говорю с людьми. И стараюсь, чтобы сказанное мной было им близко. А еще я часто начинаю с шутки. Так аудитория расслабляется, а когда люди смеются – они слушают внимательно. Но это не техника, я просто родился в большой семье в Ливерпуле. Жители этого города невероятно смешные, иначе выжить в этом городе невозможно. Словом, когда стоишь перед аудиторией, нужно сделать так, чтобы сказанное тобой стало для людей важным и интересным. То самое триединство: контент, люди и спикер».
Телефон снова начинает звонить, и по озабоченному взгляду Робинсона я понимаю, что ему нужно ответить. «Последний вопрос: зачем нам сейчас нужна школа?» – почти кричу я. «Мы учимся друг у друга. А обучение – это социальный процесс, – говорит мне Кен. – Весь мир состоит из взаимодействия друг с другом, и мы сами зависим от других. Нам нужно объединяться, чтобы познавать. Нам нужно создавать глобальную сеть, чтобы показывать опыт и делиться тем, что мы поняли. Да, есть вещи, которые можно сделать онлайн. Но вы сами прекрасно знаете: все меняется, когда ты находишься с кем-то в помещении и чувствуешь энергию людей. Я думаю, что школы нужны. Просто не те, что есть сейчас. Нам нужно не избавляться от учебных заведений, а делать лучше – и примеры у нас есть. Есть другие школы».
21:45Последний звонок
Моя школьная учительница геометрии как-то раз объяснила мне, почему перед доказательством теоремы рисуется пустой треугольник, а после – закрашенный. Потому что вначале у тебя еще светлая голова, а в конце появляется слишком много мыслей. Нечто подобное я испытываю в школе, спускаясь по опустевшим лестницам и проходя по таким же опустевшим коридорам. Как уходящий вдаль разговор прохожих, школа замирает, но не перестает жить. Это не остановившееся сердце, это глубокий вздох перед следующим днем.
Несколько лет назад школьный учитель из Голландии Стефан Каспер выиграл ночь в музее наедине с произведением искусства – его кровать установили в паре метров от «Ночного дозора» Рембрандта. Я почти понимаю, что он испытывал. Мне пора уходить, но я обхожу все помещения так, словно по очереди проверяю комнаты перед продажей семейного дома. Странное чувство, когда вдруг понимаешь, что здание живет своей жизнью. Когда вместо одиночества ты испытываешь невероятное единение времени и места. Владимир Погодин сравнил это с кожей – стены словно оберегают что-то живое внутри. Я знаю, что он имел в виду. Школа – это люди. Это всегда люди.
Я видел занятие, на котором десятиклассники говорили, как за год их изменили уроки литературы. «Я прятался от проблем, долгов по учебе и обязательств, оправдываясь глупостью, нехваткой времени и плохим самочувствием, – это было начало моей небольшой инициации не только в литературе, но и в жизни», – сказал старшеклассник Матвей. Тот самый Матвей, который в начале года объяснял Анастасии Серазетдиновой, в каком гробу он видел русскую классику, теперь на моих глазах рассказывает о том, как провел каникулы в компании с Раскольниковым. «Я не всегда был с литературой, зато литература всегда была со мной», – сказал он. «В такой эволюции и состоит мой личный успех как преподавателя, – скажет мне Настя. – Ведь главное, чтобы ребенок встретился не с тобой, учителем. Главное – чтобы он встретился с самим собой».
Я видел, как в школе устроили день, когда преподаватели ходят на уроки друг друга, а потом по очереди делятся собственными наработками. Сначала застенчиво, потом все смелее, они будут рассказывать о придуманном для учеников квесте, когда ровно в восемь вечера в чате «Телеграма» появляется вопрос от учителя. И первый, кто напишет на него ответ, получает заветную пятерку. Но открытием этот эксперимент станет для преподавателя. После первого же вопроса ученики попросят давать им задания, для решения которых они будут сидеть и размышлять, а не «гуглить» ответ. Ведь думать куда интереснее.
Наконец, учителя будут рассказывать о своем эксперименте: без всякого объяснения они раздадут детям лист бумаги, клей и вырезки текста с определенными словами. Ребенок сам должен будет понять, как все это расположить и связать с пройденной темой. Фрагмент задачи, о смысле которого нужно было догадаться, сработал куда лучше в подробностях прописанных условий.
И я видел, как учителя загораются, с жаром обсуждают идеи друг друга и внезапно понимают, что они не одни, что у каждого есть своя личная копилка идей. Как у повара, врача или музыканта – вереница заготовок, каждую из которых ты можешь применить в нужный момент. И я думаю, как правдивы слова о том, что едва ли не самое важное для учителя сегодня – видеть другой опыт и делиться своим.
Как потрясающе просто использовать гаджеты в качестве образовательного инструмента – публикуя личные находки, приемы, примеры. И вдруг из разных точек, как Солнечная система, выстроится глобальное сообщество. То, которое создаст новые школы, без ожиданий, что кто-то даст им для этого указания. Сообщество, которое изменит все, что нам сегодня не нравится в школах.
Наивно? Два года назад я бы подумал именно так. Но я кое-что видел за время, проведенное в поездках по стране с «Другой школой». Как люди после книги возвращаются к заброшенному образованию, создают свои школы, пробуют, экспериментируют и используют идеи и инструменты, которые в конце концов наталкивают их на что-то новое. Как говорил Стив Джобс в самом знаменитом ролике Apple: «Только безумцы, которые наивно полагают, что могут изменить мир… в конце концов его и меняют». Монологи всех встреченных мной людей не оставляют сомнений в правдивости этих слов: весь мир состоит из взаимодействия, и мы сами зависим от других. Нам нужно объединяться вместе, чтобы познавать и делиться тем, что мы поняли.
Я подхожу к стене, у которой 14 часов назад началось мое путешествие. Теперь на ней развешаны детские фотографии преподавателей – черно-белые портреты, взятые из невидимых школьных фотоальбомов. Встретиться с самим собой? Кажется, только сейчас, в свои 33, я пришел на эту встречу и знаю, что нужно сказать. Потому что тем самым человеком, который покажет, что можно быть взрослым и счастливым и научиться проживать каждый миг, – стал для себя я сам.
Рядом лежит маркер, и я подхожу к уголку стены, где написанные мной слова будут видны не сразу. Но я буду знать, что они там – хотя бы на несколько часов. Буква за буквой, я начинаю писать письмо самому себе. В детство.
Так, как мог бы обратиться ко мне человек, который меня знал. Так, как теперь я знаю себя.
Саня, привет.
Надеюсь, это письмо застанет тебя на даче, где ты сейчас занимаешься математикой или сидишь за печатной машинкой в своих самодельных очках из проволоки.
Угадал?
Если ты сейчас там, я тебя сразу попрошу кое-что сделать. Подойди к бабушке с дедушкой, попроси их сесть вместе и сфотографируй. Знаю, знаю, ты и так с ними каждый день, целый месяц этого короткого лета, а дедушка не дает тебе покоя уравнениями (пропусти мимо ушей все его фразы, что тебе понадобится математика, – поверь, она тебе не нужна! Скажи ему, что хочешь больше читать, пусть чаще видит тебя с книжками). У тебя осталось несколько кадров в твоем фотоаппарате? Сделай, пожалуйста, их совместный портрет. Просто поверь: так надо. Пусть у тебя будет эта фотография – где они вдвоем и счастливые. Потом тебе будет ее не хватать.
И еще кое-что. Проведи несколько дней с дедушкой в разговорах. Помнишь, как он на каждый твой вопрос: «А это возможно сделать?» – всегда отвечал: «Конечно»? Помнишь, что он ни разу не сказал тебе, что что-то может не получиться? Ты мне сейчас не поверишь, если я тебе это скажу, но это будет главным его подарком тебе. Чувство уверенности, что все и всегда выполнимо.
А пока – поговори с дедушкой, и неважно о чем. Он скоро начнет многое забывать и все чаще будет молчать. У тебя в запасе не так много времени.
Запомни несколько мелочей, которые для тебя сейчас кажутся привычными. Как выглядит дача. Как ты бегал под дождем и пел песни. Как вы всей семьей делили одну клубнику на много частей – ту, что бабушка и дедушка берегли для тебя (ты вообще заметил, что они никогда не едят ягоды, за которыми ухаживают полгода?). Вот тебе, кстати, информация из будущего: дедушка на самом деле любит сладкое, просто всю жизнь отдавал конфеты тебе и бабушке. Не спрашивай меня, знала ли об этом бабушка, я так и не успел этого спросить. Просто когда у тебя появятся деньги, привози дедушке конфеты. Тайком, чтобы никто не видел. Пусть это будет его личный запас.
Я тебя еще кое-что попрошу сделать. Ты зря дневник свой забросил. Записывай все, что чувствуешь, – сиюминутные эмоции, мысли, впечатления. Поверь, довольно скоро (куда раньше, чем ты думаешь) это будет казаться кадрами из кинофильма, в котором играл кто-то другой.
Знаешь, там, откуда я пишу, времени стало меньше. Все время кажется, что ты чего-то не успел, не сделал, не сказал. Поэтому не бойся говорить тем, кто рядом, о том, как они на тебя повлияли. И не пугайся, что постепенно действительно близких людей будет становиться меньше – пока не останутся только самые важные, настоящие. Так надо.
Ну ладно, ты же о будущем хочешь узнать, да? Вот прямо сейчас вернись за мраморный столик, переставь каретку печатной машинки, заправь новый лист (их там куча лежит в шкафу в комнате, я же помню) и на секунду остановись. Готов? Ровно так выглядит твое будущее. Честно. Ты даже не представляешь, как тебе повезло знать, чем ты будешь заниматься в жизни. А еще больше повезло даже не задумываться о том, что все могло быть иначе.
Смотрю на тебя и думаю, как забавно. Ты сейчас такой веселый и, как сказала твоя учительница английского, «коммуникабельный». Но только ты и я знаем, как тебе одиноко внутри. Ты зачем-то думаешь, что никто и никогда не примет тебя настоящим, поэтому нельзя показывать свою грусть. Это неправда, Сань. Как бы я хотел тебе сказать, что все однажды изменится. Ты безумно влюбишься и будешь любим самым удивительным человеком на свете (случится это неожиданно и куда позднее, чем ты думаешь), и вещи будешь делать невероятные, и даже группу свою музыкальную соберешь. Песни запишешь – те, что сейчас сочиняешь для себя и издаешь в виде картонных дисков. Представляешь? Все, что ты задумал, сбудется.