Однажды, когда Вивальдо служил в армии, он и его цветной дружок, получив увольнительную, напились до чертиков в Мюнхене. Был поздний вечер, они веселились где-то в погребке, на столах горели свечи. Рядом сидела девушка. Кто кого подначил? Смеясь, они расстегнули брюки и продемонстрировали ей – каждый – свое мужское достоинство. Не только девушке, но и друг другу. Девушка невозмутимо поднялась и пошла прочь со словами, что не понимает американцев. Но на самом деле она прекрасно все поняла: эта немая сцена разыгрывалась вовсе не для нее. Соблазнять друг друга они тоже не собирались – у них и на уме того не было. Скорее всего, они просто хотели наконец выяснить, кто же из них лучше как мужчина. Интересно, что тогда подумал чернокожий парень? Нет, главное – что подумал он сам? А он подумал: черт, у меня все в порядке. Оставалось, правда, некоторое сомнение – вдруг его цветной дружок лучше показывает себя в деле, но в целом он почувствовал облегчение. Они играли в открытую – только что не водрузили свои причиндалы прямо на стол, и у Вивальдо все было нисколько не хуже, а размеры у негра оказались вовсе не устрашающие.
Он улыбнулся – клянусь, мой будет побольше, – но после в ночных кошмарах видел иногда своего бывшего армейского дружка, тот мчался за ним через бурелом, а настигнув на краю пропасти, угрожал с ножом в руках скинуть его с отвесной скалы прямо в море. Во всех этих снах он жаждал мести. За что?
Вивальдо снова сел за письменный стол. Слова на торчавшей из машинки странице казались ему загадочней иероглифов. Он перечел напечатанное и не увидел там никакого смысла. На этой странице ничего не происходило. Он вернулся к окну. Уже совсем рассвело, и на улице, как и положено, появились люди. Коротко стриженная высокая девушка в очках быстро шла по тротуару. Распахнул свои двери продовольственный магазинчик. Его хозяин, старый румын, вносил внутрь ящик с молочными бутылками. Вивальдо опять подумал, что неплохо было бы немного поспать. Сегодня он встречается с Идой, и они вместе идут на ланч к Ричарду и Кэсс. А сейчас уже восемь!
Он растянулся на кровати, уставившись в трещину на потолке и думая об Иде. Первый раз Вивальдо увидел ее почти семь лет назад, ей было всего лет четырнадцать. Руфус обещал сводить ее куда-нибудь в праздничные дни, деньги на поход он одолжил у Вивальдо, может, поэтому и пригласил друга сопровождать их. Старик, ну не могу же я подвести сестренку.
День был вроде сегодняшнего – солнечный и холодный. Руфус непривычно много молчал, да и Вивальдо чувствовал себя не в своей тарелке. Ему казалось, он делает что-то не то. Но Руфус пригласил его, он принял приглашение, и пути назад ни для кого из них уже не было.
В час дня они подошли к дому. Дверь им открыла миссис Скотт. По одежде, темно-синему выходному платью, несколько коротковатому для нее, можно было заключить, что она тоже куда-то собралась. Над ее короткой стрижкой изрядно потрудились щипцы. Она легко коснулась губами щеки Руфуса.
– Как поживает мой шалун? – спросила она.
– Привет, – сказал Руфус, широко улыбаясь. На его лице появилось выражение, которого Вивальдо никогда раньше не видел. Щеки его окрасились румянцем удовольствия и радости, как будто его мать, стоящая между ними в синем платье, туфлях на высоких каблуках, с головой в кудряшках, сделала что-то необыкновенное. Тот же румянец зажегся и на более темном лице матери, улыбнувшейся ему в ответ. Казалось, она, оглядев сына с головы до ног, сразу поняла, как обстоят его дела.
– Это мой друг, – сказал Руфус. – Вивальдо.
– Здравствуйте, – она быстрым движением пожала ему руку. Ее поспешность проистекала вовсе не из равнодушия или невежливости, а просто от отсутствия привычки. Она видела в нем только друга Руфуса, пришельца из того мира, который избрал ее сын. – Садитесь, пожалуйста. Ида сейчас выйдет.
– Она готова?
– Господи, да она только и делает все эти дни, что готовится. Совсем меня с ума свела. – Они сели. Вивальдо устроился рядом с окном, глядящим на грязный двор, куда вели черные ходы нескольких домов. Из приоткрытого окна напротив глазел на улицу негр. Несмотря на холодную погоду, на нем ничего не было, кроме майки. На дворе валялись пустые консервные банки, бутылки, клочки бумаги, отбросы и росло одинокое дерево.
– Если бы что-то помешало тебе прийти, представляю себе, какой стоял бы вой и плач. – Мать замолчала, глянув на дверь, ведущую в глубь квартиры. – Может, выпьете пивка, пока ждете?
– И это все, что ты можешь предложить? – поинтересовался с улыбкой Руфус. – А где Берт?
– Не вернулся из магазина. Ты ведь знаешь своего отца. Он расстроится, что не увидел тебя. – Она повернулась к Вивальдо: – Хочешь пива, сынок? К сожалению, ничего больше нет…
– Пиво – это прекрасно, – успокоил ее Вивальдо. – От кружки не откажусь.
Мать Руфуса поднялась и направилась на кухню.
– А чем занимается твой друг? Он музыкант?
– Нет, – ответил Руфус. – У него нет никаких талантов.
Вивальдо густо покраснел, миссис Скотт вернулась с пивом и тремя стаканами. Походка у нее была величественная и грациозная.
– Не обращай внимания на моего сына, – сказала она, – в нем бес сидит и его подзуживает. Сколько его ни гнали – все без толку. – Наливая Вивальдо пива, она дружески улыбнулась ему. – Ты держишься слишком робко. Смелей! Помни, ты здесь у себя дома. Тебе здесь рады. – С этими словами она вручила ему стакан.
– Спасибо, – поблагодарил Вивальдо. Он отхлебнул глоток, подумав, как удивилась бы она, узнав, что в родном доме ему никто не бывает рад. А может, и не удивилась бы.
– А у тебя, старушка, такой вид, будто ты тоже куда-то намылилась.
– Да нет. Ничего особенного, – запротестовала миссис Скотт. – Просто иду навестить миссис Брэйтуэйт. Помнишь ее дочь, Вики? Так вот, она родила. Мы собираемся к ней в больницу.
– У Вики ребенок? Уже?
– Молодые теперь спешат жить. – Она засмеялась и отхлебнула пива. Руфус взглянул на Вивальдо, нахмурившись.
– Вот дела, черт подери, – сказал он. – Ну и как она себя чувствует?
– Неплохо, учитывая обстоятельства. – Из последующей паузы можно было заключить, насколько эти обстоятельства серьезны. – У нее прекрасный мальчуган, весит семь фунтов. – Она хотела еще что-то прибавить, но тут в комнату вошла Ида.
Она и тогда была довольно рослой, почти такой же, как сейчас. Чувствовалось, что девочка тоже поработала с расческой и щипцами. То, что Ида запомнилась Вивальдо с косичками, объяснялось, видимо, тем, что волосы ее были завиты тугими локонами по всей голове. Длинное синее платье из шелестящей ткани стояло ниже талии колоколом, открывая тонкие стройные ноги.
Она смотрела только на брата, широко, по-детски улыбаясь. Вивальдо и Руфус поднялись ей навстречу.
– Видишь, я тут как тут, – улыбнулся ей Руфус, и они с сестренкой поцеловались. Мать стояла рядом, глядя на детей с горделивой улыбкой.
– Вижу, – сказала Ида, отстраняясь от него со смехом. Ее радость от встречи с братом была такая неподдельная, что Вивальдо почувствовал мучительную зависть, вспомнив свой дом и свою сестру. – А я все думала, сумеешь ли, ведь ты был так занят последнее время.
Последние слова она произнесла совсем по-взрослому, с наигранным недовольством, в котором ощущалась и гордость за могущественного и талантливого старшего брата, по чьей милости ей приходится страдать. На Вивальдо Ида не смотрела, хотя остро ощущала его присутствие. Только Руфус мог разрешить девочке заметить его.
И разрешение последовало. Руфус, держа руку на шее сестры, тихонько повернул ее к Вивальдо.
– Со мной друг, Вивальдо Мур. А это моя сестренка Ида.
Они пожали друг другу руки. Ее рукопожатие было таким же быстрым, как и у матери, только посильнее. И взгляд, который она бросила на Вивальдо, был другим, она смотрела на него как на овеянного славой незнакомца, возвышенного в этом мире не только из-за своих личных заслуг, но и по причине близости к брату.
– Ну так куда же мы отправимся, юная леди? – спросил, слегка поддразнивая сестру, Руфус.
Он глядел на нее, улыбаясь. В атмосфере теперь ощущалась некоторая напряженность, она вошла в комнату вместе с девушкой, которая скоро обратится в женщину. Ида стояла как мишень и приз, чья-то будущая добыча. Кто-то скоро возьмет ее след.
– Не знаю, – сказала она. – Куда хочешь.
– Ты такая нарядная, не будешь нас стыдиться?
Он и сам был одет с иголочки – в свой лучший темный костюм, отменную рубашку и позаимствованный у Вивальдо галстук. Ида и мать рассмеялись.
– Ладно, парень, перестань мучить сестру, – сказала миссис Скотт.
– Ну, надевай пальто, – скомандовал Руфус. – Пора идти.
– Далеко?
– Достаточно далеко, так что надевай пальто.
– Ей неважно, далеко или близко. Она хочет выяснить, куда вы идете и когда вернетесь.
Ида направилась к двери, через которую вошла, и остановилась в нерешительности.
– Ну иди же, – торопила ее мать, – возьми пальто и мое тоже захвати. Я дойду с вами до конца квартала.
Ида вышла, а миссис Скотт, улыбнувшись, произнесла:
– Она была бы очень недовольна, если б и я поехала с вами. Ей хочется, чтобы сегодня ты принадлежал ей одной. – Она взяла пустые стаканы и понесла их к раковине.
– Когда они были поменьше, – сказала она Вивальдо, – Руфус в глазах Иды всегда бывал прав. – Она подставила стаканы под струю воды. – Ида боялась темноты, но, помилуйте, сколько раз она посреди ночи вылезала из-под одеяла – и бегом по темной квартире прямо в постель к Руфусу! Как будто ей с ним спокойнее. Не знаю почему. Ну а Руфус особенного внимания на нее не обращал.
– Неправда, – возразил Руфус. – Я всегда любил свою маленькую сестренку.
Мать поставила стаканы сушиться и вытерла руки. Посмотревшись в ручное зеркальце, пригладила волосы и осторожно надела шляпу.
– Ты ее ужасно дразнил, – сказала она.
В пальто, отороченном мехом, вошла Ида, держа в руках пальто матери.