езаметно. Те, кто в начале своей работы смеялся над собирательным образом «Марьиванны», внезапно ловят себя на мысли, что дети превращаются в объект для эмоционального срыва, а сам урок – в сеанс психологической разрядки.
«Глядя на многих преподавателей, меня стал волновать вопрос: что делать, когда видишь, что педагог уже перестал развиваться и не хочет заниматься своим делом? – говорит Кирилл. – Профессиональное выгорание у учителей выражено особенно ярко. Преподаватель – это «резиновая профессия», в которой сложно выстроить границу и остановиться. Можно без конца проверять тетрадки и готовиться к урокам. Я понял, что не допускать такого позволяет супервизия в виде помощи других коллег, даже не обязательно психолога. Нужно проговаривать свои истории: что я делаю и зачем я делаю. Сейчас, как директор, я прошу заведующих кафедр выстраивать опеку, некий канон относительно поддержки разных коллег. Кому-то нужен взгляд из зрелого опыта, а кому-то надо позволить проявить молодую энергию, придумать кучу всего».
Во время учебного семинара по профессиональному выгоранию один из коллег Кирилла Медведева предложил метафору, после которой все участники разного возраста сошлись на том, что это должно помогать. «Это образ рабочей робы, – говорит Кирилл. – Вот ты пришел на работу, надел ее, поработал, и перед выходом надо не забыть робу снять. Снял, закрыл дверь и пошел домой человеком. Ты не пошел учителем дальше, в этой робе, со всеми мыслями. Такой прием позволяет создать признаки нормальной, законченной работы».
16:25Учительская Как не стать «Марьиванной»
В легендарном сериале «Звездный путь» Капитан Кирк, пролетая в космосе над Землей, мечтательно произносит: «А ведь где-то там прямо сейчас кто-то говорит другому человеку три самых прекрасных слова в мире». Зритель вместе с героем замирает, ожидая фразы «Я тебя люблю». Вместо этого капитан произносит совсем другие слова: «Пожалуйста, помоги мне». Парадоксальное лекарство от ощущения собственной истощенности – показать свою уязвимость и признаться, что тебе самому нужна помощь.
«Как понять, что ты выгорел? Ты начинаешь совершать действия, которые не должен допускать как профессионал, – рассказывает мне Анастасия Серазетдинова. – Говорят, что, когда заходишь домой, ты должен снимать рабочий костюм и оставлять его на вешалке. Точно так же, когда ты заходишь в класс, ты должен снять все, чем ты недоволен. Тут, конечно, скажут: но я же живой человек, и это правда. Но умение справиться с накопившимся заключается в том, чтобы отделять личное от профессионального. Первая стадия выгорания – когда ты забываешь снять костюм. Вторая – и она еще хуже – ты не считаешь нужным его снимать. Ты перестаешь принимать ребенка во всей его красе и раздражаешься из-за естественных вещей. И еще есть самый тревожный звонок – когда ты обижаешься на ребенка. Вот это уже просто опасно».
Не страшно признаться самому себе в истощении – куда страшнее работать дальше так, словно ничего не происходит. «Как учитель, я знаю, что помочь найти причину может психотерапевт, работа над собой или обратная связь от коллеги, – говорит Настя. – Мне очень помогло, когда один преподаватель после урока сказал мне: «Некоторые твои шутки в классе похожи на пассивную агрессию». Я никогда об этом не думала. Иногда нужно честно сказать детям, что ты чувствуешь злость. Ведь как обычно происходит? Учитель в процессе выгорания или внутренней нестабильности начинает говорить: «Вы все идиоты, худший класс за 30 лет моей практики». И очень мало учителей честно рассказывают детям о своих чувствах. Но это очень помогает. Ведь что такое выгорание? У нас болит зуб, и мы думаем только про него. Когда нам внутри что-то не нравится или есть какое-то недовольство – мы постоянно об этом думаем. Но истощенность – это не преступление, а нормальный процесс. И надо просто уметь его отследить. Важно, чтобы участники команды доверяли друг другу и могли попросить помощи. В нашей стране мы этого делать не умеем, поэтому у нас с трудом идет психотерапия или карьерное консультирование. И когда мы все поймем, что признание своей слабости – это внутренний рост и огромная сила, то у нас будет меньше историй про очередного педагога, который ударил ребенка головой об стол».
В одной из книг про командную работу Серазетдинова подметила для себя прием: в начале каждой групповой встречи все участники по очереди должны рассказать, как они сейчас себя чувствуют. «Когда ты предупреждаешь всех, что у тебя болит голова или просто ужасное настроение, ты сбавляешь градус ожиданий окружающих, – говорит Настя. – Как иначе люди узнают причину твоей злости? Я сама страдаю жуткими головными болями и во время очередного приступа иногда буквально готова умереть. Но, когда я честно говорю об этом в классе, дети сразу же все понимают. Или ребенок приходит и говорит, что он спал два часа и ему нужно просто посидеть на месте и не двигаться. Все, условия определены – и нет никакой проблемы в том, что он сейчас не работает. Возможность в начале урока сообщить, что с тобой происходит, меняет очень многое. Но… иногда полезнее и ценнее будет уйти, если это позволит тебе сфокусироваться на чем-то другом, а еще обезопасит и тебя, и детей».
«Когда меня раздражают дети, я должна понять, почему это происходит, – говорит Серазетдинова. – Например, поначалу детям очень не нравилось, что я часто повторяла: «Думайте, о чем здесь говорится» – и тем самым заставляла их приходить к своим заключениям. Нам неудобно думать, у нас от мыслительного процесса все болит и чешется. Вспомните, в какой позе сидит роденовский мыслитель, – он опирается правой рукой о левую ногу. Это ведь жутко неудобно. Десятиклассники требовали: «Анастасия Николаевна, дайте нам конкретные факты!» Когда у тебя еще нет собственной базы, у тебя формируется потребительская модель обучения: тебе дают, ты запоминаешь. И тогда я говорила детям: «Я вам для чего здесь? Для фактов есть «Википедия». Потому что хороший учитель – это человек, который способен увидеть талант и вытащить его из тебя. Он знает что-то о твоих способностях, чего ты пока не знаешь сам».
Последний случай, когда Серазетдинову раздражали дети, произошел за день до нашего разговора. Анастасия заменяла урок у другого преподавателя и рассказывала детям про историю искусств. С первых минут было понятно, что предмет детям не близок. «Я и так пробую, и так – и каждый раз чувствую сопротивление, – говорит Настя. – Тогда я не выдержала и спросила: «Что происходит?» «Нам это искусство на фиг не нужно», – лаконично объяснили дети. Я сказала: «Не нужно искусство? Ну давайте поймем почему». – «Скучно!» – «Прекрасно! Вторая причина?» И потихоньку мы начали составлять список, рассуждать, а закончили «Меланхолией» Дюрера и способами постижения мира через живопись. А еще вердиктом: нам скучно и не нравится не потому, что мы чего-то не понимаем, а потому, что нам не хватает знаний. Все с этим согласились и ушли».
Разговор с Анастасией Серазетдиновой
Серазетдинова сравнивает учителя не только с актером, но и с врачом: и тот и другой встречается с человеком, чтобы ему помочь. Поэтому и для работы с ребенком есть два способа – либо вычитать, либо прибавлять. «Первый способ очень удобный: ты говоришь, где плохо, а потом выставляешь оценку, – говорит Настя. – Другой – ты говоришь, где здорово, а потом выставляешь оценку». «А если совсем не здорово?» – спрашиваю я. «Ты как учитель должен найти хотя бы одну хорошую вещь, – говорит Серазетдинова. – Обычно мы вычитаем из придуманного нами или другими людьми идеала. А можно считать, что за эту работу ты в плюсе на столько-то баллов. У меня есть такой прием: я выделяю весь текст серым, а классные моменты выделяю ярким. То есть то, что ты написал в целом, – не очень, а вот тут – просто супер. И чем больше яркого, тем круче». У школьников Анастасии Серазетдиновой всегда есть возможность улучшить результат: дети сдают работы в файле Word, получая обратно правки в режиме комментариев. «У каждого из нас в жизни есть возможность в любой момент изменить ситуацию – ну, если, конечно, вы не работаете нейрохирургом, – говорит Настя. – Так и тут: у школьников всегда будет возможность изменить оценку, если они этого захотят. Они учатся ошибаться и не остаются в одиночестве. Ведь обычно учитель просто отмечает то, что плохо».
Школу на Чукотке, в которой училась Анастасия Серазетдинова, заносило снегом по четвертый этаж. Часто для того, чтобы в нее попасть, ученикам нужно было сначала откопать вход. И может быть, это жизнь на Крайнем Севере, в поселке на две тысячи человек («ощущение, что все должны друг другу помогать»), или работавшая воспитательницей в детском саду младшая сестра, или чувство, что рядом были люди «одной группы крови», но есть одна вещь, которую Насте Серазетдиновой теперь очень хочется сделать. Передать все накопленные ею инструменты во все остальные школы России, включая ту самую, на Чукотке. «Я лелею мечту заниматься педагогами, потому что проблема не в детях, не в школьном классе, а в наших учительских головах, – говорит Серазетдинова. – У меня ощущение, что на студентов пединститутов сразу на выпускном вечере надевают броню со словами: «Самое главное – не учись больше ничему, пожалуйста». Я не знаю, откуда эта броня берется. Но когда при мне рассуждают о «провале эксперимента Билла Гейтса», который решил дать фидбэк учителям, я понимаю, что в образовании всегда будут скептики. Те, кто уверен, что «это не сработает». У нас, как и у врачей, помогающая профессия. И наша профессиональная деформация в том, что хочется помочь всем настолько, что мне иногда приходилось в некоторых ситуациях себя останавливать. Размножить хороших учителей нельзя. Но можно распространить их опыт. И, мне кажется, наша задача – найти и вытащить сильные стороны педагогов. Да, ты можешь чего-то не знать про современные системы образования. Или услышать о чем-то на конференции и не верить, что можешь применить это в своей сельской школе. Но у тебя совершенно точно есть набор своих находок и приемов. Вспомните Челябинский лицей, одну из сильнейших математических школ в России. Просто когда ты хочешь узнать, что скрыто внутри личности, ты сталкиваешься с одной и той же картиной: приходишь к учителям и просишь их рассказать о себе, ответив на вопрос: «В чем ваша сила?» А в ответ слышишь: «В каком смысле? Я сейчас про себя должен говорить?» И мне кажется, что все изменится не только когда мы сделаем обучение индивидуализированным. А когда предложим педагогам подумать про себя и дадим инструменты, которые могут измерить, в какой точке ты находишься и куда сможешь вырасти».