: люди принимают интуитивно верные решения в экстремально короткие промежутки времени. К примеру, американцы при одном взгляде на человека могут абсолютно точно угадать, республиканец перед ними или демократ. Подозреваю, что дело вот в чем: процессы вынесения суждений и принятия решений проходят на бессознательном уровне очень быстро. А то, что мы считаем неторопливым «размышлением о чем-то», – это лишь поиск логичного объяснения принятых решений, которое проводит сознательная часть нашего мозга».
Лекции Роберта Сапольски по своей драматургии напоминают криминальный триллер – и не только потому, что уже в начале своего курса преподаватель рассуждает о самых необычных оправдательных приговорах убийцам. Чем дальше, тем больше аудитория сидящих перед ним студентов включается в игру-угадайку, которую подкидывает учитель, почти с детским восторгом реагируя на неожиданные повороты сюжета – вроде бейгла с сыром, которым Сапольски угощает угадавшего ответ студента. «Система, когда молодые люди перенимали опыт и учились у людей старше их, существует миллионы лет. Но только в последние несколько веков люди изобрели такой странный способ передачи знаний, как долгое сидение детей в одном месте, напротив одного говорящего им что-то взрослого. «Кажется, эта система не особо работает большую часть времени, – говорит Сапольски. – Изолированность школ напоминает мне поверье в педиатрической медицине, существовавшее в США в первой половине XX века. В то время худшим, что могло случиться, был приход родителей в больницу. Не говоря уже о самой возможности увидеть своих детей или подержать их на руках. Важный вопрос вот в чем: как мы принимаем решения о том, какой преподаватель хороший, а какой нет. Возможно, это тоже связано с особенностями распространения информации. Достаточно посмотреть исследования о циркуляции слухов в сети – они показывают, что негативная информация и «плохие новости» распространяются не только быстрее, но и охватывают более широкую аудиторию. Причем люди с большей вероятностью перешлют другим именно такие новости, а не что-то созидательное. Так что, возможно, иногда достаточно одного мнения ученика в классе: «Урок был скучным, а учитель – злым», и эта информация будет распространяться быстрее, чем мнение другого ученика о том, что урок был очень интересным».
Сапольски так долго изучал стресс и его влияние на человека, что даже разговор о «хорошем уроке» сводит к влиянию гормонов. «Никто из нас на самом деле не хочет полностью убирать переживания из своей жизни, потому что иначе мы умрем со скуки. Нет, мы хотим правильной дозы стресса – той, что мы называем стимуляцией, – говорит Сапольски. – Возможно, идеальный школьный урок – это когда ученики проводят половину времени в размышлениях о том, что тема для них слишком сложна и они совершенно точно ее не поймут. А в оставшиеся 50 % времени они напряженно размышляют о том, как смогут это сделать. Стресс – это точка опоры посреди океана неопределенности».
Я спрашиваю у Сапольски о мучающем всех вопросе использования гаджетов, и вот тут опытный ученый с трудом находит ответ. «Сейчас я начинаю ощущать, сколько мне на самом деле лет, – говорит Сапольски. – Вся история человечества убеждает, что бояться не нужно – наша зависимость от гаджетов ведет свой отсчет с момента, когда люди изобрели письмо. Каждое поколение переживает, что жизни молодых людей будут разрушены новыми формами коммуникации и развлечения. Но каждый раз страхи оказываются беспочвенными. Проблема в том, что это рациональный взгляд. А есть эмоциональная сторона: посмотреть на молодежь и ужаснуться происходящим. Мы с женой боремся с нашими детьми, которые увлечены смартфонами». Рациональная и эмоциональная сторона? Если подумать, то этим разделением действительно можно объяснить многое – от нашей боязни гаджетов до страхов перед ЕГЭ.
В предисловии к «Биологии добра и зла» Роберт Сапольски признавался, что пессимисту внутри его пришлось подвинуться и уступить место оптимисту. Я почувствовал то же самое после двух лет, проведенных в школах, и особенно после неформального общения с преподавателями. «Где их взять, хороших учителей? Вы же понимаете, что их совсем мало», – раз за разом говорили мне педагоги. Эта фраза казалась мне чудовищной. Потому что означает, что мы легко списываем в утиль большую часть работающих сегодня учителей.
Сапольски говорит, что большинство учителей в США давно «выгорели» – и больше их детям могут навредить разве только «выгоревшие родители». Оптимист внутри меня научился безошибочно находить таких «выгоревших» – от них после рассказа об интересных преподавательских приемах ты обычно слышишь в ответ: «Ну и к чему это все приведет?» За время написания книги я подумал о другом: мы всегда делаем работу либо для себя, либо для других. И если учитель когда-то оказался в школе, потому что действительно хотел передать что-то детям, но за годы усталости урок превратился для него в сеанс эмоциональной разрядки, то на этот случай есть набор инструментов, который поможет снять напряжение почти так же, как сеанс хорошего массажа убирает напряжение в теле. «Можно ли «исправить» плохих учителей? Надеюсь, что да, – говорит мне Сапольски. – Возможно, такие люди никогда не станут великими преподавателями, но в правильных обстоятельствах и с помощью тренингов они точно смогут стать лучше».
«Знаете, я слышал много разных педагогических ответов на вопрос «Зачем нам нужна школа?» – говорю я Сапольски. – Но мне интересно услышать ответ с научной точки зрения». «Я не смогу дать научный ответ, который не выглядел бы абсурдным, – отвечает Роберт. – Вместо этого я отвечу фразой, которую однажды услышал: «Почему учеба и школа нужны? Потому что они делают жизнь интереснее».
15:40Тревожный звонок
В коридорах школы буквально в воздухе ощущается напряжение. «Уже посмотрели запись?» – спрашивают сотрудники друг у друга, словно речь идет о преступлении, совершение которого еще только предстоит доказать. Но, как выясняется, преступление все-таки совершено. В школе произошла драка между двумя старшеклассниками.
Запись происшествия, попавшего на камеру наблюдения, посмотрели учителя. Запись посмотрел директор. Запись посмотрела даже Юлия Вешникова. В коридоре я сталкиваюсь с учителем геометрии Яковом Борзенко, которому теперь предстоит провести профилактическую работу с учениками. С первой же фразы мы переходим на «ты» (как я потом выясню, в школе нет человека, с которым Яша общался бы иначе).
Суматоха на почве рядового события меня искренне удивляет. Любой выпускник государственной школы помнит: чем старше становишься, тем больше учебное заведение напоминает юношеский филиал «Бойцовского клуба». «Яша, ты же понимаешь, что такие драки в учебных заведениях происходят каждый день?» – уточняю я. «Вот чтобы они не происходили каждый день, нам сейчас и нужно разобраться до конца», – отвечает Борзенко.
Мысль о том, что нужно сменить карьеру бизнес-консультанта на работу учителем, пришла к Борзенко в лагере Филиппа Бахтина «Камчатка». После той поездки очень кстати поступило предложение стать заместителем директора одной московской гимназии. «Я, конечно, совершил тогда огромное количество ошибок, – говорит мне Борзенко. – Бизнес-тренинги учат тебя за три дня завоевать доверие у людей, которых ты после этого никогда больше не увидишь. В школе очень быстро становится понятно, чего ты по-настоящему стоишь. Чем больше ты «продаешь» себя, тем большими проблемами это оборачивается впоследствии. В начале работы я, никогда не работавший в школе 25-летний парень, рассказывал взрослым коллегам, какой я крутой. Спустя полгода, когда я не оправдал всех надежд, я понял, какие репутационные потери приносит такое поведение».
Сейчас такой же ошибкой начинающего преподавателя Борзенко считает попытки сблизиться с детьми. «У меня было дикое желание понравиться школьникам, говорить с ними на одном языке, – рассказывает он. – Помню, что сразу после прихода в школу я предлагал им подписаться на свой «Инстаграм». Но, на мой взгляд, с детьми нельзя дружить. Теряя границы, ты можешь оказаться в щекотливой ситуации: сегодня ты для ребенка друг, а завтра от него что-то требуешь. И это оттолкнет их от тебя».
«Зайчик на танке» – так Яша называет теорию, с которой сверяется после каждого диалога с детьми. Теория, которая, на его взгляд, полезна всем педагогам и родителям. «Ее суть в том, что отношения к своим и чужим интересам можно представить в виде двух осей: X и Y, – говорит Борзенко. – По оси X проходят интересы другого: твоя внимательность к людям, забота, душевность, теплота. А по оси Y – собственные интересы: пунктуальность, целеустремленность, ответственность. Если у тебя отрицательные значения по обеим осям, то ты – «амеба»: тебе плевать на себя и на то, чему ты учишь детей. Если человек умеет заботиться о своих интересах, но не видит чужих – это «танк». Ты помнишь о своих целях, и дети на твоих уроках действительно учатся. А если человек заботится о других, но забывает о себе – это «зайчик». Он милый, внимательный, может уступить и гораздо лучше танка видит другого человека. Но такого учителя детям легко увести в сторону: урок закончится, а тема останется непройденной. Последний вариант – «зайчик на танке». Он может немного проехать вперед, потом вылезти из люка и посмотреть, в каком направлении движется его партнер по диалогу. А уже затем немного повернуть в сторону или сдать назад. Это идеальная ситуация: в одном случае я иду навстречу, а в другом – осознанно иду на поводу. После очередной рабочей коммуникации можно посмотреть на эту схему и увидеть, чего тебе не хватило, чтобы стать «зайчиком на танке».