Лежа на спине, Руфус тяжело дышал. Теперь он слышал доносившуюся из комнаты музыку и гудки на реке. Мощь соития напугала его, в горле пересохло, там, где на теле остались мокрые пятна, он чувствовал холод. Девушка прикоснулась к нему, заставив испуганно вздрогнуть. С трудом он заставил себя повернуться к ней и заглянуть в лицо. В ее впавших, потемневших глазах все еще стояли слезы, на губах робко дрожала ликующая улыбка. Руфус притянул ее к себе, мечтая лишь о покое. Он надеялся, что у нее хватит ума помолчать, но услышал: «это было чудесно», и почувствовал на губах поцелуй. И эти слова, не вызвав в нем ответной нежности и не избавив от невесть откуда взявшегося мистического ужаса, вдруг вновь пробудили желание. Руфус сел.
– Забавная ты девчонка, – проговорил он, вглядываясь в нее. – Что ты скажешь мужу, когда заявишься к нему с черным малышом?
– Тебе не стоит беспокоиться, – сказала девушка. – У меня не будет больше детей. – Она ничего не добавила, хотя ей явно было что сказать. – Он выбил из меня и это, – призналась она наконец.
Ему захотелось услышать историю ее жизни. И в то же время не хотелось ничего знать.
– Пойдем умоемся, – предложил он.
Она положила голову ему на грудь.
– Мне страшно возвращаться туда.
Руфус засмеялся и погладил ее по голове. В нем вновь затеплилась нежность к девушке.
– Не собираешься же ты провести здесь ночь?
– А что подумают твои друзья?
– Послушай, Леона, полицию они уж никак не позовут. – Он поцеловал ее. – Ничего плохого они не подумают.
– Ты пойдешь со мной?
– Ну, конечно, пойду. – Руфус отстранил ее, окинув взглядом с головы до ног. – Все в порядке, одерни только одежду, – и он любовно провел рукой по ее телу, – ну и еще пригладь волосы вот так, – и он откинул пряди с ее лба.
Она не спускала с него глаз.
Руфус с удивлением услышал свой голос: «Я тебе нравлюсь?»
Она нервно сглотнула. Руфус видел, как у нее на шее пульсирует жилка. Девушка казалась ему сейчас совсем беззащитной.
– Да, – сказала она и потупилась. – Руфус, – опять заговорила она, – ты действительно мне очень нравишься. Постарайся не делать мне больно.
– С какой стати, Леона? – Он нежно гладил ее шею, серьезно глядя в глаза. – Почему ты думаешь, что я могу сделать тебе больно?
– Люди обычно именно так поступают друг с другом.
– Тебя кто-то обидел, Леона?
Она молчала, уткнувшись лицом ему в ладони.
– Мой муж, – наконец выговорила она. – Мне казалось, он любит меня, но он совсем не любил… я знала, что он груб, но не думала, что он еще и подлый. Какая уж тут любовь, если он отобрал у меня моего малыша и отправил его куда-то?
Девушка смотрела на Руфуса глазами, полными слез.
– Называл меня никудышной матерью, потому что я пила. Действительно тогда я много пила, но иначе жизни с ним не вынести. А для сына я ничего не пожалею, соринки не дам на него сесть.
Руфус молчал. На темнокожую руку капали ее слезы.
– Он и теперь живет в нашем доме. Я говорю о муже. Вместе с моими матерью и братом, они с ним заодно. Тоже считают меня никчемной. Если все время говорить, что ты бестолочь, – сделала она попытку пошутить, – можно и впрямь ею стать.
Руфус заставил себя забыть все вопросы, которые собирался задать ей. Холод пробирал до костей, он был голодный как собака, хотелось пить и еще поскорей очутиться дома в постели.
– Ладно, – сказал он. – Обижать тебя я не собираюсь.
Он встал, направляясь к балконным дверям. Идти мешали приспущенные и болтавшиеся на ногах брюки; он подтянул их, ощущая внутри клейкую массу, и застегнул молнию, стараясь держать ноги пошире. Небо алело. Звезды исчезли вместе с огоньками на побережье Джерси-сити. По реке медленно ползла груженная углем баржа.
– Как я выгляжу? – спросила Леона.
– Прекрасно, – ответил Руфус и не солгал. Девушка напоминала сейчас уставшего ребенка. – Поедем ко мне?
– Если ты хочешь, – сказала она.
– Именно этого я и хочу. – Но сам диву давался, зачем она ему понадобилась.
Зашедший к ним назавтра, во второй половине дня, Вивальдо застал Руфуса еще в постели. Леона возилась на кухне, готовя завтрак.
Она-то и открыла Вивальдо дверь. Руфус наслаждался ситуацией: Вивальдо изумленно переводил взгляд с Леоны, утопавшей в мужском халате, на восседавшего в постели среди скомканных одеял совершенно голого Руфуса.
Ну что, белый либерал, пробрало тебя, ублюдка, насмешливо подумал Руфус.
– Привет, мужик, – поздоровался он. – Входи, гостем будешь. Поспел как раз к завтраку.
– Я уже завтракал, – отказался Вивальдо. – Вижу, я здесь лишний. Загляну попозже.
– Не валяй дурака. Входи. Это Леона. Познакомься, Леона, это мой друг, Вивальдо. Его полное имя Дэниел Вивальдо Мур. Итальяшка с ирландскими предками.
– Руфус погряз в предрассудках, – сказала, улыбаясь, Леона. – Заходите.
Вивальдо неуклюжим движением закрыл за собой дверь и присел на край кровати. Когда он чувствовал себя неловко, а такое бывало частенько, его руки и ноги как бы вытягивались, становясь чудовищно непропорциональными, и он путался в них, словно обрел конечности совсем недавно.
– Может, вы хоть что-нибудь проглотите, – сказала Леона. – Еды много, все будет готово с минуты на минуту.
– Пожалуй, выпью чашечку кофе, – произнес Вивальдо, – если, конечно, у вас не найдется пива. – Он взглянул на Руфуса. – Вижу, вечеринка удалась.
Руфус расплылся в улыбке.
– Совсем неплохо было.
Леона открыла банку и, перелив пиво в стакан, поднесла его Вивальдо. Он взял стакан, поблагодарив ее своей мимолетной цыганской улыбкой и слегка расплескав содержимое.
– Тебе налить, Руфус?
– Нет, киска, пока не надо. Сначала поем.
Леона снова скрылась на кухне.
– Типичная южанка, правда? – сказал Руфус. – Они умеют там воспитывать своих женщин, учат, как ухаживать за мужчинами.
Из кухни послышался смех Леоны.
– Они только этому нас и учат.
– А что тебе еще надо знать, киска? Ты и так умеешь сделать мужчину счастливым.
Руфус и Вивальдо обменялись понимающими взглядами. Вивальдо широко улыбнулся.
– Так что, Руфус, поднимешь ты сегодня свой зад?
Отбросив одеяло, Руфус соскочил с постели, зевнул и, вскинув руки, потянулся.
– Ну и видок у тебя сегодня, – сказал Вивальдо, бросая другу трусы.
Руфус натянул трусы, затем влез в старые серые слаксы и накинул выцветшую зеленую рубашку спортивного покроя.
– Жаль, что тебя вчера не было. Там такую травку давали – закачаешься.
– У меня вчера и без того проблем хватало.
– Опять Джейн? И, конечно, ссорились?
– Она напилась и несла всякую дичь. Ты ее знаешь. Больной человек, не может с собой совладать.
– То, что она с придурью, я знаю. А вот что с тобой?
– Наверное, получаю, что заслужил. Может, втайне хочу, чтобы меня так прикладывали.
Они прошли к столу.
– Вы первый раз в Гринич-Виллидж, Леона?
– Нет, бывала и раньше. Но пока не узнаешь людей, место так и остается чужим.
– Теперь вы знаете нас, – сказал Вивальдо, – а, между нами говоря, мы здесь знаем всех. Покажем вам все самое интересное.
Руфуса почему-то раздражала манера разговора Вивальдо с Леоной. Радостное настроение улетучилось – как не бывало, в душе зародились дурные подозрения. Он бросил украдкой взгляд на Вивальдо, тот потягивал пиво, поглядывая на Леону со своей непроницаемой улыбкой – слишком уж открытой и добродушной: поди пойми, что под ней таится. Руфус перевел взгляд на Леону: сейчас, при дневном свете, в халате с чужого плеча, с подколотыми волосами и без всякой косметики на лице, ее и хорошенькой-то не назовешь. Может, Вивальдо смотрит на нее с презрением, как на заурядную простушку, но это означает, что Вивальдо переносит презрение и на него, Руфуса. А может, он флиртует с ней, потому что Леона кажется ему незатейливой и доступной – чего уж от нее ждать, коль она пошла даже с Руфусом.
Но тут Леона улыбнулась ему через стол. У него екнуло сердце, и сладко заныло внизу живота; вспомнив их яростную и нежную близость, он решил – черт с ним, с Вивальдо. Того, что было, Вивальдо не отнимет у него.
Руфус перегнулся через стол и поцеловал девушку.
– Можно еще пива? – попросил, улыбаясь, Вивальдо.
– Бери. Сам знаешь где, – сказал Руфус.
Леона, взяв стакан гостя, отправилась на кухню. Руфус показал язык приятелю, который насмешливо смотрел на него.
Вернувшись, Леона поставила перед Вивальдо свежее пиво и объявила:
– Вы, мальчики, не торопитесь, заканчивайте спокойно завтрак, а я пока пойду переоденусь. – Забрав свою одежду, Леона исчезла в ванной.
Некоторое время они молчали.
– Она что, останется здесь, у тебя? – задал вопрос Вивальдо.
– Еще не знаю. Ничего не решено. Хотя, думаю, она бы не возражала.
– Это видно невооруженным глазом. Но квартирка тесновата для двоих.
– Можем найти что-нибудь попросторнее. Кроме того, ты ведь знаешь, я чертовски мало нахожусь дома.
Вивальдо некоторое время обдумывал его слова, наконец осторожно произнес:
– Надеюсь, ты понимаешь, дружок, это, конечно, не мое дело, но…
Руфус взглянул на него.
– Она разве тебе не нравится?
– Напротив, очень нравится. Милая девушка. – Вивальдо отхлебнул пива. – Вопрос в том: насколько она нравится тебе?
– А ты не видишь? – ухмыльнулся Руфус.
– Говоря откровенно, нет. То есть я вижу, что нравится, но… даже не знаю.
Они снова помолчали.
– Причин для беспокойства нет, – подытожил Руфус. – Я уже большой мальчик.
Вивальдо поднял на него глаза.
– Но и мир вокруг тебя тоже большой. Надеюсь, ты подумал об этом.
– Подумал.
– Все несчастье в том, что у меня по отношению к тебе слишком отцовские чувства, сукин ты сын.
– Все вы, белые ублюдки, одинаковы.
Выйдя на улицу в воскресенье, они встретились с тем «большим миром», о котором говорил Вивальдо. Судя по неприязненным взглядам прохожих, он был настроен к ним враждебно, и Руфус понял, что совсем забыл о существовании этого мира и о его неиссякаемой способности ненавидеть и разрушать. Он не подумал, что ждет его с Леоной, потому что даже не рассматривал возможность их совместной жизни. Но она здесь, рядом, идет с ним по улице, и если он захочет, с радостью останется у него. Но за это придется платить – и немало: возможны стычки с хозяином дома и соседями, с подростками в Гринич-Виллидж и со всеми, кто приезжает сюда на уик-энд. Его семья тоже в восторге не будет. Но если у родителей протест – всего лишь привычный рефлекс на жизнь, то сестра Ида мгновенно возненавидит Леону. Она всегда ждала от Руфуса чего-то необыкновенного и, кроме того, обладала чрезмерной щепетильностью в расовых вопросах. «Будь она чернокожей, Руфус, ты и не взглянул бы на нее, – скажет Ида. – Но ты готов жить с любой швалью, если у той белая кожа. В чем дело? Ты что, стыдишься, что ты черный?»